В 2011 году вышла в свет книга под названием "Сын ХАМАСа". Написал ее Мусаб Хассан Юсеф в сотрудничестве с американским журналистом Роном Брэкиным. Мусаб Юсеф, более известный, как "Зеленый принц", сын одного из основателей террористического движения ХАМАС, духовного и идейного лидера организации, ответственного за гибель тысяч израильтян, шейха Хасана Юсефа.
Книга получила огромный общественный резонанс, а Зеленый принц тут же стал знаменитым. Журналисты боролись за право взять у него интервью, посыпались предложения о сотрудничестве. И, вместе с тем, его историей заинтересовались федеральные власти. До такой степени, что встал вопрос об экстрадиции Юсефа из США за его связи с террористической организацией ХАМАС.
Началось длительное судебное разбирательство, в результате которого всплыло имя одного из кураторов Юсефа, известного под оперативным псевдонимом Луэй, Гонена Бен Ицхака. К тому времени Бен Ицхак уже не служил в ШАБАКе, заканчивал учебу на юридическом факультете. Но по просьбе Мусаба он приехал в США, чтобы дать показания на суде. В итоге Юсеф получил возможность остаться в Америке.
О том, как сложилась судьба после службы в ШАБАК, о жестокости ХАМАС и о том, каким он видит возможность окончания войны, мы и поговорили с Гоненом Бен Ицхаком.
Бен Ицхак был призван на службу в ШАБАК в 1996 году, курировал работу осведомителей в районе Рамаллы и непосредственно участвовал в планировании и осуществлении специальных операций на палестинских территориях. Был советником при съемках первого сезона сериала «Фауда».
Одной из безусловных удач была вербовка старшего сына идейного вдохновителя и основателя ХАМАС шейха Хасана Юсефа. Зеленый принц сотрудничал с израильскими спецслужбами около десяти лет, предотвратил множество терактов и сдал десятки, а может быть, и сотни террористов властям. После окончания службы Гонен и Мусаб остались друзьями, и до сих пор поддерживают связь.
- Какие качестве необходимы для того, чтобы быть куратором? – спрашиваю я у Гонена.
- Сложный вопрос, потому что я не уверен, что могу так сходу назвать, какие качества для этого необходимы. Мне не кажется, что можно найти единый алгоритм и по нему определять, подходит человек для этой службы или нет. Конечно, в первую очередь нужно уметь выстраивать отношения с людьми. Ведь в основе лежат личные отношения между куратором и осведомителем. И, конечно, нужно нестандартное мышление. Ведь большая часть наших совместных операций, начиная от разработки и заканчивая исполнением, происходила в режиме реального времени, и часто приходилось менять план или вообще отменять его в зависимости от обстоятельств.
- Годы проведенные на службе, были счастливыми?
- Меня никогда об этом не спрашивали, а я никогда не задумывался… Я скажу так. За десять лет я полностью себя реализовал на этой работе и достиг своего предела. Я понимал, что больше не могу двигаться вперед. Это ведь не просто работа, это образ жизни, который требует постоянной отдачи.
- Но в итоге вас отстранили от службы.
- Да. Я провел операцию в нарушение правил, принятых в ШАБАКе, и меня за это отстранили. Но я честно скажу, в тот момент я уже понимал, что отдал этой службе все, что мог.
- Вы считаете, что вас отстранили несправедливо?
- Нет, ни в коем случае. Я считаю, что допустил ошибку, и был за это наказан. Вообще я считаю, что ШАБАК, как институт, построен очень разумно. Это прекрасно отлаженный механизм. Правила четко прописаны, нарушение карается очень жестко. Конечно, я пострадал, мне было непросто пережить судебное разбирательство и мою отставку. Но это была моя вина, которую я полностью признаю.
- Как же этот прекрасно отлаженный механизм проспал седьмое октября?
- Это трудная тема. Мне кажется, что главная проблема заключалась в том, что ШАБАК и другие спецслужбы относились к ХАМАСу, как к террористической организации. А она за эти годы выросла в террористическое государство.
- Вы были удивлены жестокостью ХАМАСа?
- Очень. Если бы мне за день до вторжения сказали, что ХАМАС способен совершить то, что он совершил, я бы не поверил. Мы не поняли, что Газа превратилась в государство ХАМАСа со своей армией, со своей разведкой, финансами, пропагандой. ШАБАК продолжал оценивать вероятность нападения "террористической организации", но недооценил возможность атаки со стороны ХАМАСтана, то есть целого государства. Это фатальная ошибка, которая привела к тому, что мы видели седьмого октября.
- Если бы оценка была правильной, то как бы мы действовали?
- В первую очередь, не переводили туда деньги. Вы можете себе представить, что правительство Израиля переводит деньги враждебному государству, например Ирану? Премьер-министр Израиля позволил враждебному государству Катару переводить деньги враждебному государству ХАМАСтану. Это звучит абсурдно, вам не кажется?
- То есть вы считаете, что седьмого октября все системы разом рухнули, потому что до этого много лет никто не понимал серьезности положения?
- Однозначно. Это провал, который невозможно даже осознать.
- И в нем виноваты службы безопасности? Недавний отчет ясно свидетельствует о том, что ШАБАК полностью провалил возложенную на него миссию.
- Прежде всего, в нем виновато политическое руководство, которое проводило ошибочную политику. В первую очередь, премьер-министр, который позволял террористического государству Катару кормить ХАМАС. Катар хотел стать крупным игроком на мировой арене и был заинтересован в резне. И это именно то, что случилось. Политика умиротворения, "деньги в обмен на мир", показала свою полную несостоятельность. И в этом виноват премьер-министр.
- То есть вы считаете, что наш главный враг Катар, а не Иран?
- Катар финансировал резню седьмого октября. Это нужно понимать. Иран – это мелкий игрок. Наш главный враг – Катар, который финансировал ХАМАС по разрешению правительства. Более того, возможно, и само правительство через людей Нетаньягу. И эта политика привела, в итоге, к краху всех систем. Да, ЦАХАЛ потерпел самый сокрушительный провал в своей истории. Да, ШАБАК не сумел вовремя предупредить проникновение террористов. Но виноват в этом, прежде всего, глава правительства, который допустил эту ситуацию. Синуар, увидев слабость правительства и раздробленность в обществе, понял, что настало лучшее время для атаки. И с его точки зрения, эта атака была оправдана и очень удачная. ХАМАС совершенно не волнует то, что Газа находится в руинах. Важно, что они смотрят вперед, на поколения вперед. И считают, что рано или поздно они своего добьются.
Мусаб Юсеф рассказывает, что вырос в семье, где уничтожение евреев и Израиля стало не просто идеологией, а смыслом жизни. Он сопровождал отца во время заседаний ХАМАСа, планирований нападений на израильтян, он знал об этой фабрике смерти многое, если не все. Он не раз сидел в израильской тюрьме, о которой вспоминает с откровенным отвращением. Но еще большее отвращение в нем вызывают воспоминания о пытках заключенных, заподозренных в "предательстве", другими заключенными.
- Вы, как человек, знающий арабский язык и арабскую ментальность, много лет проработавший с арабами, можете мне объяснить вкратце, чем они отличаются от нас?
- Немногим. Я как-то читал в одной статье, что одна из проблем в различии ментальностей народов Запада и народов ислама в том, что эпоха просвещения началась в мусульманских обществах на триста лет позже, чем в христианских. То есть те процессы, которые мы, как современное либеральное общество, давно прошли, в мусульманском мире все еще не пройдены.
- То есть вы хотите сказать, что западное общество, и израильское в том числе, находится ментально в двадцать первом веке, а мусульманское – в восемнадцатом?
- Нет, я говорю о том, что процессы, которые происходят в мусульманском обществе, немного более медленные, чем те процессы, которые происходят в западном обществе. И нет сомнений, что фундаменталистский, экстремистский ислам становится все сильнее и привлекает все больше последователей. И, глядя на мусульманский мир, мне кажется, что не предпринимается достаточных мер, чтобы остановить это явление. Но, если посмотреть на людей, то мы видим, что мы и они такие же люди. И они, и мы верим в Бога, пусть и называем его по-разному. И, когда говорят, что арабы понимают только силу, то я хочу спросить: а что понимают евреи? Евреи не понимают силу? К чему я веду: разница между нами и ними не такая большая, как кажется.
- Но евреи не взрывают автобусы и не похищают младенцев...
- Да, и я этому рад. В этом заключается большая и важная разница. И вот с этим, с этой ментальной разницей, и должно бороться просвещенное и либеральное мусульманское общество.
- А оно, это либеральное общество, существует?
- Да. Более того, я считаю, что в палестинском обществе преобладают те, кто не разделяет экстремистские взгляды. Не все арабы хотят уничтожить Израиль, не все мечтают убивать евреев. И это говорю я, левый израильтянин, у которого немало претензий и к нашему израильскому обществу. Но у нас в Израиле мы можем выражать свои претензии вслух, и мы не понесем за это никакого наказания. А там ситуация совершенно иная. По иронии, самой безопасной страной для евреев сейчас являются ОАЭ. Израильтяне с удовольствием ездят в Дубай и ведут дела с эмиратскими бизнесменами. Мне кажется, что сейчас у Израиля появился исторический шанс создать новую реальность на Ближнем Востоке при помощи "умеренных" арабских государств. Хотя за это, конечно, придется заплатить определенную цену, в том числе территориальную.
- Когда вы говорите про "территориальную цену" вы допускаете, что на Западном берегу мы можем получить еще одно "государство террора" по примеру Газы?
- Это легитимный вопрос, но мы должны, прежде всего, спросить себя, а как мы можем решить эту проблему?
- Может быть, ее вообще не нужно решать?
- Это тоже вариант. Я вам так скажу. Сегодня я гораздо менее категоричен, чем до седьмого октября. Потому что седьмого октября я увидел, что многие вещи, в которые я верил, которые были очевидными для меня, оказались ложью.
- А во что вы верили до седьмого октября?
- Я дам простой пример. Когда Гади Айзенкот был главнокомандующим, а Нафтали Беннет министром в правительстве, то во время одного заседания Беннет спросил: почему армия не стреляет в каждого, кто приближается к разделительному забору с Газой? Гади Азейнкот ответил: ты был офицером в армии, а я – главнокомандующий. Я тогда подумал, какой ужас, что у нас в правительстве сидят такие экстремисты, как Беннет. Нельзя же стрелять в живых людей! Но после седьмого октября я уже так не думаю. Знаете, что я думаю?
- Могу себе представить.
- Я думаю, что он был прав, а я заблуждался. Поэтому сейчас я гораздо более осторожен в своих ответах и оценках. Может быть, действительно, нет решения, как вы и говорите. Но, с другой стороны, когда предлагают решение аннексировать Иудею и Самарию, это звучит еще более абсурдно. Мы видели, что произошло на границе с Газой, хотя там все-таки была граница. И теперь мы хотим аннексировать эти территории, чтобы между еврейскими населенными пунктами и арабскими поселками вообще не было никакого разделения? Но это же абсурд!
- Так что вы предлагаете? Во время вашей службы вы как раз работали на Западном берегу.
- Я думаю, что решение о создании государства – это плохое решение. Но решение об аннексии – еще хуже. Но я не могу сказать, какое решение однозначно хорошо для Израиля. Я действительно не знаю. И не думаю, что кто-то знает. Но что я точно знаю, это то, что у нас должно быть правительство, которое мыслить стратегически, на много лет вперед. А не только мелкими интересами, кому перевести деньги из государственного бюджета.
- В этом нет сомнения.
- Хоть я и левак, но придерживаюсь правых взглядов в решении этого вопроса.
- Что это значит?
- Я считаю, что мы должны от них отделиться. А решение правых, как раз, абсолютно левое. Они говорят: мы будем жить вместе.
- То есть простыми словами, есть дикое животное, которое хочет нас растерзать. И мы должны следить за тем, чтобы клетка, в которой оно находится, всегда была заперта.
- Да. И не гладить его, и не кормить его, и не позволять другим к нему приближаться.
В своей книге Мусаб рассказывает об атмосфере насилия, страха и бесправия, в которой живет арабское общество. О постоянном чувстве опасности. О жестокости арабов по отношению друг к другу, об истязаниях, пытках, расправах. О крайней степени нетерпимости к инакомыслию и любой "инаковости", о слепой преданности клану, о невозможности даже помыслить себя вне общества.
"Среднестатистический палестинец не способен отличить тех, кто помогает ему, от тех, кто пришел его убивать, - пишет он. - Любой чужеродец несет угрозу, и эту угрозу нужно устранить".
Ненависть к чужому доходит до предела, когда речь заходит об евреях. Это не просто неприязнь к соседям, не просто зависть и обида проигравшего. Это лютая, человеконенавистническая ярость.
- Тогда объясните мне, пожалуйста. Зачем ХАМАСу отпускать заложников? Ведь они их единственный козырь и живой щит.
- Ну хотя бы для того, чтобы обеспечить себе неприкосновенность и выживание режима.
- Но когда вы призываете к "сделке любой ценой", вы, таким образом, призываете ХАМАС к новым похищениям.
- Похищения и попытки похищения будут происходить вне зависимости от того, согласимся мы на сделку или нет. Похищение людей — это не новая практика, они это делали каждый раз, когда предоставлялась возможность. Нужно ставить вопрос по-другому: что будет, если мы не освободим заложников?
- И что будет?
- Люди перестанут верить в ценности государства Израиль. В государство, которое делает все для спасения своих граждан. Тогда Израиль станет обычным государством, как все. И какая будет мотивация здесь жить? Главная причина, по которой мы здесь живем, это ощущение, что государство несет ответственность за своих граждан. Если этого не будет, то у этого государства нет шансов.
- А как заставить ХАМАС освободить заложников?
- Нужно сначала освободить заложников, а потом уничтожить ХАМАС, преследовать их до последнего боевика, как мы преследовали нацистов.
- Но вы не отвечаете на вопрос. Как заставить ХАМАС освободить заложников?
- Есть определенные способы давления. ХАМАС не живет в вакууме. Можно задействовать много рычагов, чтобы надавить на них.
- Почему до сих пор это не удалось?
- Я думаю, что еще не все рычаги задействованы. Например, их главари сидят в Катаре и наслаждаются жизнью. Можно им намекнуть, что так будет не всегда.
- Я хочу вернуться к книге Мусаба Хасана Юсефа, где он называет вас другом. Вообще часто ли случается, что осведомитель и куратор становятся друзьями?
- Это случается довольно часто, но крайне редко бывает так, чтобы эта дружба длилась после завершения службы.
- Как вы думаете, если бы людей, которые готовы разговаривать, сотрудничать и даже дружить, как вы и Мусаб, было бы больше, может быть, и ситуация была бы другой?
- Мусаб происходит из очень экстремистского слоя палестинского общества. Очень религиозного, очень деспотичного, в котором невозможно инакомыслие, не говоря уже о разногласиях. Я родился в либеральной семье, где свобода и самовыражение были абсолютно естественной средой. Нас невозможно сравнивать. В палестинском обществе далеко не все разделяют экстремистские взгляды. Но они не в состоянии противостоять фундаменталистам. У них нет для этого ни сил, ни возможностей. Они молчат, они позволяют экстремистам задавать тон. И это больное общество, которое должно пройти процесс самоанализа и излечения. Для них, чтобы ни произошло, Израиль всегда будет виноват, а они всегда будут жертвой несправедливости. Палестинцы, в массе своей, не в состоянии мыслить самостоятельно и высказывать свое мнение. Каждый, кто пытается думать иначе, немедленно объявляется "врагом" и "коллаборантом". Это то, что случилось с Мусабом. И таких людей, как он, очень мало.
- То есть изменение должно начаться с арабского общества?
- Я не хочу никому раздавать советы. Но в сегодняшнем палестинском обществе голос Мусаба услышать невозможно. И палестинцы должны задать себе вопрос: почему это так? Они обвиняют Израиль во всех своих бедах, и в чем-то они правы. Но я ни разу не слышал от них вопроса: что мы сделали не так? Они не позволяют себе даже грамма критики. Никаких рефлексий не возникает. Они точно знают, кто виноват. И в этом главная проблема.
комментарии