(Начало)

Клиент был готов. Сталин в тот момент даже не до конца понимал, насколько и к чему был готов "клиент"! Лишь в 1948 году, после публикации Госдепом США коллекции трофейных документов германского МИДа, стала известна докладная записка Риббентропа (от 24 июня 1940 г.), в которой он напоминает Гитлеру о следующих обстоятельствах московских переговоров августа 1939 года: "Фюрер уполномочил меня заявить о германской незаинтересованности в территориях Юго-Восточной Европы - вплоть до Константинополя и Проливов, если бы это было необходимо. Последнее, однако, не обсуждалось". Вплоть до Константинополя и Проливов! Цари московские о таком могли только мечтать…

Напоследок, уже чисто для развлечения помотав нервы престарелому графу Шуленбургу, в Кремле ответили согласием:

"Телеграмма № 197 от 21 августа
Вне очереди. Берлин. Секретно. Срочно.

Усиленно подчеркивая необычайную важность и исключительную необходимость поспешности, я вручил в 15 часов господину Молотову послание фюрера к Сталину и перевод… Я пытался всеми способами, какие только были в моем распоряжении, дать ясно понять господину Молотову, что немедленный визит Имперского Министра иностранных дел необходим в интересах обеих стран. Я закончил просьбой о том, чтобы при любых обстоятельствах ответ был дан мне сегодня. Я только что узнал, что Молотов снова хочет видеть меня в 17 часов. В 17 часов Молотов вручил мне ответ Сталина на послание Фюрера, изложенный в очень примирительной форме. Сталин сообщает, что советское правительство согласно на приезд в Москву Имперского Министра иностранных дел 23 августа".

Теперь оставалась лишь эффектно завершить операцию, в частности - выгнать вон из Москвы англо-французскую делегацию. Переговоры о военной конвенции успешно выполнили свою роль, и настала пора объяснить "союзникам", в каком качестве их использовали. Существует апокрифический рассказ о том, как главе советской делегации, наркому обороны Ворошилову прямо в зале заседания вручили записку от Хозяина: "Клим! Кончай балаган. Коба". Записки этой никто никогда не видел (скорее всего, ее и не было), но легенда эта вполне адекватно отражает воодушевление, царившее тогда в Кремле. "Советское правительство не собирается вступать в какие-нибудь связи с такими зажравшимися государствами, как Англия, Америка и Франция. Чемберлен - болван, а Даладье - еще больший болван". Вот в таких, отнюдь не дипломатических выражениях месяц спустя (вечером 28 сентября 1939 г.) товарищ Сталин отозвался о своих бывших и будущих союзниках...

22 августа газета "Правда" поместила крохотное, всего в несколько строк, сообщение: Германия и СССР решили устранить угрозу войны и заключить пакт о ненападении; "на днях" ожидается приезд г-на фон Риббентропа для соответствующих переговоров. Публика по всему миру, которая, затаив дыхание, ждала новостей из Москвы о подписании военной конвенции стран антигитлеровской коалиции, тихо ошалела. Европейские коммунисты ничего не поняли, но еще крепче прониклись верой в светлое будущее: "Это решение является хорошо нацеленным ударом против заговоров международной реакции, является решением, которое должно показать всему миру, что Советский Союз всегда был готов в любой момент совместно с другими выступить против фашистских агрессоров... Спокойно дождитесь известий из Советского Союза. Однако будьте полностью уверены в том, что СССР, как всегда, надежно защищает интересы международного рабочего класса, всех народов и государств, всего человечества..." (из листовки подпольного ЦК компартии Чехословакии).

23 августа 1939 г. Риббентроп и многочисленные сопровождающие его лица самолетом прилетели в Москву. Переговоры начались в кремлевском кабинете Молотова в 15-30 и продолжались до 18-30, затем с 22-00 и до полуночи. Начало было суровым. Семь лет спустя, в своем последнем слове перед Международным трибуналом в Нюрнберге, Риббентроп сказал: "Когда я приехал в Москву в 1939 году к маршалу Сталину, он дал понять, что если не получит половины Польши и Прибалтийские страны (тогда еще без Литвы), с портом Либава (ныне Лиепая), то я могу сразу же вылетать назад". Вылетать не пришлось, стороны стремительно пришли к согласию об условиях раздела Восточной Европы, а в ходе скромного ужина с шампанским обстановка и вовсе потеплела:

"Рейхсминистр иностранных дел заявил, что Англия всегда пыталась и до сих пор пытается подорвать развитие хороших отношений между Германией и СССР. Англия слаба и хочет, чтобы другие поддерживали ее высокомерные претензии на мировое господство. Г-н Сталин живо согласился с этим и заметил следующее: британская армия слаба, британский флот больше не заслуживает своей прежней репутации. Английский воздушный флот, можно быть уверенным, увеличивается, но не хватает пилотов. Если, несмотря на все это, Англия еще господствует в мире, то это происходит лишь благодаря глупости других стран, которые всегда давали себя обманывать… В ходе беседы г-н Сталин неожиданно предложил тост за фюрера: "Я знаю, как сильно германский народ любит своего Вождя, и поэтому мне хочется выпить за его здоровье!"

В итоге был подписан Пакт о ненападении, содержащий стандартные общие фразы, и Секретный дополнительный протокол, в котором и была зафиксирована цена, которую предстояло уплатить Гитлеру всего лишь за невмешательство Сталина в его дела:

"Нижеподписавшиеся представители обеих Сторон обсудили в строго конфиденциальных беседах вопрос о разграничении их сфер влияния в Восточной Европе. Эти беседы привели к соглашению в следующем:

1. В случае территориальных и политических преобразований в областях, принадлежащих прибалтийским государствам (Финляндии, Эстонии, Латвии, Литве), северная граница Литвы будет являться чертой, разделяющей сферы влияния Германии и СССР. В этой связи заинтересованность Литвы в районе Вильно признана обеими Сторонами.

2. В случае территориальных и политических преобразований в областях, принадлежащих Польскому государству, сферы влияния Германии и СССР будут разграничены приблизительно по линии рек Нарев, Висла и Сан. *)
Вопрос о том, желательно ли в интересах обеих Сторон сохранение независимости Польского государства, и о границах такого государства будет окончательно решен лишь ходом будущих политических событий. В любом случае оба Правительства разрешат этот вопрос путем дружеского согласия.

3. Касательно Юго-Восточной Европы Советская сторона указала на свою заинтересованность в Бессарабии. Германская сторона ясно заявила о полной политической незаинтересованности в этих территориях.

4. Данный протокол рассматривается обеими Сторонами как строго секретный.
Москва, 23 августа 1939 г."

*) Текст составлялся в такой спешке, что оказалась забытой еще одна река, без которой указанная линия теряет смысл. Это небольшая (порядка 50 км всего) речка Писа, берущая начало у г. Иоганнесбург в Восточной Пруссии (ныне г. Пиш Мазурского воеводства Польши) и впадающая в Нарев между Ломжей и Остроленкой. 28 августа 1939 г. эту оплошность исправили специальным "Разъяснением" к секретному Протоколу.

Раздел по линии рек Писа, Нарев, Висла, Сан означал, что Сталину должно было достаться больше половины территории Польши, разгромить которую предстояло ценою крови немецких солдат (участие Красной Армии в польской кампании ни в одном из известных документов оговорено не было). Прибалтийские страны поделили на 3 к 1, при этом Литву, географически примыкающую к Восточной Пруссии, решено было отдать Гитлеру.

31 августа, за день до начала войны, тов. Молотов выступил с большой речью на внеочередной сессии Верховного Совета СССР. Слегка посетовал на то, что "и в нашей стране были некоторые близорукие люди, которые, увлекшись упрощенной антифашистской агитацией, забывали о провокаторской работе наших врагов". К счастью, было кому направить заблудших на путь истинный: "Товарищ Сталин бил в самую точку, разоблачая происки западно-европейских политиков, стремящихся столкнуть лбами Германию и Советский Союз... Заключение советско-германского договора о ненападении свидетельствует о том, что историческое предвидение тов. Сталина блестяще оправдалось!" (Бурная овация в честь тов. Сталина.)

Под конец выступления тов. Молотов позволил себе душевно пошутить: "Советско-германский договор подвергся многочисленным нападкам в англо-французской и американской прессе... Эти люди требуют, чтобы СССР обязательно втянулся в войну на стороне Англии против Германии. Уж не с ума ли сошли эти зарвавшиеся поджигатели войны? (Смех) Если у этих господ имеется уж такое неудержимое желание воевать, пусть воюют сами, без Советского Союза. (Смех, Аплодисменты) Мы бы посмотрели, что это за вояки!" (Смех, Аплодисменты)

У порога войны

В первые дни после подписания Пакта официальный Берлин демонстрировал горячий оптимизм и несокрушимую уверенность в скорой победе. На самом же деле, ситуация развивалась для них не столь радужно.

25 августа произошло два, в равной мере огорчительных для Гитлера события. Закадычный друг Муссолини прислал ему письмо, в котором прямо и без обиняков сообщалось: "Если Германия атакует [Польшу], и союзники Польши начнут ответную атаку против Германии, я хочу заранее дать Вам знать, что будет лучше, если я не возьму на себя инициативы в военных действиях ввиду нынешнего состояния итальянских военных приготовлений, о чем ранее мы неоднократно заявляли Вам, фюрер, и господину фон Риббентропу... Я считаю своей безусловной обязанностью, как истинный друг, говорить Вам полную правду..."

Итак, дуче "соскочил". В самый ответственный момент. Напротив, англичане 25 августа подписали Договор о взаимопомощи с Польшей, статья 1 которого гласила: "Если одна из Договаривающихся Сторон окажется вовлеченной в военные действия с европейской державой в результате агрессии последней против этой Договаривающейся Стороны, то другая Договаривающаяся Сторона немедленно окажет Договаривающейся Стороне, вовлеченной в военные действия, всю поддержку и помощь, которая в ее силах".

Строго говоря, ничего нового в этом не было, ибо еще 22 августа Чемберлен прислал Гитлеру личное письмо, в котором честно и откровенно предупредил: "Каким бы ни оказался по существу советско-германский договор, он не может изменить обязательство Великобритании по отношению к Польше, о котором правительство Его Величества неоднократно и ясно заявляло и которое оно намерено выполнять... Если возникнет необходимость, правительство Его Величества полно решимости и готово применить без промедления все имеющиеся в его распоряжении силы, и невозможно предвидеть последствия военных действий, если они будут начаты..."

Всего лишь слова на бумаге - однако Гитлер занервничал так сильно, что назначенное на 26 августа вторжение в Польшу было остановлено буквально в последний момент, вечером 25 августа (моторизованные колонны вермахта уже двигались к польской границе, диверсионные группы захватили Яблунковский перевал и железнодорожный тоннель у границы Словакии с Польшей). Кто и чем смог в последующие дни воодушевить изрядно перетрусившего "фюрера", науке пока не известно, однако, именно в это время появились первые (потом их станет больше) "утечки информации" о том, что в ходе визита Риббентропа в Москву был подписан какой-то секретный документ, оформивший раздел сфер влияния в Восточной Европе.

"У здешних английских и французских дипломатов преобладает убеждение, - телеграфирует 26 августа в Лондон посол Чехословакии в Москве Фирлингер, - что вместе с Пактом о ненападении было подписано секретное соглашение о разделе Польши и аннексии балтийских государств Советским Союзом. Я сомневаюсь, что это правда, хотя возможно и даже правдоподобно, что в случае территориальных изменений Советский Союз потребовал бы свою долю..." Господин посол товарищ Фирлингер был непростым товарищем: в 1945 году, оставаясь формально вне рядов компартии, он станет главой правительства возрожденной Чехословакии, с 1953 по 1964 год - председатель Президиума Национального собрания и член Президиума ЦК КПЧ.

Возможно, именно столь тесные связи со страной пребывания придали послу Фирлингеру смелость обратиться за разъяснениями напрямую в наркомат иностранных дел СССР. О результатах беседы 31 августа докладывает сотрудник НКИД Л.И. Бергман: "Ферлингер сказал, что, хотя он, как многие другие, этому (слухам о наличии секретного соглашения о разделе Польши и Прибалтики - М.С.) не верит, но все же, если бы была возможность рассеять эти слухи, то это значительно усилило бы позиции тех, кто в Англии и Франции выступает за дружбу с Советским государством. Я тут же указал Ферлингеру на нелепость подобных слухов, которые могут распространяться с провокационной целью людьми, глубоко враждебными СССР. Не говоря уже о том, что Советский Союз является вообще принципиальным противником империалистической политики захвата чужих территорий, сам текст договора [о ненападении] и оценка его советской печатью отнюдь не дают оснований для подобных предположений..."

При всем уважении к достижениям и возможностям британской разведки трудно поверить, что Секретный протокол, о существовании которого знало не более десятка человек, мог быть добыт англичанами в столь короткий срок; скорее всего, имел место преднамеренный "слив". Выгоден же такой "слив" был прежде всего немцам, т.к. решал сразу две задачи: демонстрировал прочность германо-советской сделки, подкрепленной соглашением о совместном дележе добычи, а также ставил западных союзников перед фактом неотвратимости разгрома Польши и, как следствие, заведомой бессмысленности любых попыток спасти ее.

Шаг вперед, два назад...

Распространения слухов показалось мало - в Берлине захотели увидеть открытые, публичные проявления участия СССР в разрешении "польского вопроса". 29 августа посол Шуленбург передает Молотову следующую просьбу Риббентропа: "В последнее время в нескольких газетах появились слухи о том, что якобы Советское правительство отводит свои войска с западной границы. Такого рода слухи, служащие агитационным целям, неприятны германскому правительству. Поэтому Риббентроп по поручению Гитлера просит Советское правительство опровергнуть эти слухи в форме, которую оно сочтет удобной. Лучше, если бы это опровержение было сделано в положительной форме, т.е. что Советское правительство не отводит свои войска с границы, а, наоборот, усиливает военные силы на границе".

Примечательна весьма уклончивая реакция Молотова на столь откровенную немецкую провокацию: "Молотов спрашивает - верит ли этим сообщениям германское правительство? Шуленбург отвечает отрицательно. Молотов говорит, что он посоветуется, как это сделать, и подчеркивает серьезность, с которой мы относимся к заключенному нами пакту с Германией". Эта же неопределенность в намерениях и действиях Кремля сохранялась и в последующие дни. В общем и целом Сталин оценивал Германию как слабую сторону конфликта и, соответственно, готов был помочь Гитлеру ввязаться в войну и не быть в ней разгромленным; с другой стороны, помощь предполагалась строго дозированной, и поиск верной "дозы" шел методом проб и ошибок:

"Телеграмма № 253 от 3 сентября
Очень срочно! Лично послу. Совершенно секретно!

Мы безусловно надеемся окончательно разбить польскую армию в течение нескольких недель. Затем мы удержим под военной оккупацией районы, которые, как было установлено в Москве, входят в германскую сферу влияния. Однако понятно, что по военным соображениям нам придется затем действовать против тех польских военных сил, которые к тому времени будут находиться на польских территориях, входящих в русскую сферу влияния. Пожалуйста, обсудите это с Молотовым немедленно и посмотрите, не посчитает ли Советский Союз желательным, чтобы русская армия выступила в подходящий момент против польских сил в русской сфере влияния и, со своей стороны, оккупировала эту территорию... Риббентроп".

Разумеется, в планы Сталина не входило позволить Гитлеру так быстро и так просто закончить польскую кампанию. Поэтому ответ был однозначно отрицательный: "Сами, ребята, все сами!" На дипломатическом языке это прозвучало так: "Молотов передал мне следующий ответ советского правительства: "Мы согласны с вами, что в подходящее время нам будет совершенно необходимо начать конкретные действия. Мы считаем, однако, что это время еще не наступило. Возможно, мы ошибаемся, но нам кажется, что чрезмерная поспешность может нанести нам ущерб и способствовать объединению наших врагов..."

Но немцы не отставали, и на то были причины. 4 сентября 24 английских бомбардировщика нанесли удар по германским кораблям в гаванях Вильгельмхафена и Брюнсбюттеле. 7-8 сентября французская армий силами 9 дивизий пересекла границу в Сааре и, не встречая сопротивления, продвигалась к предполью "Линии Зигфрида". Да, авиационный удар оказался для англичан крайне неудачным (безвозвратно потеряно 7 самолетов, три бомбы, врезавшиеся в палубу германского "карманного линкора" "Адмирал Шеер", не взорвались), но, как говорится, "лиха беда начало", и на Западном фронте могла начаться реальная война. В такой ситуации немцам надо было как можно быстрее завершать польскую кампанию.

(Продолжение следует)

Оригинал публикации

Мнение авторов публикаций может не совпадать с мнением редакции сайта