Русский израильтянин по имени Шура
Увы, такова тренерская доля. Тем более доля тренера вратарей: если в команду приходит новый главный, то он, за редчайшим исключением, приводит с собой и спеца по голкиперам.
Так случилось и в "Маккаби" (Тель-Авив). Ушел Кройф, пришел Ивич. И привел с собой тренера вратарей, грека Калапакиса. Символ "Маккаби", душа "Маккаби", Александр Уваров покидает пост, где трудился последние 18 лет. Но "Маккаби" не покидает: будет работать с молодежью, по профилю, с вратарями.
Уваров, он если любит, то всей душой. Не за что-то, а просто, потому что любит. Он отыграл в московском "Динамо" 10 лет, из них, пожалуй, две трети срока в надежном запасе. При этом Уварова звали в разные клубы. Вратарь-то классный, ей-ей - полкоманды. Но он однолюб. И таковым остался, переехав в Израиль. Как начал служить в "Маккаби" в 1991-м, так по сю пору и служит. До 2000-го года – вратарем, до 2018 года – тренером вратарей.
Уваров - давно уже израильтянин, но так русским верным парнем во многом и остался. Любой другой на его месте такой гвалт поднял бы. Прессу подключил, светился бы везде, разве что не в утюге, напоминал бы о заслугах перед клубом. А он молча отошел в сторону, раз клубу так надо. И хотя, уверен, на душе кошки скребут – молчит, не скандалит, не накручивает себя и за себя. Надо, так надо.
В этом весь Шура Уваров. Которого весь Израиль знает как Шуру. Имя это, по собственному уваровскому пояснению, из-за тезки, Полукарова, и бабушки.
"Мы же с Полукаровым тезки, он Александр, я Александр, он Саша, я Саша. Получилось как в "Летучей мыши": собака думает, что Шульц зовет жену, жена думает, что собаку. В игре это чревато, пока начнешь размышлять, кому кричит партнер, тебе уже привезут гол. Я и сказал, зовите меня Шура. Мне это имя мама дала в честь бабушки. Вот так и стал я Шурой", — рассказал мне Уваров на по-домашнему уютной базе "Маккаби" много лет тому назад.
Рассказчик он, к слову, еще тот! Не травила, не баечник, а рассказывает — боишься слово упустить.
Говорит не спеша, как не спеша играл. Вратарничая, он никогда не выступал для кухарок (так в футболе называют стиль голкиперов, увлекающихся красивыми прыжками в ситуации, когда можно было отыграть попроще), предпочитая простоту и надежность. Но веско. Словно гвоздь заколачивал. Или выносил мяч после подачи углового: летит такой ужас в сто девяносто сантиметров росту, под центнер живого весу, зашибу своего и чужого, не стой на пути…
"Я же летел вместе со своим тезкой, Саней Полукаровым, нас двоих пригласили. Мы же европейцы, в галстуках. Вышли из самолета, я его толкаю в бок: Саня, как здесь можно в футбол играть, здесь же дышать нечем. Температура под сорок, я весь в поту, я дико плохо переносил жару, выезды в Ташкент, Алма-Ату ждал со страхом. А Саня мне, мол, все нормально, это жар от двигателей наверно. Ладно, от двигателей, так от двигателей. Выхожу из автобуса, что подвозит пассажиров, иду метров десять до зала прилета, вновь весь мокрый. Саня, подкалываю, от двигателя говоришь?" — это он о первых минутах пребывания в Израиля. Приехал тогда на чуток, остался на всю жизнь. Судьба человека.
Или вот. Про знакомую всем русским израильтянам ситуацию, когда по незнанию языка попадаешь в смешные истории.
"Иврит же язык хитрый, одну букву неверно скажешь, и все, смысл изменился, все хохочут над фразой. Три дня назад здесь такой смех стоял. Мне напомнили эпизод, когда я заводился у ворот. А я в ответ, хотел ответить, мол, этому есть объяснение, мол, у меня в тот момент "крышу снесло", "переклинило". Хотел, а слов на иврите найти не мог. Ну и ляпнул: "Нафлю бэ рош трисот"( на иврите "в голове как будто жалюзи опустились"). Повеселились на славу…"
Много воды утекло с того интервью. Но в памяти накрепко остался ответ Шуры на вопрос: "Вы выходили на поле, и в вашу честь играли гимн СССР. Сегодня в вашу честь играют "Атикву". Ощущения для вас в чем-то разнятся?"
"Оба гимна для меня дороги и важны. Когда я играл за сборную СССР, то в тот момент, когда начиналось исполнение гимна, я был настолько сконцентрирован на предстоящем матче, что почти ничего не слышал и не видел вокруг себя. Сейчас, когда играют "Атикву", я на тренерской скамейке и полностью могу отдаться этому необычному ощущению. Когда мы играем домашний матч и на стадионе пятьдесят тысяч поют гимн, меня пробирает дрожь. Я смотрю на трибуны и всегда думаю о том, что этот народ прошел и что поют люди не столько гимн, сколько песню памяти тем, кто погиб в войнах, в терактах".
Не знаю, как кому, а у меня – мурашки по коже от слов этих. Я не только слышал, я видел, как он это говорил...
Отвечая на вопрос: "Вы кем себя ощущаете? Советским человеком, россиянином, израильтянином?" Шура после долгого раздумья ответил: "Скорее, последнее".
Хотя корни не позабыть. И школу советскую, где не сюсюкали, а били кедом по заднице за ошибки.
Рассказывали коллеги, уж не знаю, правда или нет, но очень похоже на правду, зная ненависть Уварова к поражениям и халтурству на поле: в раздевалке киевского стадиона игроки "Маккаби" едва не были прибиты разбушевавшимся Шурой, никак не желающим понимать, как это можно было упустить победу против девяти соперников, ведя с разницей в два мяча.
Могло ли руководство "Маккаби" поставить перед новым тренером условие, чтобы Уваров оставался тренером голкиперов? Разумеется. Пошел бы на это новый тренер? Не факт, особенно, когда речь идет об иностранном специалисте. Ничего личного: каждый предпочитает работать со своим коллективом, тренерские штабы давно формируются по принципу клановости.
"Маккаби" (Тель-Авив) жаждет прервать гегемонию "Хапоэля" из Беэр-Шевы. Кройфу это не удалось. Пришел новый тренер. Со своими людьми.
Все понятно. Бизнес, ничего личного.
Но очень грустно от всего этого.
Мне всегда грустно, когда уходит эпоха. "Маккаби" (Тель-Авив) без Шуры Уварова на тренерской скамейке – это другой "Маккаби". Возможно, лучше нынешнего. Возможно, более современный. Возможно, более удачливый. Но другой. Я за него переживать не буду, потому что там нет Шуры Уварова.
