x
channel 9
Автор: Майя Гельфанд Фото: 9 Канал

Михаил Король: "не убий" и "око за око" – одно и то же. Интервью по субботам

Иногда такое случается, что беседуешь с человеком час, два, а то и больше, и все равно кажется, что не договорили, не обсудили, не поспорили. С моим сегодняшним собеседником можно говорить долго. А слушать его можно бесконечно, и каждый раз с удивлением обнаруживать, что давно известные факты несут в себе совершенно другую, более глубокую и неочевидную, истину. О вечном городе, о жестоковыйном народе и о земле, за которую пролито столько крови, мы поговорили с поэтом, краеведом и интеллектуалом Михаилом Королем.

- Король — настоящая фамилия?

- Да. Эта фамилия с историей, которая входит в спектр моих интересов. Я сейчас занимаюсь реконструкцией истории моей семьи и пишу достаточно длинное исследование, которое будет называться "Короли. Семейное предание на фоне истории".

- Но вы сумели докопаться до истины? Откуда взялась эта фамилия?

- Есть несколько версий. Согласно одному семейному преданию, некого мальчика из еврейского местечка забрали хапуны на аракчеевские поселения. Он там вырос, прошел службу, все двадцать пять лет. Но не крестился, имя его осталось прежним, Михоэл Алтер, и я, собственно, ношу это имя. Но "Король" была его кличка, и от этой клички и пошел наш род. К сожалению, сегодня я сталкиваюсь с тем, что не все семейные предания совпадают с реальными фактами. Вполне возможно, что фамилия была и до этого. Роясь в архивах, я нашел множество подтверждений другим легендам, но эта, основная, к сожалению, пока не подтверждается. Был ли мальчик? Так и не ясно пока. Но я надеюсь, что смогу разгадать эту загадку.

- Но история красивая.

- Да, проблема только в том, что она не совпадает по годам. Даты не сходятся.

- Ну подгоните немного цифры, что вы занудствуете!

- Да я бы с удовольствием. Семейная легенда все подогнала, но все-таки хочется добиться истины. Вы знаете, это совершенно невероятное ощущение, когда сталкиваешься с архивами, начинаешь их разбирать, изучать, открывать метрические книги. Там история дышит, там запах ее, ты проваливаешься в нее, как в хронодыру.

- А зачем вам это?

- Во-первых, это интересно. А во-вторых, я питаюсь вдохновением. Я надеюсь, что в этом году уже издам первую часть этого романа, в котором будет собрание разножанровых произведений: новелл, повестей, пьес, объединенных общим сюжетом, стержнем. Это будет сложное произведение.

- Да, это должно быть что-то грандиозное. Но ведь у вас и у самого достаточно историй. Вот я знаю, например, что вы закончили дефектологический факультет ЛГПИ. И у вас были личные мотивы для того, чтобы пойти учиться именно туда. С этим связана очень мучительная история.

- Ну, это одна из причин. А случилось это так, что я нечаянно обидел одноклассника, которому место было, конечно, не в нормальной школе, а тем более физико-математической. Этот мальчик был с серьезными дефектами, и его родители, честь и хвала им, настояли на том, чтобы он учился в обычной школе. И эта история вызвала у меня огромное чувство вины, которое я испытываю до сих пор.

- У него было умственное отставание?

- Там был целый комплекс проблем. Но это был совершенно безобидный мальчик, который никак не мог себя защитить. Это случилось на перемене, и я совершенно случайно попал ему по башке портфелем. И его реакция была для меня настолько неожиданна, что я опешил. Он обезоруживающе заплакал. И на меня это произвело колоссальное впечатление. И я понял, что это самое страшное, когда тебе, как обидчику, не оказывают сопротивления. И вот тогда я полностью разочаровался в толстовской теории "непротивления зла насилию", потому что это нечестно.

- Какой переход неожиданный!

- Ну, я был думающий мальчик, образованный!

- То есть надо отвечать?

- Конечно. Иначе мир сойдет с ума. Моральные нормы, такие, как "не убий" и "око за око" по сути одно и то же.

- Как же так? Они противоречат друг другу.

- Нет, нисколько. "Не убий" означает прежде всего - не доведи ситуацию до убийства, создай все условия для того, чтобы этого не произошло. А если в рамках этих условий создается опасность, что будут тебя постоянно провоцировать, значит, нужно это пресечь. И самый правильный способ – дать отпор, защитить свою территорию.


- Но когда вы приехали в Израиль, то решили не работать по специальности.

- Сначала у меня была такая мысль. Но потом я увидел колоссальную разницу в подходах. Ведь в Советском Союзе теоретический уровень был фантастический, просто на тысячу порядков выше, чем в других странах. А практика сильно отставала от теории. А в Израиле теоретический уровень абсолютно ниже плинтуса. Методики, диагностика – просто нулевые. А практическое осуществление на тысячу этажей выше, чем в Советском Союзе. По одной простой причине: там нас учили, как надо поломать себя и полюбить детей с дефектами, а здесь их просто любят. Здесь их просто любят! И все! И эта любовь закрывает тему всех методик и теоретических рассуждений раз и навсегда. Ничто не сравнится с тем, какое внимание здесь отводится этой проблеме. Здесь нормально, когда дети с проблемами учатся в обычных школах.

- Вы с таким восторгом говорите об этой профессии. Почему вы из нее ушли?

- Когда я приехал в Израиль, здесь было столько всего интересного, "вкусного"! Мне хотелось все это попробовать. Я пошел в Иерусалимский факультет на кафедру славистики, работал в издательствах, в неформальной педагогике.

- То есть вы человек увлекающийся?

- В общем-то, да. Но краеведение меня увлекло всерьез.

- А вы действительно можете провести экскурсию по любой точке Израиля?

- Да. С закрытыми глазами.

- Ну вот я живу в Ришоне, что вы можете рассказать про наш город?

- Ну здрасьте, Ришон ле Цион – это одна из главных кормушек краеведения. В Ришоне сосредоточена идея первых репатриаций, это, по сути, оплот сионизма. Какой у вас дивный старый город! Нет, не преуменьшайте значение Ришона!

- Ладно, давайте Ришон оставим в покое и поговорим об Иерусалиме. Ведь это особенный город.

- Иерусалим – это действительно особенный город. Недаром на протяжении двух тысяч лет евреи повторяли "Если я забуду тебя Иерусалим, пусть отсохнет моя правая рука…". Все крутится вокруг Иерусалима, и, собственно, Иерусалим – это и есть Сион, одно из его семидесяти имен. Причем не отдельная его часть, а Иерусалим в целом. Это сейчас звучит смешно, но свою первую экскурсию по Иерусалиму я провел на второй день после приезда в Израиль. В первый день я побежал в Старый город и вдруг понял, что я здесь все знаю. У меня есть какая-то связь с этим городом. А назавтра я повел жену показать город, и тут к нам подошли люди. Они попросили пойти с нами и послушать мой рассказ. Так мы дошли до Стены плача, и там, при расставании, они вручили мне пятьдесят шекелей.

- Вот так в Святом городе и решилась ваша судьба.

- В общем, да. Хотя я много лет занимался другими делами, но все равно я любую свободную минуту использовал для того, чтобы бегать по городу. И так, постепенно, это стало моей профессией.

- Экскурсовод ведь немного похож на актера?

- Вы правильно совершенно поняли. В принципе, экскурсия — это педагогический театр.

- Да, ведь вы эту пьесу отыгрываете каждый раз заново.

- Да, и она каждый раз новая. Я ведь не вижу один и тот же маршрут одинаковыми глазами, я вижу его каждый раз по-разному. Потому что об одной и той же точке можно рассказывать с разных сторон. Каждый раз я вижу людей, вижу их глаза. Я стараюсь принять форму сосуда и понять, что им важно, что им интересно. Это каждый раз ужасно интересно: зажечь блеск в их глазах, подобрать ключик к их сердцам.

- Иерусалим – город особенный. Он настолько пропитан эмоциями, потом, слезами, кровью, что он вызывает огромный интерес у всего мира. Вы можете объяснить, в чем его магия?

- Правильно сформулированный вопрос – это половина ответа. Вы практически ответили на свой же вопрос. Он впитал в себя за минимум четыре тысячи лет своего существования не менее восьмидесяти разных национальных культур, некоторых уже давно не существует, вторжения ассирийцев, персов, вавилонян, римлян, крестоносцев.

- Почему именно этот город? Чем он привлекал всех этих людей?

- Обычно я с этого начинаю экскурсию. Мне интересно узнать, что люди думают про Иерусалим. Самый тупой ответ: "потому, что это город трех религий". А ответ невероятно прозаичен. Дело в том, что нельзя историю города отрывать от истории региона. А самый главный процесс, который происходит в нашем регионе, - это переселение народов. Мы находимся на древнейших военно-торговых путях, связывающих две гиперцивилизации человечества: Месопотамию и Междуречье. То есть территории между Тигром и Ефратом с одной стороны, и Египет, север Африки, с другой. Вот в этих двух местах, на реках, зарождаются цивилизации. Там создаются городские культуры, возникают важнейшие мегаполисы, которые требуют развития. Естественно, когда государство развивается, оно требует расширения территории.

- То есть вот этот маленький кусочек, который находится на пересечении двух великих цивилизаций, и становится объектом их пристального внимания?

- Да. Ведь этим цивилизациям нужно общаться. А какие способы общения в древнем мире? Или война, или торговля. И то и другое требует дорог. А дороги требуют развития. Возьмем время Авраама, действительно революционное время. Вы никогда не задумывались, почему Господь говорит Аврааму: "Иди в Землю обетованную, я дам тебе ее именно здесь?"

- Может и задумывалась, но ответа у меня на этот вопрос нет.

- А ответ достаточно простой. Авраам был очень небедным человеком. У него было огромное стадо, тысячи коз, овец. В то время начинается одомашнивание верблюдов. Ведь для чего нужен верблюд? Это грузовик. Он прекрасно приспособлен для перевозки грузов на большие расстояния. И в этот момент Господь говорит Аврааму: "Покидай свой Ур Халдейский и иди в Землю обетованную". Зачем? Там плодородная земля, там он создал свой капитал. А здесь, где климат хуже, и земля хуже, здесь существует рынок сбыта. Здесь дороги, здесь требуется обеспечение едой, одеждой.

- Он хороший бизнесмен, понимает, где ему выгодно.

- Да, и у него хороший менеджер – Бог. Сюда стекаются тысячи людей, народы моря.

- Филистимляне.

- Да, и не только они. Они устремляются сюда, потому что здесь быть выгодно.


- А откуда взялись евреи?

- Первый еврей был Авраам. Его назвали "иври". Как вы думаете, почему?

- Потому что он "авар", перешел?

- Умница! Потому что он перешел реку, он пришелец. Таких "иврим" было много. Но именно Авраам и его клан стал называться евреями. На примере Авраама мы видим замечательный библейский маятник. Из Месопотамии, немного задержавшись в нашем регионе, куда они отправляются?

- В Египет.

- А потом?

- Обратно.

- Да. И точка покоя здесь.

- То есть что-то в этой земле было.

- Рынок сбыта, прежде всего. Здесь можно было развиваться, расти.

- И поэтому за эту землю было столько войн?

- Конечно. Это был перешеек, мост между двумя цивилизациями. А Иерусалим находится между этих военных караванных путей, в защищенном месте.

- Потому что здесь горы?

- Да. Здесь со всех стороны горы. И в то же время плодородная земля, с водой, зеленью. Тут можно выжить. И так возникает эффект Иерусалима. Это был город, куда стремились люди, чтобы спастись. И поэтому вокруг него придумывались истории, мифы, ореол святости. И рано или поздно люди приходят к осознанию, что этот город зависит от высших сил, они его охраняют, они его спасают, и они здесь живут.

- А какая-то связь между теми, первыми "иврим" и современными евреями существует?

- Духовная связь, безусловно, существует.

- Несмотря на тысячи лет рассеяния?

- Безусловно, да. Несмотря на ассимиляцию, смешанные браки. Хотя бы потому, что мы, в отличие от всех остальных народов, были наиболее последовательными в сохранении традиции. По крайней мере, Танах нам показывает преемственность поколений. Потому что потомки Авраама отправляются в Египет, а потом возвращаются оттуда из рабства. Вот это желание вернуться преследует евреев на всем протяжении их тысячелетней истории. И дальше начинается попытка здесь удержаться, и она удается. Вывод, который делает Тора, такой: им удастся здесь удержаться только соблюдая определенные правила игры.

- Какие?

- Назовем их Законами Моисея.

- Но это удивительная вещь: сохранение коллективной памяти на протяжении четырех тысяч лет! Сохранилась ли такая связь между, например, современными греками и древними греками, которые мифы придумали? Или современными итальянцами и древними римлянами, которые покорили полмира?

- Связь утрачивается, когда появляются новые мощные духовные и идеологические системы.

- Христианство, например.

- В этом случае христианство. Христианство выбило эту связь с древней традицией. Но на каком-то этапе люди начинают очень переживать о потере этой связи. Один из всплесков такой ностальгии возник в Европе в пятнадцатом веке.

- Время Ренессанса.

- Да, Возрождение. Что возродилось? Это было возрождение языческих традиций. Художники начинают изображать не только сцены из Евангелия, но и мифы, и трагедии Еврипида.

- Это тоска по утерянному?

- Совершенно верно. Это и стало толчком для Возрождения. Оказалось, что нельзя отказываться от своего наследия. Правда, выяснилось, что связь уже во многом утрачена. А следующий скачок произошел уже в двадцатом веке, когда десятки народов начинают интересоваться своим прошлым.

- Истинные арийцы, например.

- Да, иногда это принимает такие уродливые формы.


- Давайте все-таки вернемся к евреям.

- Давайте. Ведь то, что на протяжении всех этих лет евреи читали одну и ту же книгу и повторяли одну и ту же фразу "Если я забуду тебя, Иерусалим…" стало частью их духовной сущности. Эта связь всегда сохранялась, евреи никогда не были оторваны от своих корней.

- А почему евреи занимают такое место в мировой истории? Почему столько внимания уделяется этому маленькому и рассеянному по миру народу?

- Потому что никто никогда не выделялся до такой степени своей бескомпромиссностью, упрямством и пониманием своей сути. Это раздражало всегда и всех. Так и будет. Мы будем и восхищать, и возмущать, и раздражать. В этом наша избранность. Не в том, что мы хорошие, а в том, что на каком-то этапе Создатель понял, что человечество – это завод, предприятие. Евреи – это своеобразный испытательный цех. На них проводятся эксперименты.

- Тогда я не могу не задать вопрос, который волнует, наверное, всех…

- Катастрофа.

- Конечно. Что там испытывали? Или давайте по-другому. Как можно верить в Бога после того, что произошло с еврейским народом?

- Это один из самых страшных вопросов: где был Бог, когда случилась катастрофа.

- И как вы на него отвечаете?

- Мы ничем не лучше и не хуже наших предков. А чем было лучше разрушение Храма? Восприятие катастрофы тогда было не меньшее, чем во время Второй мировой войны. Тем не менее, народ нашел силы выжить и не только выжить, но и сохраниться и преумножиться. Время от времени эти катастрофы происходят. А чем лучше была катастрофа изгнания евреев из Испании?

- Нам, наверное, кажется, что наши катастрофы самые катастрофичные. У всех народов достаточно своих катастроф.

- Да, но не все народы выживают. Есть народы, которые просто исчезли раз и навсегда. А евреи не исчезли. И чем сильнее удар, тем мощнее выживание.

- Откуда берутся эти силы?

- Сила заложена изнутри. Наша сила в том, что мы – испытательный полигон. Мы – дорога всего человечества. Дорогу уничтожить невозможно.

- Можно сказать, что тот исламский террор, который сейчас терзает мир – мы уже проходили и продолжаем проходить. То есть на нас уже эти схемы испытываются много лет.

- Конечно. И надо учиться у нас. Мы подаем пример, а другие могут его перенять или не перенимать, это уже от нас не зависит.

- А как вы считаете, попытка отдать землю за мир может увенчаться успехом?

- Нет, конечно, это абсолютно бессмысленно. Мне даже спорить неинтересно. Ну это все равно, что спорить о том, как растет ромашка. Вот давайте лепесточки будем считать ромашкой, а корни и землю не будем. Ну ерунда.

- А если нас победят и выгонят отсюда, как уже бывало не раз?

- Мы останемся. Опять начнется изгнание, рассеяние, но стержень сохранится.

- То есть задача евреев - защищать свою территорию до последнего, чтобы не оказаться тем несчастным Аркашей, который не смог за себя постоять.

- Ну естественно. Потому что это защита всего того, что за тобой. Вот этих цветочков. Прежде всего надо защищать и жалеть своих, а потом уже всех остальных сирых и убогих.


- Михаил, вы не только краевед, но еще и писатель. И даже переводчик с эстонского. Откуда вы знаете эстонский язык?

- Я жил в Ленинграде, и у меня было друг-эстонец, студент. Я увлекся тогда эстонским языком и даже работал какое-то время переводчиком, что давало мне средства к существованию. В советские годы необходимо было работать, иначе ты числился тунеядцем. И когда я ушел из школы, я стал профессиональным писателем. Это значит, что раз в месяц я должен был принести гонорарную справку в профком Союза писателей на сумму не меньше сорока рублей. Я публиковал свои переводы и в результате не числился тунеядцем. Сейчас, конечно, я уже эстонский язык подзабыл. Хотя, когда бывают туристы из Эстонии, я с ними могу поддержать беседу.

- Но вы еще написали литературный труд "Храм Гроба Господня", в котором вы исследуете этот Храм и этот Гроб со всех возможных точек зрения.

- В свое время я заинтересовался самой главной христианской святыней. Начал изучать, и в результате восемь лет назад написал эту книгу. Я был уверен, что по моим следам будет написано не менее десяти исследований, гораздо более глубоких и интересных. Но ничего подобного. На русском языке это по-прежнему единственная книга на эту тему.

- Но вы еще и поэт. Может быть, вы что-нибудь почитаете?

- Неожиданно. Но я попробую.

Да уж, Гаврила Романыч, птицы твоей, снегиря,
В наших краях оперенье - редкость такая... А зря!
Впрочем, логично, что звуки вражеских голеньких флейт
Ревом своим заглушает Зигмунд Шомронович Фрейд.
К маме эдиповой нежной будешь ты послан в поход
Потный и в полном прикиде - каска, винтовка, эфод.
Песни военные, кстати, тоже иначе звучат.
Ибо и смерть тут другая. Тянется из-за плеча,
Но без косы, без хронометра, etc. без особых примет.
С ней, некурносой, флиртуем. С ней, ненаглядной, на свет
Близких селений взираем. Топаем древним путем
Через Себастию в Наблус. Так и не вспомним о том,
Что барабан был когда-то, флейта и бедный снегирь.
Камнем по кумполу - здрасьте - вот и упал поводырь.
Вот и пестреют цветочки с именем злым маккавей.
Впрочем, их ночью не видно. Тоже логично. Так бей,
Бей, суррогат барабана, флейты подобье, свисти!
Нет ничего за холмами, что не могло бы свести
Тридцатилетних подростков с белого в пятнах ума...
Да уж, Гаврила Романыч, - тьма палестинская, тьма.

Мы долго беседовали с Михаилом в его доме, вокруг которого мирно дремлют вечные иерусалимские горы. Хозяин дома подарил мне свою книгу "Королевские прогулки по Иерусалиму", а я угостила его зимним имбирным печеньем.

authorАвтор: Майя Гельфанд

Профессиональная домохозяйка, автор книги "Как накормить чемпиона"
comments powered by HyperComments