Киевская Русь приняла крещение в 988 году. Но в интеллектуальное поле христианской Европы страна не входила ещё долго. Следующие 8 столетий отмечены нашествием на Русь татар, царствованием свыше 50 лет царя-злодея Ивана Грозного, наступившим позже "Смутным временем". В известном романе "Князь Серебряный" первый из находившихся в неблизком родстве трёх писателей графов Толстых А. К. Толстой изобразил мужское население России времён Грозного состоявшим из разбойников и опричников.
В 1868 году А. К. Толстой написал также знаменитую стихотворную "Историю государства российского", отразившуюся в рефрене:
Земля наша богата,
Порядка в ней лишь нет.
Знакомство русского дворянства с Западом произошло в ходе заграничного похода Русской армии 1813-1814 годов и отнюдь не потрафило национальному самоощущению дворянства. Правильнее сказать, что это знакомство обескуражило его.
Один из первых интеллектуалов России Пётр Чаадаев отметил в своём "Первом философическом письме": "Что бы там ни говорили, мы составляем пробел в интеллектуальном порядке". Жалоба его великого современника Александра Пушкина была более личной: "Черт догадал меня родиться в России с душой и с талантом!" Михаил Лермонтов, отправляясь на кавказскую войну, простился с родиной стихом:
Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, им преданный народ.
Творец национальной оперы Михаил Глинка, покидая родину, размечтался, по воспоминанию его сестры, в прозе: "Когда бы мне никогда более этой гадкой страны не видать!"
Чацкий в комедии "Горе от ума" А. С. Грибоедова, по принятому определению "одной из вершин русской драматургии и поэзии", обличив никудышних московских мужей:
Муж-мальчик, муж-слуга, из жениных пажей —
Высокий идеал московских всех мужей,
сделал из этого неожиданный вывод:
Вон из Москвы! сюда я больше не ездок.
Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету,
Где оскорбленному есть чувству уголок!
- Карету мне, карету!
А Николай Некрасов, возвращаясь в 1857 году из Франции в Россию, написал:
Наконец из Кенигсберга
Я приблизился к стране,
Где не любят Гутенберга
И находят вкус в говне.
Выпил русского настою,
Услыхал "е... а мать",
И пошли передо мною
Рожи русские плясать.
Русские рожи, впрочем, докучали российским аристократам, составлявшим национальную пишущую братию, не столь сильно, как евреи. Это удивляет, поскольку своё еврейское население Россия обрела лишь в результате разделов Польши – третий раздел в 1795 году и четвёртый в 1815 году. Черта оседлости отделяла евреев от главных центров страны, но наше существование всё же чем-то тревожило национальную элиту. Пушкину пришлось придумывать евреев: "Ко мне постучался презренный еврей". Не стучал к нему ни презренный еврей, никакой иной.
А чтобы рассказать о коварстве ростовщика Соломона и торговца ядом аптекаря Товия Пушкин написал "маленькую трагедию" о западноевропейском "Скупом рыцаре". В Европе невыездной Пушкин не бывал. Самого "Скупого рыцаря" "наше всё" по определению Ахматовой списал, как считают пушкинисты, со своего отца, реально скаредного. Интересно, изобразил бы таким Соломона Пушкин, если бы был знаком с исследованием Владислава Ходасевича из следующего века, доказывавшим иудейское происхождение эфиопского прадеда самого Пушкина?
Напротив, Лермонтов об еврействе своего биологического отца, можно предположить, знал. Отсюда, наверное, юношеская пьеса "Испанцы" о благородном еврее Моисее; пленительное описание "ветки Палестины", одного из самых сионистских русских стихов:
Скажи мне, ветка Палестины:
Где ты росла, где ты цвела?
Каких холмов, какой долины
Ты украшением была?
У вод ли чистых Иордана
Востока луч тебя ласкал,
Ночной ли ветр в горах Ливана
Тебя сердито колыхал?
Евреев должен был знать выросший в Малороссии загадочный Николай Гоголь, он же Яновский, то ли украинец, то ли поляк, дворянин или поповского рода. Замечательно писал по-русски, но для чтения его украинских произведений украинско-русский словарь полезен. От других великих писателей Гоголь отличался ещё тем, что в его зрелых произведениях положительных персонажей вообще нет. Мизантропическая часть характера великого писателя дополнялась тяжелыми психологическими комплексами: вторую часть своей главной книги "Мёртвые души" Гоголь собственноручно сжёг.
Запорожским казакам и их отношениям с евреями, жившими среди них, Гоголь посвятил восторженную повесть "Тарас Бульба". Я напечатал о ней эссе "Казаки и евреи, Гоголь и Бабель" (первая часть). Сейчас стал понимать повесть Гоголя иначе. Да и сам Гоголь понимал её по-разному – когда писал первую редакцию её и когда вторую.
Например: кто такие запорожские казаки: украинцы или русские? Во второй версии у Гоголя они превращаются в русских, во всяком случае погибают в бою как русские: "Пусть же цветет вечно Русская земля!"; "Пусть же. . . красуется вечно любимая Христом Русская земля!". Такое перерождение, впрочем, могло объясняться нелитературными обстоятельствами Гоголя.
Поначалу кажется, что казаков Гоголь почти идеализирует: безупречно смелые, отчаянные, самоотверженные. Демократичные: голосованием решают: идти ли на войну? А когда решили идти, то голосованием определяют: против кого?
Хотя, если внимательнее присмотреться, то они беспробудные бесчестные пьяницы: "Да сними хоть кожух! – сказал, наконец, Тарас, — видишь, как парит!" – "Не можно!" – кричал запорожец. "Отчего?" – "Не можно; у меня уж такой нрав: что скину, то пропью". Вот другой герой: "Долго бандуристы прославляли Мосия Шила. Выбрали бы его в кошевые, да был совсем чудной казак… Пропил и прогулял все, всем задолжал на Сече и, в прибавку к тому, прокрался, как уличный вор: ночью утащил из чужого куреня всю казацкую сбрую и заложил шинкарю".
Казаки бесчеловечно жестоки и нечеловечески глупы. "Дыбом стал бы ныне волос от тех страшных знаков свирепства полудикого века, которые пронесли везде запорожцы. Избитые младенцы, обрезанные груди у женщин, содранная кожа с ног по колена у выпущенных на свободу, – словом, крупною монетою отплачивали казаки прежние долги", пишет Гоголь. Повисает вопрос: что за долги? Или речь идёт о беспримерной злобе, всегда находящей, на чём заземлиться?
Я помню в русской литературе четыре описания еврейских погромов: семейная трагедия глазами десятилетнего еврея-гимназиста Бабеля в рассказах "История моей голубятни" и "Первая любовь"; национальная трагедия евреев известного Кишинёвского погрома апреля 1903 года в поэме классика ивритоязычной поэзии Хаима Бялика, замечательно переведённой на русский Зеевом Жаботинским; национальный позор погрома в провинциальном городе, описанный русским писателем Борисом Житковым в романе "Виктор Вавич" и почти весёлая картина у Гоголя.
Тут всё началось с нелепых поклёпов: "Теперь у жидов они (церкви) на аренде. Если жиду вперед не заплатишь, то и обедни нельзя править. …И если рассобачий жид не положит значка нечистою своею рукою на святой пасхе, то и святить пасхи нельзя. ...уже, говорят, жидовки шьют себе юбки из поповских риз".
Потом названа реальная причина погрома: "многие запорожцы позадолжали в шинки жидам и своим братьям столько, что они один черт теперь и веры неймет". Следствие тому: – "В Днепр их, панове, всех потопить, поганцев!" Эти слова были сигналом. Жидов расхватали по рукам и начали швырять в волны. Жалобный крик раздался со всех сторон; но суровые запорожцы только смеялись, видя, как жидовские ноги в башмаках и чулках болтались на воздухе".
Но когда дело доходит до войны, то запорожцы безукоризненны? Нет, не безукоризненны. Как глупцы могут быть безукоризненны? Перед решающей битвой с поляками казаки голосованием отправили половину войска гнаться за татарами. В результате погибли обе ослабленные половины войска.
Остаётся история самого полковника Бульбы и двоих его сыновей. Младшего, Андрия, Тарас убил сам, обогатив русскую словесность фразой: "Я тебя породил, я тебя и убью". Вина Андрия была: полюбил панночку сильнее, чем должен был ненавидеть, по мнению его отца, поляков. Старшего, Остапа, попавшего в плен к полякам, ждала казнь. А сам Тарас был "весь изрублен". В этих двух коллизиях и сошлись линии казацкого полковника и евреев.
Старый товарищ спас Тараса и привёз того, еле живого, "в самую Запорожскую Сечь". Там друг "нашел какую-то знающую жидовку, которая месяц поила его разными снадобьями, и наконец Тарасу стало лучше". Обладание евреями тайными знаниями, похоже, входило у писателя в наш образ.
Старый полковник решил найти сына Остапа, хотя бы перед казнью повидать его. Во время помянутого в начале повести погрома Тарас почти нехотя спас еврея Янкеля – тот когда-то выкупил из турецкого плена брата Тараса. Благодарность не очень-то входит в добродетели казаков.
Теперь Тарас нашёл Янкеля и посулил тому 5 тысяч червонцев с просьбой: "я не горазд на выдумки. А вы, жиды, на то уже и созданы. Вы хоть черта проведете; вы знаете все штуки: вот для чего я пришел к тебе! Да и в Варшаве я бы сам собою ничего не получил. Сейчас запрягай воз и вези меня!" – в Варшаву, где ждёт казни Остап.
И вот в Варшаве Тарас беседует с евреями: "– Слушайте, жиды! – сказал он, и в словах его было что-то восторженное, – вы все на свете можете сделать, выкопаете хоть из дна морского, и пословица давно уже говорит, что жид самого себя украдет, когда только захочет украсть. Освободите мне моего Остапа!"
"– О, не можно, любезный пан, не можно! – сказал со вздохом Янкель. – Нет, не можно! – сказал другой жид. Все три жида взглянули один на другого. – А попробовать? – сказал третий, боязливо поглядывая на двух других. – Может быть, Бог даст". …
"– Слушай, пан! – сказал Янкель (Тарасу), – нужно посоветоваться с таким человеком, какого еще никогда не было на свете; у-у! то такой мудрый, как Соломон, и когда он ничего не сделает, то уже никто на свете не сделает. Сиди тут! вот ключ! и не впускай никого!"
Наутро предстояла казнь Остапа. Тараса переодели "в немца".
И вот они в подземелье, где держат пленных казаков. Тарас близок к свиданию с сыном. Сторож-поляк вступает с ним в беседу: "– зачем вам хочется смотреть их. Это собаки, а не люди. И вера у них такая, что никто не уважает". Злоба и ненависть к чужаку пересилили отцовские чувства Тараса, религиозностью, похоже, не отличавшегося. "– Врешь ты, чертов сын! – сказал Бульба, – сам ты собака! Как ты смеешь говорить, что нашу веру не уважают! Это вашу еретическую веру не уважают! – Эге-ге! – сказал гайдук, – а я знаю, приятель, ты кто: ты сам из тех, которые уже сидят у меня. Постой же, я позову сюда наших".
Новая взятка спасает казака и евреев. Тарас вернулся в Украину и набрал новое войско. Как погиб герой, не уступив проклятым ляхам и люльки, помнит каждый, читавший повесть о свирепом атамане.
Гоголь сохранил казакам память о геройском полковнике Тарасе Бульбе. А евреям – о беспримерной жестокости бездушных злобных казаков.
комментарии