В свои 82 года она еще даст фору молодым – и безупречной памятью, и энциклопедическими познаниями, и ярким, острым словцом, и блеском в глазах, и безграничным жизнелюбием. Создается ощущение, что сам всевышний бережет ее для особой, еще не оконченной миссии. В свои 82 года она помнит все.

Помнит, как 22 июня в шесть утра с первыми бомбардировками Каунаса оборвалось ее детство. Семья профессора Лазерсона – супруга и трое детей - не стали эвакуироваться, памятуя достойное поведение немцев в Первую мировую вкупе с Шиллером, Бетховеном, Гете. А потом начались погромы, селекция – разгулялись местные молодчики. С приходом в Каунас немцев Лазерсоны были принудительно переселены в гетто. Чуть позже двенадцатилетняя девочка начала свои дневниковые записи.

Говорит Тамара Лазерсон-Ростовская: «Отец подсказал. Я не знаю – может быть до него дошел призыв еврейского историка, который погиб в Рижском гетто. И он, погибая, воскликнул – Идн, шрайбт! Евреи, пишите».

Несколько тонких тетрадок, зеленые чернила, химический карандаш. Аккуратный девичий почерк. Сначала перебиваемый чернильной акацией, анютиными глазками, затем в дневниковых записях появится вечный жид - еврейский трубочист, магендавид, куплет "А-Тиквы" на иврите, забор с колючей проволокой и надпись – мы в плену, потому что над гетто гуляет запах смерти и как никогда хочется жить. К этому времени Тамара Лазерсон – член подпольной молодежной организации в Каунасском гетто.

Говорит Тамара: «Выгнали из гетто 10 тысяч жителей и послали на 9 форт. На смерть. Из 35 тысяч человек вырвали треть – 10 тысяч, самый нетрудоспособный элемент – стариков и детей. И люди не знали, была селекция. Одних вправо, других влево. Никто не знал, где хорошая сторона. А потом стали догадываться – где больше стариков и больше детей – будет что-то такое… Из этих 10 тысяч один мальчик уцелел, прибежал в гетто и рассказал: всех расстреляли».

События разворачивались стремительно. В 41 был расстрелян ее старший брат. Родители, угнанные в Германию, тоже не уцелели. Отец погиб в концлагере Дахау. Мать умерла от тифа в концлагере Штутхоф в начале 45-го.

Говорит Тамара: «Я начинаю думать – а могло ли вообще быть такое – взять и убивать народ. Просто так. Ни за что. За то, что они евреи. Я не могу понять, как это могло произойти. Но я рада – были проблески. В Финляндии сказали – у нас есть фины, исповедующие иудаизм. И не дали, и отстояли».

Тамару, по ее собственному признанию, спас дневник. Ее единственный друг.

Говорит Тамара: «Как будто дневник говорил – смотри, были времена и потяжелее. Он как будто утешал, помогал».

Но почему- то Тамара не любит, когда ее называют "литовской Анной Франк".

Говорит Тамара: «Я прошла гетто три года почти. Я полгода скрывалась под чужим именем, фамилией. У меня убили родителей, убили брата. Тяжелый период. Но я не Анна Франк. И Анна Франк не я».

После побега из гетто от верной смерти Тамару спасли три одинокие литовские женщины. Видел бог, как она хотела жить. Дождаться победы, закончить университет. Стать инженером химиком. Она действительно не Анна Франк. Ее дневники не стали посмертными. В 1971 году Тамара Лазерсон-Ростовская с семьей репатриировалась в Израиль. Две взрослые дочери, семь внуков. И изданные на иврите, на литовском и русском языках " Записки из Каунасского гетто", не считая сборников стихов, ее же авторских акварелей на стенах маленькой хайфской квартиры, откуда открывается замечательный вид на кармельское предгорье.

Говорит Тамара: «Ой, берегите наше государство. Как зеницу ока берегите. Это наша жизнь. Наше будущее. Наша радость. Я так обрадовалась, когда прочла в интернете, что сделали опрос о счастливых людях. Израиль занял 7 место. Я 40 лет живу в Израиле. И я счастлива».

Людмила Зузовская, Вячеслав Книжин, Служба новостей 9 канала