"После хорошей войны..."
Неизбежно возникает вопрос: кто виноват? Изначально подозреваемых было двое. Один из них уже давным-давно потерял статус "подозреваемого", превратившись в проклятого всем миром преступника. В некоторых странах публично выраженное сомнение в виновности Гитлера и его приспешников может стать основанием для административного или даже уголовного наказания, но даже и там, где законы не столь суровы, всякий, рискнувший восхвалять Гитлера, превращается в изгоя, выброшенного из общества приличных людей. Публично заданный вопрос - не считает ли себя нынешняя ФРГ наследником гитлеровского "рейха" - неизбежно приведет к громкому международному скандалу...
Второй подозреваемый и ныне "живее всех живых". Его никто и никогда не судил, его действия в момент развязывания 2 МВ так и не стали предметом уголовного или хотя бы парламентского расследования. Издаются горы книг, авторы которых спорят: был ли Сталин величайшим из гениев или всего лишь эффективным менеджером. Его останки захоронены в самом сердце России, у кремлевской стены, и каждый год к бюсту Сталина депутаты Госдумы РФ возлагают цветы. Нынешнее российское государство упрямо хранит секреты Сталина от разглашения и изучения. Видные российские политики объявляют распад сталинской империи величайшей катастрофой 20-го века...
Отнюдь не дерзая заменить короткой статьей полномасштабное расследование, напомним читателям некоторые основополагающие факты. Обязательный минимум того, что должен знать каждый образованный человек.
"Удар политического землетрясения"
15 марта 1939 года, в нарушение подписанных в Мюнхене соглашений, Германия уничтожила Чехословакию (Чехия была оккупировала и превращена в "протекторат Богемия и Моравия", а в номинально самостоятельной Словакии был приведен к власти марионеточный фашистский режим). Пощечина, которую получили англо-французские союзники, прозвучала очень звонко — все унижения, на которые они пошли в Мюнхене, оказались напрасны. "Европу потряс удар политического землетрясения" - так написал позднее в своих мемуарах посол СССР в Великобритании Иван Майский. Его германский коллега Герберт фон Дирксен, докладывая в Берлин, использовал практически те же выражения: "Вступление германских войск в Прагу подействовало на английскую общественность, как гром среди ясного неба".
28 марта 1939 г. войска франкистов вошли в Мадрид; продолжавшаяся без малого тысячу дней война закончилась трагической гибелью Испанской республики. В тот же день Германия в одностороннем порядке расторгла Пакт о ненападении с Польшей. 31 марта 1939 года Чемберлен заявил с трибуны парламента, что в случае германской агрессии против Польши "британское правительство придет ей на помощь всеми имеющимися в его распоряжении средствами". 13 апреля аналогичные гарантии были даны Румынии и Греции. В те же дни об официальных гарантиях военной помощи указанным странам заявила Франция.
Итак, Чемберлен и Даладье "подписались". Любой следующий агрессивный шаг Гитлера ставил их перед выбором: совершить политическое самоубийство или начать войну.
17 апреля советское правительство публично обращается к Англии и Франции с предложением создать "тройственный союз" (СССР, Англия, Франция) для противодействия агрессии в Европе. В тот же самый день, 17 апреля 1939 г. советский посол (полпред) в Берлине тов. Мерекалов встречается со статс-секретарем МИД Германии. Вайцзекер записывает в своем отчете: "Русский посол - в первый раз с тех пор, как он получил здесь свой пост (т.е. с 5 июня 1938 года - М.С.) - посетил меня для беседы... Посол заявил примерно следующее: Политика России всегда прямолинейна. Идеологические расхождения вряд ли влияли на русско-итальянские отношения, и они также не должны стать камнем преткновения в отношении Германии. Советская Россия не использовала против нас существующие между Германией и западными державами трения и не намерена их использовать. С точки зрения России нет причин, могущих помешать нормальным взаимоотношениям с нами. А начиная с нормальных, отношения могут становиться все лучше и лучше..."
5 мая Литвинова на посту наркома иностранных дел СССР сменил Молотов. Сигнал был прозрачно ясен: Литвинов, еврей по происхождению, говорящая голова советской внешней политики эпохи "коллективной безопасности" и "народного фронта" стал неудобен для предстоящего крутого поворота. Однако в Париже и Лондоне не хотели видеть очевидное. Начинаются долгие и мучительные переговоры с Москвой. Дирксен пишет в очередном отчете в Берлин: "Характерно было то упорство, фанатизм, почти истерия, с которой политическая общественность подгоняла переговоры и понуждала правительство к все большим и большим уступкам… Все пощечины со стороны Советского Союза были приняты, поддавались на каждую все более дерзкую уловку русских".
А что им еще оставалось делать? "Необходимость заключения соглашения для нас является более неотложной, чем для них, — пишет 20 июля в своем отчете английский представитель Уильям Стрэнг. - В противоположность СССР, мы взяли на себя обязательства, выполнение которых от нас могут потребовать в любое время. Некоторые из взятых нами обязательств выгодны Советскому Союзу, т.к. они защищают значительную часть его западной границы... Наша пресса и наша общественность призывают к тому, чтобы мы быстро заключили соглашение, и у русских имеются достаточные основания полагать, что мы не осмелимся оказаться перед фактом окончательного срыва переговоров".
23 июля Молотов вносит неожиданное предложение: не дожидаясь завершения политических переговоров, начать переговоры о военном союзе трех держав. Идея потрясающая: генералы должны заняться согласованием оперативных планов, раскрыть при этом совершенно секретную информацию о составе, вооружении, сроках мобилизационной готовности своих армий, даже не будучи уверенными в том, что в будущей войне им предстоит быть союзниками, а не врагами! Но "упорство, фанатизм, почти истерия" оказались настолько сильны, что уже на следующий день, 24 июля, в Лондоне и Париже публично заявили о готовности начать переговоры с целью заключения военной конвенции.
Через два дня после этого, 26 июля, высокопоставленный чиновник МИД Германии Карл Шнурре приглашает советского поверенного в делах Астахова и торгпреда Бабарина на обед. Судя по отчету, обед затянулся до полпервого ночи. В ходе беседы германский представитель заявил: "Несмотря на все различия в мировоззрении, есть один общий элемент в идеологии Германии, Италии и Советского Союза - противостояние капиталистическим демократиям. Ни мы, ни Италия не имеем ничего общего с капиталистическим Западом. Поэтому нам кажется довольно противоестественным, чтобы социалистическое государство вставало на сторону западных демократий... Что может Англия предложить России? Самое большее - участие в европейской войне, вражду с Германией, но ни одной устраивающей Россию цели..."
3 августа Астахова принял уже сам министр иностранных дел Германии Риббентроп. На этот раз место вопросов заняли достаточно понятные предложения: "Если Москва откажется от политики, направленной против жизненных интересов Германии, то от Балтийского до Черного моря не будет проблем, которые мы совместно не сможем разрешить между собой".
Как кошка с мышкой
12 августа в Москве состоялось первое заседание представителей военного командования Англии, Франции и СССР, и уже 14 августа нарком Ворошилов ошарашил своих партнеров следующим заявлением: "Предварительным условием наших переговоров и совместного договора между тремя государствами является пропуск наших войск на польскую территорию через Виленский коридор и Галицию и через румынскую территорию. Если этого не будет, если этот вопрос не получит положительного решения, то я сомневаюсь вообще в целесообразности наших переговоров". То, что польское руководство не согласится на появление Красной Армии на своей территории, было абсолютно ясно всем. Более того, с 17 апреля по 14 августа этот вопрос ни разу не был озвучен советской стороной в ходе политических переговоров. Теперь же его, причем в ультимативной форме, поставили перед военными делегациями, которые при всем желании не могли принять решение за польское правительство.
Стенограммы переговоров давно опубликованы. Это печальное, но поучительное чтение. Представители старейших демократий Европы оказались беспомощными детьми перед лицом циничных мошенников. В первые минуты "полезные идиоты" ничего не поняли и бросились убеждать своих партнеров, что никто и не ждет от Советского Союза непосредственного участия сухопутных сил в боевых действиях (предложения, содержавшиеся в инструкции английской военной миссии, предполагали поставки советского вооружения и транзит вооружения союзников через территорию СССР в Польшу, обеспечение военной промышленности советским сырьем, совместные действия флотов в Балтике), но Ворошилов был непоколебим. Никаких полумер! Советский Союз готов сражаться за свободу Польши всей мощью своей армии — надо только пустить эту армию на польскую территорию!
Очарованные такой решимостью, англо-французы так и не поняли, что вопрос уже решен, и разговоры о переговорах нужны Кремлю лишь для одной единственной цели - окончательно "дожать" Гитлера. А тому было от чего испугаться. В середине лета 1939 г. Германия имела 46 пехотных дивизий (включая моторизованные) - против 120 стрелковых и 16 кавалерийских в Красной Армии. По числу танков превосходство было шестикратным; если же под словом "танк" понимать бронированную гусеничную машину, вооруженную хотя бы малокалиберной 3745-мм пушкой, то новорожденный вермахт уступал Красной Армии в 20 раз (700 против 14 тыс.).
Вооруженные силы Польши, Франции и Великобритании были существенно меньше советских, но в совокупности они увеличивали военную мощь потенциальных противников Германии еще в 1,5-2 раза. Война в 20-м веке - это война моторов. Накануне 2 МВ США добывали 160 млн. тонн нефти, Советский Союз - 30 млн. тонн, Британия ввозила из своих колоний и полуколоний 10-12 млн. тонн, Румыния (на тот момент - союзник западного блока) добывала 5-6 млн. тонн. Германия (даже с учетом созданных мощностей по производству синтетического бензина) располагала 2,5 млн. тонн жидкого топлива в год. Абсолютной была зависимость германской экономики от импорта по таким позициям как бокситы (сырье для производства алюминия), медь, никель, каучук.
При таких ресурсах даже "блицкриг" против Польши представлял для Германии образца 1939 г. непростую и достаточно рискованную задачу. Война же против объединенной коалиции трех мировых держав (СССР, Франция, Великобритания) означала гарантированное самоубийство. Но и отказаться от войны в августе 39-го Гитлер уже не мог - и не только потому, что он так часто и так громко кричал о "чудовищном угнетении немецкого меньшинства в Польше". Экономическое чудо "национал-социалистической революции" имело свою цену - в Германии уже не хватало еды. С сентября 39 по февраль 40 г.г. запасы зерна измерялись цифрами порядка 60 кг на человека (по современным нормам ООНовских организаций нормальное потребление - это 1000 кг на человека в год). Германия была на пороге голода, и на этом пороге она стояла (лежала?) с золотым запасом в 17 тонн (в 600 раз меньше, чем было тогда в США или в 200 раз меньше, чем в сегодняшней ФРГ).
Финансовая система Германии была разрушена до основания. Гигантский государственный долг (60 миллиардов марок) более чем в 100 раз превышал совокупные золото-валютные запасы страны."Экономическая катастрофа становилась совершенно неизбежной. Создавалось такое положение, из которого только "прыжок в войну" мог считаться единственным спасением", - напишет позднее Мюллер-Гиллебранд. Прыгать без согласия Сталина было некуда, и поэтому тон и слог телеграмм, которые сыпались из Берлина в немецкое посольство в Москве, становился все более и более истеричным:
Телеграмма № 175 от 14 августа
Очень срочно. Лично послу.
Я прошу Вас лично связаться с господином Молотовым и передать ему следующее… Сегодня германо-советские отношения пришли к поворотному пункту своей истории. Решения, которые будут приняты в ближайшем будущем в Берлине и Москве по вопросу этих отношений, будут в течение поколений иметь решающее значение для германского и советского народов... Кризис в германо-польских отношениях, спровоцированный политикой Англии, а также британская военная пропаганда и связанные с этим попытки создания [анти-германского] блока делают желательным скорейшее выяс-нение германо-русских отношений. В противном случае, независимо от действий Германии, дела могут принять такой оборот, что оба правительства лишатся возможности восстановить германо-советскую дружбу и совместно разрешить территориальные вопросы, связанные с Восточной Европой.... Имперский Министр иностранных дел фон Риббентроп готов прибыть в Москву с краткосрочным визитом, чтобы от имени фюрера изложить взгляды фюрера господину Сталину..."
Телеграмма № 179 от 16 августа
Срочно. Лично господину Послу.
... Фюрер считает, что, принимая во внимание настоящую ситуацию и каждодневную возможность возникновения серьезных инцидентов (в этом месте, пожалуйста, объясните господину Молотову, что Германия полна решимости не терпеть бесконечно польские провокации), желательно общее и быстрое выяснение германо-русских отношений и взаимное урегулирование актуальных вопросов. По этим причинам Имперский Министр иностранных дел заявляет, что, начиная с пятницы 18 августа, он готов в любое время прибыть самолетом в Москву, имея от фюрера полномочия на решение всего комплекса германо-русских вопросов...
Абсолютно конфиденциально для Вашего сведения добавляется, что мы особенно заинтересованы в том, чтобы моя поездка в Москву могла состояться в конце этой или в начале следующей недели.
Телеграмма № 185 от 18 августа
Срочно. Лично господину послу.
Пожалуйста, немедленно условьтесь о новой беседе с господином Молотовым и сделайте все, что возможно, чтобы эта беседа состоялась без задержки... Мы просим о немедленном ответе на предложение, сделанное в дополнительной инструкции, о моем немедленном выезде в Москву. Пожалуйста, добавьте в связи с этим, что я прибуду с полными полномочиями от фюрера для полного и окончательного урегулирования общего комплекса вопросов... Я наделен полномочиями обговаривать детали в устных дискуссиях в Москве и, если представится возможность, исполнить пожелания русских. Я также вправе подписать специальный протокол, регулирующий интересы обеих сторон в тех или иных вопросах внешней политики, например, в согласовании сфер интересов на Балтике, проблемы прибалтийских государств и т.д. ... Настаивайте, в духе предыдущих заявлений, на быстром осуществлении моей поездки и соответствующим образом противьтесь любым возможным советским возражениям..."
Приведенная выше телеграмма была получена и расшифрована в посольстве Германии в 5 час. 45 мин. 19 августа. В два часа дня посол Шуленбург был принят Молотовым. Дальнейший, отнюдь не заурядный ход событий был описан в телеграмме, отправленной в Берлин, следующим образом:
"В своей первой сегодняшней беседе с Молотовым я повторно пытался убедить Молотова в том, что визит в Москву Имперского Министра иностранных дел - единственный путь для достижения успеха, настоятельно требуемого политической ситуацией. Молотов признал несомненную важность предполагаемой поездки, подчеркнув, что советское правительство понимает и уважает лежащий в основе этого замысел, но настаивает на своем мнении, что в данный момент невозможно даже приблизительно определить время поездки, так как она требует тщательных приготовлений... Молотова, очевидно, не трогали мои возражения, и первая беседа закончилась заявлением Молотова о том, что он высказал мне взгляды советского правительства и не может более ничего к ним добавить.
Едва ли не через полчаса после завершения беседы Молотов передал мне, что просит меня разыскать его снова в Кремле в 16-30. Он извинился, что поставил меня в затруднительное положение, и объяснил, что сделал доклад советскому правительству (главой которого и одновременно наркомом иностранных дел был сам Молотов - М.С.) и уполномочен вручить мне проект пакта о ненападении. Что касается поездки Имперского Министра иностранных дел, то советское правительство согласно на прибытие господина Риббентропа в Москву примерно через неделю после обнародования подписанного экономического соглашения... Моя попытка убедить Молотова согласиться на более раннюю дату была, к сожалению, неудачной".
Для дружбы нет границ
На календаре было 20 августа, воскресенье. До запланированного дня вторжения в Польшу оставалась одна неделя. Планы, конечно, можно было изменить, но вот отменить наступление осени, затяжные дожди и туманы не мог даже сам "фюрер". Оставалось только обратиться к господину Сталину с личным посланием:
"Господину Сталину, Москва.
Я искренне приветствую подписание нового германо-советского торгового соглашения как первую ступень перестройки германо-советских отношений... Я принимаю проект пакта о ненападении, который передал мне Ваш Министр иностранных дел господин Молотов, и считаю крайне необходимым как можно более скорое выяснение связанных с этим вопросов... По моему мнению, желательно, ввиду намерений обеих стран, не теряя времени вступить в новую фазу отношений друг с другом. Поэтому я еще раз предлагаю принять моего Министра иностранных дел во вторник, 22 августа, самое позднее - в среду, 23 августа. Имперский Министр иностранных дел имеет полные полномочия на составление и подписание как пакта о ненападении, так и протокола... Я буду рад получить Ваш скорый ответ. Адольф Гитлер".
(Продолжение следует)
Мнение авторов публикаций может не совпадать с мнением редакции сайта
