Любой, кто, стоя в конце железнодорожной платформы, ждал друга, вспомнит, как ошибочно принимал за него чужих людей. Форма шляпы, чуть схожая походка – и воображение рисовало живую и знакомую картинку…

(У. Липпман)

Уолтер Липпман – известный американский журналист, писатель, дважды лауреат Пулитцеровской премии, автор многочисленных статей и книг, еврей. Главной среди его книг считают "Общественное мнение". Она вышла более 100 лет назад, в 1922 г. Но, как принято говорить в таких случаях, "сохраняет актуальность". По крайней мере, во многих вопросах. Это интересное чтиво о наших предшественниках и о нас, о том, как в обществе рождаются мнения и насколько они отражают реальность.

Картинки и головах

У. Липпман рассказывает об острове в океане, на котором в 1914 г. проживали англичане, французы и немцы. Связь с большой землей осуществлял только британский почтовый пароход, который заходил в гавань лишь раз в два месяца. И вот в сентябре им сообщили, что уже более шести недель идет мировая война: англичане и французы против немцев. Все эти шесть недель представители разных национальностей вели себя как друзья, хотя формально были уже врагами...

И большая часть населения Европы ничего не знала о войне какое-то время: не шесть недель, но, может, шесть дней или шесть часов. Картинка той Европы, в которой люди жили обычной жизнью, вступила в противоречие с реальностью, где их жизнь вот-вот полетит в тартарары. Люди планировали карьеру, обдумывали проекты, питали надежды, думая, что прекрасно понимают устройство мира.

"Увы, мы весьма приблизительно понимаем действительность, в которой живем, – приходит к выводу автор, – то, что мы искренне считаем правдивой картинкой, мы рассматриваем как саму действительность... мы редко думаем о том, как обманчива наша картина мира". Зато с легкостью отмечаем абсурдность представлений людей о текущих событиях в другие времена, удивляемся, как можно было не замечать очевидного. Ретроспективно оценивая ситуацию, мы ясно видим, что мир, который необходимо было разглядеть, и тот, который люди видели, – часто вступали в противоречие. "Пока они правили и сражались, торговали и проводили реформы в мире, который они себе представляли, результаты (или их отсутствие) проявлялись в мире реальном".

До политического мира нельзя дотянуться, его нельзя увидеть и сложно познать. Человек способен охватить лишь часть реальности. Гигантские части мира ему приходится изучать и представлять в голове. События, которым человек не был свидетелем, вызывают у него мысленный образ.

"Картинки в головах людей, то, как они рисуют самих себя, других людей, их потребности, цели и взаимоотношения" Липпман и называет "общественным мнением". А те картинки, на которые оказали влияние группы людей или действующие от их имени политики, общественные деятели являются Общественным Мнением с большой буквы. Так появляется "воля нации", "общественная цель".

Псевдосреда

С точки зрения Липпмана, между человеком и средой образуется вставка – псевдосреда, на которую и реагирует человек своим поведением. Однако последствия его действий ощущаются уже в реальной среде и довольно быстро вскрываются противоречия: "приходит чувство, что ты бьешься головой о каменную стену, что учишься на собственном опыте..." В общественной жизни адаптация человека к окружающей среде происходит посредством вымысла. Под ним автор подразумевает не ложь, а представление о среде, которое в большей или меньшей степени создается самим человеком. Например, художественное произведение может иметь почти любую степень достоверности. "Настоящая среда слишком велика, сложна и мимолетна, чтобы ее можно было узнавать непосредственно". И дабы справиться с ней, ее воспроизводят в более простой модели. Человечество адаптируется к частным, групповым, классовым, профессиональным, национальным, конфессиональным и иным вымыслам, которые в значительной степени определяют политическое поведение людей.

Представление о мире определяет то, что будут делать люди, их чувства, надежды, но не определяет, чего они добьются. "На что больше всего надеются марксисты-коммунисты, те самые люди, которые громче всех трубят о своем „материализме“ и презрению к „идеологам“? На формирование группы людей, обладающих классовым сознанием, путем пропаганды. А что есть пропаганда, если не попытка преобразовать картинку, на которую реагируют люди, заменить одну общественную модель другой? Что такое классовое сознание, как не способ понимания мира? Национальное самосознание, просто с другой стороны?.." Само по себе строительство людьми теорий является доказательством, что их псевдосреда, их внутренние представления о мире выступают "определяющим элементом в мыслях, чувствах и действиях".

"И пусть в меня бросит камень…"

Большим количеством примеров вымыслов снабдила Первая мировая война: "случайный факт, живое воображение, желание верить – из этих трех элементов вырастала фальшивая реальность" В определенных условиях люди реагируют на вымысел так же сильно, как и на реальную действительность. "И пусть в меня бросит камень тот, кто... не поверил ни одной байке о кровавых злодеяниях, не имея на то прямых доказательств, и кто ни разу не видел заговора, предателя или шпиона там, где их на самом деле не было. Пусть бросит камень тот, кто никогда не выдавал за объективную, но скрытую от общественности правду то, что он слышал от кого-то на деле столь же неосведомленного".

Эксперименты психологов показывают: даже очевидцы, непосредственно наблюдающие за тем или иным инцидентом, событием, часто не в силах воскресить в памяти исходную картину произошедшего, не могут адекватно описать ее, допускают большое количество ошибок, а в ряде случаев часть деталей предстает чистой воды выдумкой из разряда сказок и легенд. Факты, которые мы видим, зависят от того, где мы находимся и что привыкли видеть. В изначальном сюжете что-то подчеркивается, искажается и приукрашивается теми умами, которые этот сюжет обрабатывают. Они сами что-то привносят в событие, а что-то убирают, и чаще всего его описание на самом деле становится его преобразованием. Происходят искажения при укладке события в очень короткие сообщения, заметна проблема отображения сложных вещей при скудном словарном запасе. В результате мало какие факты в сознании – реально исходные данные. Большинство – выдумка. "Представьте, что пьесу Шекспира переписывали каждый раз, когда она ставилась на сцене, изменяя по просьбе актеров и зрителей акценты и общий смысл".

"Привратник на бале-маскараде"

Каждый из нас живет и работает на маленьком участке земной поверхности, общается с ограниченным кругом лиц – говорит Липпман. Любое общественное событие с большими последствиями мы видим в лучшем случае только с одного ракурса. Это верно и для высокопоставленных лиц, которые пишут законы и дают распоряжения. В то же время общественные мнения охватывают большее количество вещей, чем люди в состоянии наблюдать непосредственно. Их нужно собирать по крупицам на основе чужих сообщений и своего воображения. И многое при этом неясно. "Непонятный нам иностранный язык всегда кажется тарабарщиной, невнятной болтовней… Сельский житель на многолюдной улице, „сухопутная крыса“ в море, профан в спорте на соревновании профессионалов… Для приезжего все люди незнакомой расы… на одно лицо… Если мы что-то не понимаем, мы видим лишь расплывчатое пятно и какое-то хаотичное мельтешение".

В объемной жужжащей суматохе внешнего мира люди различают то, что культура уже за них охарактеризовала и склонны воспринимать это в стереотипной форме, которую она для них создала. В течение жизни у человека складывается ряд образов, которые замещают реально происходящие события. Они проистекают от нравственных норм, искусства, литературы, общественной философии, политических дискуссий. На пути к сознанию информация проходит через фильтры общепринятых образцов, стандартных вариантов, сложившихся моделей, культурных кодов. Люди часто рисуют в голове картинку того, с чем еще не столкнулись: "Заранее выработанные мнения, если только образование не подарило нам возможность четко понимать происходящее, серьезно регулируют весь процесс восприятия". Появившись, они затмевают свежий взгляд старыми образами, проецируя в мир воскресшее из памяти. Когда система стереотипов закрепляется прочно, внимание привлекают те факты, которые систему поддерживают, а не те, что ей противоречат. Философия из набора образов не только описывает мир, который не виден, но и оценивает его. Стереотипы наполнены симпатиями и неприятием, страхами, страстями, сильными желаниями, гордостью и надеждой.

"Стереотип – это нечто устоявшееся, как… привратник на бале-маскараде, который судит, уместен костюм у гостя или нет. Нет ничего более закоснелого, не поддающегося критике, чем стереотип". Однако, по Липпману, стереотипы имеют не только отрицательные, но и положительные стороны. В них проявляется элемент экономии. Ведь "попытка смотреть на вещи, как в первый раз, разглядывая все детали, не видя в них нечто типичное и универсальное, утомительна и в нашей суетной жизни практически не осуществима". В окружающей среде есть полезное с практической точки зрения единообразие, иначе "человеческая привычка принимать ожидание за обозримую реальность вела бы не к экономии, а к ошибкам. Однако единообразие может быть довольно точным, а потребность экономить внимание – неизбежна, так что отказ от всех стереотипов ради свежего подхода к опыту обеднил бы человеческую жизнь".

Марксизм – не обязательно Карл Маркс

Стереотип стереотипу – рознь. Значение имеет их характер и степень доверчивости, с каковой они используются. Скажем, если "мы смотрим на жизнь сквозь призму классовости, наши стереотипы о том, что из себя представляют лучшие люди и низшие классы, не будут иметь ничего общего с реальностью. Чуждое будет отторгнуто, то, что не вписывается в систему, пролетит мимо. Мы не замечаем того, что наши глаза не привыкли учитывать".

Сравнительно небольшое число людей в каждом поколении занимается упорядочиванием стереотипов, построением систем – законов политической экономии, принципов политики и т. д. Без этого большинство опиралось бы на довольно бессистемный и изменчивый набор образов. Говоря о культуре, традициях, вспоминают об этих системах, доведенных до совершенства гениями мысли. Но, как подчеркивает Липпман, история оперирует не идеями в формулировках гениев, а неустойчивыми имитациями, копиями, подделками, аналогиями и искажениями в умах отдельных людей. "Марксизм – это не обязательно то, что написал Карл Маркс в „Капитале“, а то, что считают правильным враждующие между собой секты последователей, каждая из которых претендует на истинную веру. Из Евангелия нельзя вывести историю христианства, как и из Конституции США – политическую историю Америки". Важно, как читается Евангелие и трактуются проповеди, как интерпретируется и применяется Конституция. Именно это распространяется среди людей и сказывается на их поведении.

Стереотипы могут быть в форме предубеждений. Если объект благополучно соответствует ожиданиям, то стереотип подкрепляется. Например, человек заранее считает, что японцы хитры, и, к несчастью, сталкивается с парочкой непорядочных японцев. Когда же опыт противоречит стереотипу, то возможны два варианта. Если человек уже закостенел или ему по каким-то причинам крайне неудобно пересматривать свои стереотипы, то он отмахивается от противоречия, считая его исключением, подтверждающим правило, компрометирует свидетеля, находит в случившемся некий изъян. Однако, если у него остаются еще любознательность и непредвзятость, то он принимает во внимание новизну события, и в результате меняется картина мира.

Ядро традиции

Помимо экономии усилий, журналист Липпман находит и другую причину частой приверженности стереотипам, хотя можно бы смотреть на мир более непредвзято. "Система стереотипов – ядро нашей личной традиции, защита нашего положения в обществе. Она представляет собой упорядоченную, более или менее логичную картину мира, к которой приспособились наши привычки, вкусы, способности, жизненные блага и надежды… уютно, будто старый ботинок".

Неудивительно, что нарушение стереотипов представляется посягательством на основы мироздания, на основы нашей вселенной, и неприятно признавать, что между нашей вселенной и Вселенной есть какое-то различие. "Мир, в котором те, кого мы уважаем, оказываются подлецами, а те, кого презираем, оказывается, благородны, действует на нервы". Модель стереотипов не выступает нейтральной. Это не просто способ заменить порядком большую и путанную реальность, но и "гарантия нашего самоуважения, проецирование на мир ощущения своей ценности, своего положения и своих собственных прав". К стереотипам прилагаются сильные чувства.

Факторы против фактов

Среди других причин, позволяющих внутренней картинке часто вводить людей в заблуждение о мире внешнем – факторы, ограничивающие доступ людей к фактам: цензура, локальные социальные контакты, нехватка времени для общественных дел.

На примерах Первой мировой войны журналист показывает, как работает пропаганда, цензура, как отбираются выверенные фразы. Например, даже в худший момент масштабной битвы при Вердене главнокомандующий французской армией Жозеф Жоффр "встречался со своим штабом, и они спорили о существительных, прилагательных и глаголах" перед их появлением в газетах. Прочитавшие их люди во Франции и странах-союзниках должны были продолжать надеяться на победу и в то же время быть готовыми без паники принять возможное поражение.

Или вот почти дня не проходило, чтобы в сводках не приписали немцам тяжелые потери. "Группа людей, которые способны лишить других доступа к событию, излагают новости о случившемся исключительно в соответствии со своими целями". Они использовали свою власть, чтобы граждане стран-союзников "видели боевые действия так, как должны были их видеть". Предполагалось, что они натолкнут людей на нужное умозаключение: война на истощение идет в пользу французов… Таким образом, контролировавший все новости с фронта Генштаб производил подмену фактов на желанные представления. Липпман отмечает, что без цензуры в том или ином виде пропаганда в строгом смысле этого слова невозможна. Необходима преграда между людьми и конкретным событием: сначала ограничить доступ к среде реальной, потом создавать требуемую псевдосреду.

Естественно, определенные барьеры цензуры, секретности существуют далеко не только во время войны. Например, по большей части секретной информацией является то, что обсуждают на заседании кабинета министров или в разговоре посла с госсекретарем, в личных беседах или за обеденным столом. В сфере общественных дел на конфиденциальности настаивают везде. И крайне полезно задавать себе вопросы: как вы получили факты, на которых основывается ваше мнение? кто на самом деле видел, слышал, трогал, подсчитывал, называл то, о чем у вас сложилось мнение? Редко удастся получить на эти вопросы ответы, однако, они напомнят, сколь сильно отличается общественное мнение от реального события.

Из-за цензуры или конфиденциальности значительная часть информации отсекается еще у источника, большинство фактов не доходит до широкой публики, а если доходит, то с существенным опозданием. Массам постоянно что-то внушают. Люди читают новости с рекомендательной ноткой, с намеком на последующие действия. В докладах не объективное изложение фактов, а изложение, сформированное под определенную модель поведения. Лидеры стран обычно демонстрируют публике только свои вымышленные личности. Аналогично ведут себя и официальные биографы. "Образ Линкольна в биографии лорда Чарнвуда, например, являет собой благородный портрет не реального человека, а преисполненной значимости легенды, которая в дальнейшем встает на ту же ступень реальности, что и защитник Трои Эней или святой Георгий".

Подавление мысли подвергает риску цивилизацию. Гражданская свобода – основа основ, однако, и она не гарантирует наличие достоверного общественного мнения. Истина, когда речь идет о вопросах далеких или сложных, отнюдь не самоочевидна.

Внешний мир им не нужен

Также Липпман полагает, что очень сильно на распространение идей влияют путешествия, торговля, почта, телеграф, радиосвязь и транспорт. Каждый из этих способов сказывается на доставке информации, на формировании мнений и их качестве. Доступ к миру за пределами своего района в значительной мере определяется размерами дохода. Имея деньги, можно путешествовать, покупать книги, газеты и журналы и "ловить в фокус внимания практически любой известный факт".

Однако нужно это далеко не всем. Какой-то процент людей "большую часть свободного времени и денег тратит на автомобильный спорт и сравнение характеристик авто, на бридж или вист, на кино и бульварное чтиво. Они почти неизменно общаются с одними и теми же людьми на одни и те же затхлые от времени темы". Они не страдают от цензуры или секретности, или от высокой стоимости коммуникаций. "Они страдают от своего рода анемии, от отсутствия потребности познавать и любопытства к происходящим событиям". Внешний мир им не нужен. "Они ходят, словно привязанные на поводке, в жестко зафиксированном радиусе знакомств, согласно законам и доктрине своей социальной группы". В крупных городах границы социальных групп определены не столь жестко. Но даже там есть самодостаточные кварталы и глухие места.

Конечно, не может Липпман обойти стороной миллионы тех в его времена, кто едва ли умеют читать, как и миллионы других, которые могут прочитать слова, но не могут их понять. Затрагивает и проблему дефицита времени. "Нас заботят дела общественные, хотя погружены мы в свои личные. Наше время и внимание, которые мы можем выкроить, чтобы напрячься и не принимать чужие мнения без доказательств, весьма ограничены…". Многие из тех, кто в состоянии понимать прочитанное, не имеют для этого достаточного количества времени. Из-за нехватки времени иные, подметив одну какую-то черту, характерную для известного типажа (скажем, он – пропагандист) дорисовывают образ стереотипами из головы: интеллектуал, финансовый воротила, иностранец, из престижного района, выпускник Гарварда… В современной и чрезвычайно разнообразной жизни все люди куда-то спешат.

На агитации времен Первой мировой войны Липпман иллюстрирует сложности прихода информации в сознание людей. Америка, прежде чем подключится к войне, повела борьбу "за умы", формировала в стране единое общественное мнение: публикации, выступления перед аудиторией, бойскауты, разносившие по домам обращение президента Вильсона, плакаты, реклама в витринах, пропаганда в торговых палатах, церквях, клубах, школах. "Так вот, – задается вопросом журналист, – если нужно идти на такие крайние меры, чтобы в критический момент достучаться до каждого человека, сколь открытыми для человеческого разума оказываются более стандартные каналы передачи информации?" В мирное время всего этого нет, и целые районы, огромные группы людей, целые социальные классы имеют лишь смутное представление о многом из того, что происходит.

Мир изменился, но…

Итак, по Липпману, картинки в головах людей, нарисованные самостоятельно или привнесенные извне, не соответствуют по умолчанию внешнему миру. На то малое из проблем общества, что доходит до человека, влияют цензурные преграды, ненадежные источники, сформированные стереотипные шаблоны, предрассудки, с помощью которых поступающая информация дополняется, интерпретируется.

Моральное суждение встречается намного чаще конструктивной мысли, а ведь "политическое мнение требует от индивидуума той самозабвенной беспристрастности, которая редко имеется даже в зрелые годы".

Уолтер Липпман писал о человеке его времени. Конечно, за 100 лет мир во многом разительно изменился, появились технические средства, о которых в начале ХХ в. можно было разве что мечтать. И, естественно, это не могло не отразиться на возможностях познания, восприятия окружающего мира. Однако тем не менее немало отмеченных Липпманом вещей о природе многих людей (стереотипность мышления, вымыслы, дефициты интереса и времени), как и о методах обработки и трактовки информации – легко фиксируются и узнаются и сегодня. Некоторые факторы, вызванные нынешней ступенью развития цивилизации, возможно, даже усилились. Жаль, нельзя познакомиться с липпмановским взглядом на формирование и состояние сегодняшнего общественного мнения.

Источник: "Еврейская панорама"