Мы встретились в жаркий летний день на пыльной железнодорожной станции. "А вы принципиально не водите машину?" - осторожно поинтересовалась я. "Нет. Раньше меня возил водитель, и у меня не было необходимости самому водить машину. А в Израиле у меня столько проблем, которые нужно решить, что вопрос о том, чтобы начать водить машину, для меня стоит на последнем месте. Кроме того, я думаю, что когда-нибудь у меня снова появится водитель, который будет меня возить" - ответил он мне. "В Израиле так не принято" - сказала я тоном старшего товарища. "Тогда я введу такую моду". Он сказал это так, что я почему-то поверила. Мой сегодняшний собеседник – Аркадий Майофис, в прошлом владелец телекомпании ТВ-2 из Томска, а сегодня – производитель съедобных сувениров под брендом YOFFI.

- Аркадий, я не буду вас спрашивать, как из мини-олигарха, по выражению израильских СМИ, вы стали торговцем финиками, как вы сами себя называете. Я даже не буду спрашивать, как человеку с фамилией Майофис жилось в Томске. Я хочу спросить о другом. Как вы решились на такой шаг, и в пятьдесят с лишним лет сменили страну, профессию, да еще и стали отцом троих детей?

- Всего у меня пятеро детей. Трое последних родились в Израиле. О том, чтобы радикально поменять страну, я решения не принимал. Мне помогли его принять. Мой бизнес, телекомпанию, закрыли, и мое пребывание в России стало небезопасным. Хотя в течение нескольких лет до этого я жил на две страны. Я работал в России, а семья моя была в Израиле. И эта жизнь активного делового человека меня вполне устраивала. Но меня насильно вытолкнули из России, и я оказался здесь.

- Как вы пережили отъезд из России?

- Поначалу это была травма. Я долгое время находился в состоянии посттравматического синдрома, и первые шаги в Израиле делал в этом состоянии. Но постепенно пришло осмысление, и я в каком-то смысле благодарен судьбе, за то, что так произошло. Потому что нужно было завязывать с жизнью в России. Это понятно мне сейчас, но тогда это было очень тяжело осознать.

- Но вы могли бы пойти на контакт с властью.

- Я никогда не был оппозиционером. Мы профессионально занимались телевидением, и в нашем видении средство массовой информации должно быть нейтральным. И именно такая позиция вызывала неприятие с обеих сторон. Каждый раз перед выборами оппозиционные силы считали, что мы должны быть их рупором, не понимая природу СМИ. А другая сторона, естественно, ставила нам в упрек то, что мы не являемся провластными. То есть мы находились под перекрестным огнем со всех сторон. Но ситуация в России усугубилась, и сначала начались гонения на оппозиционные СМИ, а потом дошло дело и до таких, как мы. Им нужно было, чтобы мы не просто на них смотрели, но, чтобы у нас было соответствующее выражение лица. А вот на это мы уже пойти не могли.

- Поэтому вариантов особенно не было.

- Да, мы понимали, что будет драка с предсказуемым концом, потому что победить государственную машину невозможно.

- Вы уехали, а что случилось с теми людьми, которые с вами работали?

- Они тоже находились, и некоторые до сих пор находятся, в состоянии посттравматического синдрома. Сегодня профессия журналиста в России практически не существует, поэтому многим из них приходится трудно. Кто-то ушел из профессии, как я. Кто-то пытается найти себя в других городах.

- Если бы вам несколько лет назад рассказали, что произойдет, вы бы восприняли это как крушение всего мира.

- Да, со мной и произошло крушение моего мира. В буквальном смысле мой мир разрушился до основания. До полного. Я потерял работу. Я потерял дело, которое создавалось годами и просуществовало двадцать пять лет. Я потерял среду, которой очень дорожил и которую я тоже создавал годами. Я потерял деньги. У меня все отобрали.

- А ваши награды? Ведь у вас, если я не ошибаюсь, двадцать четыре статуэтки ТЭФИ!

- Не у меня, а у моей телекомпании. У меня лично тоже есть - за вклад в развитие телевидения. Но все статуэтки остались в России.

- Почему?

- Потому что я сбегал. Я уехал с одним рюкзаком в руках. Водитель отвез меня в аэропорт, не зная, что я больше не вернусь.

- Это очень похоже на историю вашего отца, семью которого в 41-м году выслали из Риги в Томскую область.

- Да, тогда семья моего отца тоже лишилась привычной жизни, собственности, положения в обществе и свободы. Мой дед был очень зажиточным человеком. Спустя много лет, после лагерей и ссылки, он вернулся в Ригу. Каково ему было видеть, что в тех домах, которые когда-то принадлежали ему, теперь живут другие люди. А он до конца жизни ютился в одной комнате в квартире с подселением. Мы приезжали с отцом и спали на полу.

- Печальная история, которая повторяется.

- Да, история в нашей семье повторилась дважды. Поэтому я даже рад, что это произошло со мной так: в тюрьму не посадили, жизни не лишили. Я живу в прекрасной стране, у меня растут дети. Все не так уж и плохо. Главное - быть подальше от российских социальных и политических экспериментов, которые там всегда цикличны.

- Когда вы уезжали в Израиль, у вас не оставалось никаких сантиментов?

- Сантиментов у меня было полно. А иллюзий относительно жизни в Израиле у меня почти не было. Я понимал, что нужно менять сферу деятельности и что это потребует колоссальных усилий. Я не предполагал, конечно, что таких усилий… Но человек - существо невероятно живучее.

- А что было самое сложное?

- Начать продавать наш продукт на новом рынке, который мы совершенно не знали. И который нас не ждал. Что бы мы по этому поводу ни думали. Но я могу сказать, что самое сложное мы уже преодолели. Мы развиваемся довольно быстро, учитывая те жесткие условия, в которых мы находились с самого начала. У меня очень оптимистичный взгляд. Моя вера в победу не пошатнулась, хотя было миллион причин, от которых можно было впасть в панику.

- Что вами движет?

- Мотивация. И страсть. Я очень хочу победить. Ради себя, ради детей, ради того, чтобы те, кто убивал телекомпанию, поняли, что меня они не сломили. В общем, есть ради чего. У меня перед глазами было много примеров, когда люди сильно падали и снова вставали. Могло показаться, что это бессмысленное упрямство, ведь все против них. Но они поднимались, и ситуация сдавалась перед их напором. То же самое происходит и со мной. Я, конечно, не мог представить себе, что мне придется начинать все с нуля. Но жизнь сложилась иначе. И я не ропщу.

- Когда вы приехали в Израиль, у вас были какие-то накопления?

- Нет. Зато были кредиты, с которыми нужно было рассчитываться. А дохода не было. И в этой ситуации мне нужно было начинать срочно действовать. При этом я понимал, что в наемные работники я не пойду, потому что мне нужна перспектива. И я пошел на риск. Не один. С семьей. Мы решили, что стоит рискнуть в надежде выиграть и вернуться к своему прежнему состоянию.

- Как вы справлялись с приступами отчаяния?

- Я не могу себе позволить впадать в отчаяние. Я отгоняю от себя мысли, способные вывести меня из равновесия. О каких-то вещах я стараюсь вообще не думать.

- Работа на телевидении очень творческая. В производстве вкусных сувениров много творчества?

- Конечно. Мы постоянно в творческом поиске.

- А вы получаете удовольствие от того, что вы делаете?

- Я не могу делать что-то, что меня не вдохновляет. А сейчас мы производим продукт, который очень красивый, вкусный, израильский, сионистский, если хотите. И меня это очень радует. Мне за наш продукт не стыдно.

- С чем вы столкнулись в Израиле?

- Многие были восхищены тем, что мы сделали, мы предложили то, чего рынку не хватало. Но конвертировать это в деньги нам очень долго не удавалось. Коммерческий успех и восторги мало связаны. Все, что можно было переоценить, мы переоценили, а все, что можно было недооценить, мы недооценили. Команда, которую мы собрали, не справилась с поставленными задачами. Были сильно раздуты расходы. Когда я говорю "команда", то и себя имею в виду. Последний год стал переломным. Мы многое поменяли. И дела пошли.

- А как это происходит? Вы приходите к какому-то крупного поставщику, говорите: вот у меня коробочка красивая, а там вкусные сувениры?

- Помните старый анекдот? Приходит Рабинович устраиваться на работу и говорит: "Здгаствуйте!". А ему отвечают: "До свидания". Так и мы. Ходим и говорим "Здравствуйте" на трех языках - иврите, английском и русском. И показываем наш товар. Сначала слышали только "До свидания", тоже на разных языках и с разными интонациями. Но сейчас ситуация меняется. Опять же, наше упрямство сделало свое дело. Как говорил один мой знакомый, работа начинается, когда тебе сказали "нет". У нас появились связи, мы узнали людей, нас узнали люди. Поначалу мы сами толком не понимали, что мы создали. Мы создали сувенир с одной стороны и продукт питания с другой. И мы шли всюду, где есть сувениры и продукты питания, распылялись, хотели все сразу. Мы совершили огромное количество ошибок просто потому, что не понимали ни кто мы, ни что за продукт у нас получился. А учитывая, что нас никто еще и не знал, это занимало массу времени и усилий. Большая часть встреч, а их было сотни, не приводили ни к чему.

- И это все на автобусе?

- У меня да. На автобусах, на поездах, пешком. Надо было бы, и пополз бы.

- Вы настолько верите в то, что вы делаете?

- Я об этом не думаю. Рефлексировать по этому поводу я позволю себе лет через 5, когда наконец уже пополню свой банковский счет. А пока надо просто делать свою работу.

- За три года, прошедших с того момента, когда вы начали свое новое дело, каких результатов вы добились?

- Мы еще мало зарабатываем, но наша продукция есть в "дьюти-фри" аэропорта "Бен-Гурион", в основных туристических местах, мы официальные поставщики сувениров в канцелярию премьер-министра, Кнессет, Сохнут, Тель-авивский и Бар-иланский университеты, у нас свой магазин в американском "Амазоне", и так далее и так далее.

- То, что вы рассказываете, вызывает у меня большое уважение. Какую нужно иметь смелость, безрассудство, чтобы броситься в эту пучину, ничего не понимая ни в Израиле, ни в этом бизнесе, ни в этих людях, которые в итоге будут покупать ваши продукты.

- Да, бывали ситуации, когда я чувствовал, что загоняю себя просто в долговую яму и мне из нее не выбраться. Но каждый раз выход находился.

- А что вас в Израиле раздражает?

- Ну, я скажу аккуратно. Израилю есть куда развиваться. В том числе в уровне сервиса. Но у меня так много собственных проблем, что просто не хочется углубляться в другие.

- А многие представители вашей алии находят способы ткнуть "давнюков" в разные недостатки.

- Ну это легко объяснимо. Человеку, когда он приезжает в другую страну, сначала кажется, что он все понял, и он начинает активно раздавать оценки.

- Ярлыки вешать.

- А потом ты начинаешь вживаться и создается ощущение, что ты вообще ничего не понимаешь. Все настолько по-другому устроено, все, что казалось очевидным, оказывается совершенно неочевидным, что можно впасть в отчаяние. Я как раз сейчас на том этапе, когда мне кажется, что я ничего не понимаю. Поэтому я стараюсь избегать давать оценки, практически не участвую в политических дискуссиях. Просто потому, что я не понимаю, я не знаю те глубинные, исторические процессы, которые происходили и происходят в стране.

- Но вы, наверное, понимаете, почему происходит эта полемика между "новыми" репатриантами и "старыми" репатриантами. Ведь люди, которые приехали давно, прошли здесь очень многое. Войны, теракты, потеря в статусе, потеря ориентиров, и не у всех хватило сил и мужества начать все сначала. И когда приезжают снобы с деньгами и высоким самомнением и начинают тыкать в нос нашим провинциализмом и пещерностью, это обижает.

- С моей точки зрения, это очень провинциальный подход. Хотя по-человечески понять можно, мне бы тоже было неприятно.

- А почему "провинциализм" воспринимается исключительно негативно? Разве это плохо?

- Провинциализм вообще - это прекрасно. Но не всегда. В данном случае это не очень, потому что попахивает дедовщиной. Каждый человек имеет право на свое мнение, и относиться к этому нужно легче. Каждый имеет право на свой первоначальный этап абсорбции. А когда начинают гнобить за какие-то фразы или оценки, то это плохой провинциализм и несусветная глупость. И потом часто в такой немного отстраненной оценке есть много положительного, потому что это может быть незамыленным взглядом со стороны.

- Вы как-то сказали, что Израиль "перемалывает" людей. Что это значит, по-вашему?

- Мне кажется, что Израиль открывает в человеке что-то более человеческое, здесь правильно расставлены приоритеты. Здесь нет постоянной гонки непонятно за чем. Здесь человек ближе к семье, к детям. Я очень позитивно отношусь к Израилю и к израильтянам. Все шишки, которые я здесь набил, не влияют на отношение к стране. Я считаю, что в основе государства заложена возможность изменений. Все в наших руках, мы можем влиять на нашу жизнь. Я очень много прожил в стране, где человек ничто. Поэтому я знаю, о чем говорю.

- Ваша волна, которую еще называют "путинской", привезла с собой очень много энергии. Вы открываете рестораны, клубы, галереи, новые бизнесы. У вас много идей, вы создаете культурный слой, который способен растормошить наше застоявшееся болотце.

- Новая алия, как и любая другая, очень разнородная. Есть люди, которые здесь живут в свое удовольствие, имея достаточно денег, чтобы не работать. Другая часть – это простые люди, которые приезжают в Израиль за лучшей жизнью. А есть те, кто посередине, к которым я себя отношу. Это люди, которые не могут себе позволить просто жить, не работая, но при этом у них много идей и желаний. Таких примеров не так много. Сейчас вопрос в том, смогут ли они затвердиться в своих начинаниях, потому что все, что было создано за последние два-три года, еще достаточно зыбко. Нам всем очень тяжело. И каждый пример на счету. Мы очень хотим, чтобы у нас все получилось.

Во время беседы Аркадий угостил меня вкусными продуктами своего бренда, а я его – тортом собственного производства.