(Часть I))

Ксения Соколова Почему вы все-таки решили покинуть страну?

Марина Литвиненко В 1998 году Саша созвал пресс-конференцию. Это было беспрецедентно — до этого сотрудники ФСБ никогда не говорили публично. Все, разумеется, обратили внимание на слова: “Мне было приказано убить Березовского”. Но никто не услышал, что большую часть выступления Саша посвятил коррупции, преступлениям в рядах ФСБ, и прямо сказал, что ФСБ становится организацией, от которой скоро нужно будет спасать людей. После пресс-конференции Саше начали мстить. Его посадили в тюрьму по обвинению в нанесении побоев, он отсидел 9 месяцев, потом его оправдали в зале суда. Это было феноменально — его оправдал военный суд. Но в зале суда его арестовали повторно, уже по другому делу. Судьи были ошеломлены. Это было неуважение к военному суду. Сашу увезли в “Бутырку”. На этот раз обвинили в том, что они с его начальником Гусаком украли вагон зеленого горошка. Потом выяснилось, что все это туфта. Когда Саша был в “Бутырке”, военный суд выпустил его по подписке. Я помню, что тогда схватила Сашу и просто не знала, куда бежать… Когда Саша мне сказал, что его снова могут арестовать и я должна буду поехать по миру и рассказать нашу историю, я ответила: “Ты вообще понимаешь, о чем говоришь, кто нас будет слушать?! Кому мы нужны?!” Я была уверена, что теперь все будет хорошо. Хотя, когда Сашу первый раз арестовали, один прокурорский мне сказал: “У нас больше десятка дел, которыми Литвиненко занимался. Мы каждое будем открывать и по каждому будем находить ему преступление”.

Ксения Соколова То есть стояла задача любым способом его посадить?

Марина Литвиненко Именно. Они дали понять, что не надо было выступать по телевизору, что будут его наказывать. Когда второе дело развалилось, открыли третье. Ему попытались инкриминировать хранение взрывчатых веществ. И уже в этот раз хотели проводить суд не публично в Москве, а в закрытом режиме, в Наро-Фоминске. Саша сказал: “Меня туда не довезут”. И еще были месседжи, которые касались не только его, но и семьи. Он понимал, что если с ним что-то случится, его семья останется без защиты. Так он впервые осознал, что надо бежать заграницу. Куда — никто не понимал. У Саши не было загранпаспорта.

Ксения Соколова Вы никогда заграницу не ездили?

Марина Литвиненко Первый раз мы поехали в 2000 году в июне с сыном Толей в Париж, в Диснейленд. До этого никуда не ездили. Начиная с 1996 года Саша никуда не мог ездить, он все-таки в антитеррористическом центре работал.

Ксения Соколова Он давал подписку?

Марина Литвиненко Нет, просто не давали добро на такие поездки. А тут он вообще был под подпиской о невыезде, паспорт у него забрали. Однажды, когда мы должны были забирать ребенка с дачи, он вдруг мне сказал: “Мне надо в аэропорт. Я улетаю к родственникам в Нальчик, я тебе позвоню”. И все. Для меня это было шоком. А через два дня наш общий знакомый сообщил: “Марина, звонил Саша, просил тебя купить новый мобильный”. Я купила, Саша позвонил и говорит: “Тебе надо уехать отдыхать”. Я отвечаю: “Как отдыхать? Уже конец сентября, работа, ребенок в школу пошел”. Он говорит: “Ну ты же хотела отдохнуть”. Сказал, чтобы я купила билет в любую страну. Решили лететь в Испанию. 14 октября купили тур, и мы с Толей с чемоданом летних вещей полетели совершенно непонятно зачем и куда. Саша позвонил в последний момент, когда мы уже пристегивали ремни: “Ты точно в самолете?” Он боялся, что нас высадят, начал прорабатывать какие-то возможности бегства через Белоруссию, Украину и т. д. Мы прилетели в Испанию. Там нас встретил знакомый, который рассказал, что Саша находится в Грузии и ждет, чтобы ему сделали паспорт. В тот момент, в 2000 году в Сочи был транзит, паром. Саша потом писал, что его свобода стоила 10 долларов. Потому что он забежал на паром последним и когда пограничник проверял, нет ли его имени в черном списке, Саша в паспорт вложил 10 долларов. И пограничник не стал проверять. Так Саша уплыл в Грузию. И в Грузии его уже ждал паспорт.

Ксения Соколова Грузинский?

Марина Литвиненко Да.

Ксения Соколова То есть поддельный?

Марина Литвиненко Да. Когда мы прилетели в Испанию, Саша сказал: “Марин, вы уже, наверное, не вернетесь в Москву”. Я говорю: “Как ты себе это представляешь?” Он ответил: “Если вы вернетесь в Москву, я тоже вернусь, я один не поеду никуда”. Я чувствовала себя так, словно стою над обрывом и решаю, прыгать или нет. И когда Саша сказал: “Марин, мне без вас ничего не надо”, я поняла, что либо я сохраняю нашу семью, либо… И я приняла решение. Из Малаги мы прилетели в Турцию, где встретились с Сашей. Первые три дня у нас был холидей, мы наконец-то были все вместе. А потом мы стали думать, что делать дальше. Первым решением было пойти в Американское посольство в Анкаре и попросить убежища.

Ксения Соколова И вы действительно туда пошли?

Марина Литвиненко Да. На том этапе к нам присоединился друг Саши Алик Гольдфарб, который потом стал очень близким для нашей семьи человеком. А так как Алик — американский гражданин, то для него оптимальный путь — американское посольство. Пока мы сидели в отеле, адвокаты по просьбе Гольдфарба связались с посольством и сказали, что сотрудник ФСБ РФ с семьей просят политического убежища. И нам назначили встречу. Мы втроем пришли. Сашу сразу же увели. Судя по всему, он не произвел на них впечатления, так как не обладал секретами. Он мог рассказать, какие бандиты в России с кем дружат, но американцев это не интересовало. У них не было необходимости спасать Сашу. Они сказали, что единственный вариант — это предоставить ему грин-карту, но ее нужно ждать. На общих основаниях. Мы вернулись в гостиницу, поняв, что это невозможно. Мы также поняли, что уже засветились и нас вычислили. Сели в машину и поехали в Стамбул. В Стамбуле начали опять рассуждать. Гольдфарб сказал, что мы можем лететь в Америку, но это будет нарушением миграционных правил и нас посадят в тюрьму... Я сказала, что не хочу в тюрьму. Я теоретически еще ничего не нарушила. Я могла подхватить ребенка подмышку и лететь обратно. И тут ему пришла в голову гениальная идея: “Слушайте, можно лететь в Англию! Можно купить билет, не нужно транзитной визы. Вы прилетаете в Хитроу и сдаетесь”. План был принят. Мы купили билеты от Стамбула до Тбилиси через Лондон. Когда покупали, нас спросили, почему так странно летите, по прямой нельзя? У Алика был билет в Нью-Йорк, и он сказал, что мы хотим вместе долететь до Лондона, чтобы заняться там шопингом, а потом разлетимся в разные стороны. Мы прилетели в Хитроу, вошли в транзитный зал. Алик увидел первого секьюрити, и они пошли с Сашей сдаваться.

Ксения Соколова Как проходил процесс “сдачи”?

Марина Литвиненко Гольдфарб сказал: “Это сотрудник ФСБ, он сбежал из России и просит политического убежища”. Мы просидели 8 часов в терминале. Потом нам разрешили выйти. Так, 1 ноября 2000 года мы оказались в Англии. Я помню, когда позвонила маме, мама была в шоке.

Ксения Соколова Как складывалась ваша новая жизнь в Англии?

Марина Литвиненко Первое время мы себя чувствовали туристами, все музеи посмотрели. Саша готовил документы для получения политического убежища, Толя пошел в школу, я пошла на курсы английского языка. Мы поняли, что нужно строить новую жизнь.

Ксения Соколова Квартиру снимали?

Марина Литвиненко В этом смысле нас очень поддерживал Березовский. Он давал деньги.

Ксения Соколова Он уже жил тогда в Англии?

Марина Литвиненко Еще не постоянно. Но у него уже был офис в Лондоне. Он до последнего не верил в то, что если вернется в Россию, его арестуют. Он очень многим вещам не верил, к сожалению. А когда Саши не стало, признался, что очень многого не понимал. Получив убежище, Саша стал писать. Первая книга была — “ФСБ взрывает Россию”, он активно участвовал в ее подготовке.

Ксения Соколова Понимал ли ваш муж, к каким последствиям для него лично может привести издание этой книги?

Марина Литвиненко Думаю, да. В книге он прямо говорил о том, кто именно стоит за этими преступлениями и кто может стать во главе России, и что если это случится, все кончится очень плохо.

Ксения Соколова Работая над книгой, ваш муж опирался на свои догадки?

Марина Литвиненко Саша не участвовал в следствии по взрывам домов. Это был 1999 год, он тогда сидел в тюрьме. Но думаю, у Саши были информаторы из тех, что работали по данному делу. И потом они поплатились. Например, Михаил Трепашкин отсидел два раза подряд в тюрьме — именно за то, что помогал Саше с материалами для этой книги. Юрия Щекочихина, Сергея Юшенкова, входивших в парламентскую комиссию по расследованию взрывов домов, нет в живых. Думаю, что в какой-то степени их смерти — ответ на вопрос.

Ксения Соколова Вы лично верите, что ФСБ организовало взрывы этих домов?

Марина Литвиненко Учитывая события, которые произошли в России за последние 15 лет, я считаю, что это вполне возможно. Мой муж был уверен, что система, которая привела Путина к власти, могла быть причастна к этим преступлениям.

Ксения Соколова Я помню, когда вышла книга, смотрела даже ее видеопрезентацию. 15 лет назад это выглядело как жуткий бред.

Марина Литвиненко Ксения, вы сейчас сказали то, что говорили очень многие люди. Те вещи, о которых писал Саша, были очень неприятны для осознания. Он знал и своими глазами видел то, во что люди не могли поверить. А сейчас люди начали постепенно, с трудом это понимать. Сашины интервью стали помногу цитировать в аналитических программах и т. д.

Ксения Соколова Я думала об этих взрывах. Если бы тогда поверить в то, что говорил ваш муж, нужно было бы немедленно собирать чемоданы и прощаться с родиной. Потому что физически опасно оставаться на территории, которую контролирует спецслужба, способная абсолютно на все. Но это было кардинальное решение, к которому очень многие в то время были не готовы — в том числе и я.

Марина Литвиненко Увы, время показало, что мой муж был прав. Я сама недавно перечитала интервью про взрывы и осознала, что действительно 10 лет люди это читали и думали, что мой муж — какой-то дурачок. Сейчас он мертв, а его худшие прогнозы сбылись.

Ксения Соколова Чем еще занимался ваш муж в Лондоне помимо написания книг?

Марина Литвиненко Саша старался много работать. Писал, консультировал, встречался с людьми. У него появился новый круг общения. Они стали очень близки с Владимиром Буковским.

Ксения Соколова Вот как? Я немного знакома с Буковским и знаю, как искренне он терпеть не может и презирает все и вся, что имеет малейшее отношение к КГБ и русским спецслужбам. Ваш муж действительно с ним дружил?

Марина Литвиненко Не просто дружил. Это было особенное чувство. Вы правы, когда говорите об отношении Буковского к спецслужбам, и для меня тем более ценно то, что он принял Сашу. Они часами разговаривали по телефону, мне было даже неловко, я говорила Саше: “Как можно так нагружать пожилого больного человека?” Потом у меня была возможность поговорить с Володей и я спросила: “Ничего, что Саша так?” — “Нет, — говорит, — нормально”. ≶≶ Читать дальше

Ксения Соколова Вы меня крайне удивили, рассказав об этой дружбе. Это действительно о многом говорит.

Марина Литвиненко Буковский дал Саше почитать материалы о преступлениях КГБ, о которых Саша не знал. После этого у Саши началось перерождение. Он стал диссидентом. Он не был диссидентом, когда вышел на свою пресс-конференцию, он не был диссидентом, когда убегал из России. Его диссидентство началось позже. Вообще то, что происходило c Сашей в Англии, было очень положительным. Я видела, что он нашел новые занятия, которые его увлекают. Но семья должна была как-то существовать. Саше не хотелось чувствовать зависимость от грантов Березовского и других. Он стал работать на частные фирмы, которые собирали информацию по бизнесу. Так началась его новая карьера. Саша был очень ответственный в отношении семьи. К тому же однолюб. У него было мягкое, хорошее чувство юмора. Он говорил: “Как так, ты стареешь, ты же должна хуже становится, а становишься только лучше…” И знаете, может даже в тебе нет ничего особенного, но когда ты смотришь в глаза человека и слышишь, что ты лучшая, красивая, что тебя любят — это дорогого стоит! Был еще такой смешной момент. Саша говорил: “Что ж я тебя раньше не встретил?”, а я отвечала, что всему свое время. Никто не думал, что это так рано закончится… Мы всегда рассуждали, что его бабушка с дедушкой — долгожители, к тому же мы оба заведенные на спорт, значит жить будем долго.

Ксения Соколова Ваш муж продолжал заниматься спортом в Англии?

Марина Литвиненко В Англии он по полной программе оторвался. В России у него не было возможности купить хорошую форму, кроссовки. А тут он накупил! Думаю, в этот “стафф” можно было легкоатлетическую команду одеть и обуть. Ему это нравилось, доставляло эстетическое удовольствие. Однажды мы даже ходили с ним на фехтование. У нас недалеко был клуб, там был тренером польский чемпион. Он Саше дал потренировать одного мальчика, и я впервые увидела, как муж фехтует… Он сказал: “Все, уйду на пенсию и буду учить детей фехтованию”. Такой вот мушкетер. Наивный, в чем-то идеалист, но в то же время очень “на земле”.

Ксения Соколова Как вы думаете, был ли какой-то конкретный повод, из-за которого с вашим мужем расправились? Или это была показательная месть системы?

Марина Литвиненко Я думаю, этот вопрос должен прояснить судебный процесс, public inquiry. Возможно, поводом стало участие Саши в расследовании дел российских криминальных групп и их связей с высшим эшелоном власти. Саша писал об этом еще в 1998 году в служебной записке Путину. В Англии Сашу попросили дать показания в связи с расследованиями дел, прежде всего в Испании.

Так недавно были арестованы несколько крупных авторитетов, в том числе из тамбовской группировки, связанной напрямую с первыми лицами в правительстве РФ. Есть еще вероятность, что смерть Саши планировали свалить на Березовского. И добиваться его экстрадиции России, уже как обвиняемого в убийстве.

Ксения Соколова По-моему, следственный комитет обвинил его впрямую.

Марина Литвиненко Возможно, свалить убийство на Березовского им бы удалось, если бы англичане не нашли полоний. По плану, никто не должен был узнать причину смерти.

Ксения Соколова Как получилось, что полоний все же обнаружили?

Марина Литвиненко На 11 день болезни Саши стало понятно, что есть признаки радиоактивного облучения. До этого все было шатко-валко, состояние плохое, без изменений. В воскресенье я от него ушла, а в понедельник прихожу — и вижу совершенно другого человека. Я глажу Сашу по голове (мы должны были надевать резиновые перчатки при физическом контакте) и вдруг понимаю, что у меня на перчатках остаются его волосы. Я осматриваю его одежду: волосы на плечах, на подушке… Тут я уже закричала. Пошла к врачам, спрашиваю: что происходит? В госпиталях обычно сложно дождаться врача. У них свои часы приема. Но тут они быстро собрались, все 5 человек, на консилиум. Онколог сказал, что Саша похож на тех пациентов, которые находятся у него в отделении после радиоактивного облучения. Но никакого облучения не было! Тогда его решили перевести в онкологическое отделение. Взяли кровь на специальные анализы и обнаружили таллий. Тогда впервые поставили диагноз “Отравление. Обнаружение тяжелых металлов в крови”. В этот момент началось расследование, включилась полиция. Полицейские стали действовать по четкой схеме: обезопасить ребенка, семью и т. д. Выглядело это так: Сашу на койке допрашивал полицейский, меня спросили, где ребенок? Я сказала: пришел из школы и находится у моих друзей. Они сказали, что забирают его в полицейский участок, “по инструкции положено”. Представьте, до нас несколько дней никому не было дела, а тут вдруг все начинают активно нас спасать. Мне сказали: “Мы вашего мужа переводим в другой госпиталь, вы поедете с нами”. Я сказала, что не поеду с ними, у меня на парковке стоит машина. Мне ответили: “Если будете сопротивляться, мы вас арестуем”. Саша сказал: “Марина, молчи и делай все, что они говорят”. У нас забрали мобильные, перевезли на бешеной скорости из одного госпиталя в другой. Им не важно, что Саша лежал в больнице две недели. Для них отравление таллием — преступление. Включаются механизмы, как будто преступление случилось прямо сейчас.

Ксения Соколова То есть отравление официально переквалифицировали в попытку убийства?

Марина Литвиненко Да, но данных о радиоактивном заражении еще не было. Мы приехали в другой госпиталь. И тут подключился Скотланд-Ярд. Ко мне пришел полицейский, который вел это дело. Он спросил: “Что вам нужно?”. Я сказала, что не знаю, где ребенок, нужно ему позвонить. У нас забрали мобильные. А 12-летний ребенок тем временем сидел в участке и ругался: “Я не понимаю, что происходит, почему я в полиции?” Короче, ребенка успокоили. Тот полицейский потом допрашивал Сашу три дня, пока тот мог говорить. И получилась пугающая, парадоксальная ситуация: в процессе расследования убийства показания давал сам убитый! Саша рассказал, где он был, с кем встречался, куда ходил в тот день. Пока его допрашивали, диагноз изменился.

Ксения Соколова Как это произошло?

Марина Литвиненко После того как в организме мужа обнаружили таллий, выписали антидот. Когда мы его принимали, было очень тяжело, Саша не мог глотать, ничего не ел. Мы говорили ему, это нужно пить, очень важно. Однажды я прихожу в палату, и вижу, что антидота нет. Его отменили. Они поняли, что яд — это не таллий. Потому что у Саши не была разрушена нервная система, хотя начали отказывать почки и печень. Так не может быть при отравлении таллием. Когда были обнаружены первые признаки радиоактивности, Сашу проверили на гамма-лучи. Сначала внешних признаков не было. Не могли понять, откуда идет излучение. Когда таллий не подтвердился, Гольдфарб привел профессора Генри, который сначала просто ходил и слушал, что происходит. А потом спросил, почему проверяют только на гамма-лучи? И предложил проверить Сашу на альфа-излучение. Оставались последние два дня Сашиной жизни. У него взяли мочу и отправили на анализ в военный комплекс, где был специальный реактор. И у полиции наконец что-то совпало.

Ксения Соколова Это случилось в последний день жизни вашего мужа?

Марина Литвиненко Да. В первый раз у Саши сердце отказало за день до смерти, когда я уезжала из госпиталя. В последний раз, когда мы с ним разговаривали, он был совсем слаб. Когда я приехала домой, мне позвонили из больницы и спросили, могу ли я быстро вернуться. Я спросила: “Что-то случилось?” — “Да, но сейчас уже лучше”. Когда я приехала, Саше сделали реанимацию сердца. Его ввели в кому, подключили все суппорт-машины. На следующий день мы уже не могли разговаривать. Прощаясь с врачами, я спросила: “Ночью будет хуже?” Они сказали: “Нет, для больного ночь или день — без разницы”.

Ксения Соколова Вы тогда понимали, что ваш муж умирает?

Марина Литвиненко Нет, на тот момент была надежда, речь шла о пересадке костного мозга. Даже доноры нашлись. Когда я опять приехала домой, мне позвонили из госпиталя. Сын уже ложился спать, был в пижаме, я спросила: “Толь, ты поедешь со мной?” — “Поеду”. Мы приехали в госпиталь. Врач, который был на дежурстве, сразу нас встретил. И тогда я поняла, что все. Врач нас попросил пройти в комнату. К чему я это рассказываю? На тот момент информации о полонии еще не было. Врач нам сказал, что Саши не стало, у него остановилось сердце, что мы можем пойти к нему в специальную комнату, побыть там, попрощаться. Если бы на момент смерти было известно, что яд — это полоний, нас бы уже к нему не пустили. Нам позволили быть с Сашей сколько угодно времени. Раньше, общаясь с ним, мы должны были надевать перчатки и маски, потому что у него иммунитет был на нуле. А сейчас уже не нужно было предохраняться. Толя постоял, наверное, полминуты. Конечно, для него это был сильнейший шок. А я очень долго с Сашей сидела.

Потом, когда вернулась домой, мне позвонили полицейские. Сказали, что есть очень важная информация, которую я должна узнать непосредственно от них. Они приехали около часа ночи. Я не очень была рада их визиту, допрашивать меня в такой момент было неуместно и жестоко. Они приехали, сели на кухне.

Ксения Соколова Их было много?

Марина Литвиненко Человек 6-7. Они сказали: “Марина, вашего мужа отравили полонием. Это радиоактивный материал. Мы не знаем, что это конкретно такое, потому что в нашей практике не было подобного. Мы никогда не сталкивались с тем, чтобы человека убивали полонием-210. У вас есть полчаса, вы должны собраться и эвакуироваться из дома”. Я спросила, почему сейчас и что брать. Они ответили: “Вещи, с которыми вы обычно уезжаете из дома на пару дней”. Хорошо, что Ахмед Закаев жил напротив. Мы собрались и ушли из дома к нему. В свой дом мы смогли вернуться только через два с половиной года.

Ксения Соколова А где вы провели два с половиной года?

Марина Литвиненко На съемных квартирах.

Ксения Соколова Ваш дом опечатали?

Марина Литвиненко До февраля он фактически принадлежал полицейским, там велись следственные действия. В первый раз я смогла туда войти в январе, полностью экипированная, в костюме с маской. И увидела, что на кухне как все стояло в тот вечер, так и стоит. Полиция даже не знала, как утилизировать продукты. Там была ваза с бананами, я сначала не поняла, что это бананы, они были черные все, как будто сгорели. Везде летала моль. Помните жилище маньяка из “Молчания ягнят”? Вот такую картину я увидела. Я тогда поняла, что это уже не мой дом, что я там больше жить не буду. Второй раз я оказалась там в марте, нам разрешили взять какие-то вещи для жизни. Уходя, мы взяли только смену белья. А однажды полицейские сказали: “Марина, мы у тебя забрали дом, у тебя нет вещей, пойдем делать шопинг”. И два полицейских с кредитной карточкой пошли со мной и позволили мне купить хоть что-то.

Ксения Соколова Что именно делала полиция в вашем доме?

Марина Литвиненко Они все проверили на полоний. На каждом участке дома была наклеечка, написано, какое количество радиации и т. д. То же самое было по всему Лондону. Все те места, которые посетили Саша, Ковтун и Луговой были очень тщательно проверены.

Ксения Соколова Как выглядит полоний?

Марина Литвиненко Это металл. Но в данном случае он был применен в виде жидкости, летучего соединения. В связи с полонием есть понятие “первичное и вторичное заражение”. Первичное — это следы, которые оставляет непосредственно полоний, вторичное — след, оставленный тем, кто его трогал. Вторичное заражение было зафиксировано в самолете, которым летели Луговой и Ковтун, в гостинице, где они жили, в других местах. Это все описано подробно, с картинками. В суде говорили, что не помнят ни одного дела с такой конкретной, медицинской и криминалистической доказательной базой! Когда преступников фактически обвиняют “безмолвные свидетели”.

Ксения Соколова Скажите, Марина, когда вы видите Лугового или Ковтуна — разумеется, по телевизору, какие чувства вы испытываете?

Марина Литвиненко Я ничего не испытываю. У меня нет желания мести. Потому что месть и ненависть — это очень сильные чувства. Как говорится, ненависть — это любовь со знаком минус. Эти два ничтожества у меня могут вызвать разве что брезгливость. Люди сами себя наказали. Жить и знать, что тебя обвиняют в убийстве, что ты не можешь выехать за пределы страны, и при этом хорохориться: “Россия такая большая: хочу — поеду на Камчатку, хочу — на Черное море”. Но я не думаю, что у этих людей такая замечательная жизнь. Как сказал мой сын, они уже в тюрьме. Когда у тебя нет возможности свободно передвигаться и делать то, что хочешь, ты уже наказан, ты в тюрьме. Эти люди совершили преступление и думают, что ушли от ответственности.

Ксения Соколова Есть ли у вас какие-то личные чувства по отношению к Владимиру Путину?

Марина Литвиненко Я испытываю глубокое чувство сожаления в связи с тем, что происходит сейчас в России. Эта деградация — результат пятнадцати лет, которые Путин находится у власти.

Ксения Соколова Как вдова сотрудника спецслужб, как вы считаете, насколько сильное, решающее влияние оказывает на психику человека принадлежность к этой жестко субординированной корпорации? Как по-вашему, нужны ли вообще спецслужбы в современном мире?

Марина Литвиненко Я думаю, что спецслужбы государствам все-таки необходимы, но, конечно, не те, которые существуют в России сейчас. Это прямое наследие КГБ — организации, которая являла собой абсолютное зло, и должна быть осуждена. Это, к сожалению, не было сделано в 1991 году. КГБ тогда не смогли уничтожить. Расчленили на три департамента. Потом эта гидра опять срослась, стала мощнее, поменяла идеологию на еще более циничную. То, что случилось в 2000 году, приход Путина — это их реванш. У моего мужа, Александра Литвиненко, было представление о том, какими на самом деле должны быть спецслужбы. Он действительно верил в то, что их можно заставить приносить людям пользу, а не зло. Возможно, это была наивная вера. Но когда он понял, что от него требуется совершить преступление, чтобы остаться в системе, он решил, что не будет этого делать. За это решение система его уничтожила.

Ксения Соколова Что должно произойти, чтобы вы сказали: “Я сделала все, что могла, и хочу поставить в этом деле точку”?

Марина Литвиненко “Поставить точку” для меня не так важно.

Ксения Соколова А что важно?

Марина Литвиненко Для меня важно было начать. Когда я столкнулись с огромным количеством препятствий, то вдруг увидела, что даже англичане, журналисты, которые занимались этим делом, перестали верить в успех. Настолько сильным было политическое противостояние, столько было запретов, отказов, столько времени это тянулось, что даже англичане перестали надеяться на свое правосудие. И мне очень приятно, что сейчас, на моем опыте, они в очередной раз имеют возможность убедиться в независимости и справедливости своего суда. Люди в России, которые следили за нашим делом, тоже увидели, что справедливость существует. Нужно только очень большое упорство, чтобы ее добиваться. Никогда нельзя сдаваться — какими бы скверными ни были ваши обстоятельства. Мне кажется, мой пример очень важен для людей. Когда видишь, что у кого-то получилось, думаешь, что и у тебя получится. И я уверена, что Россия к этому делу обязательно вернется, как только что-то поменяется, когда будет расследовано дело Немцова, когда станет понятно, кто убил Политковскую. Это главные вещи, которые однажды в России окажутся очень важными и востребованными.

Источник