Мой первый съемный дом на Родине в чудесном городке Ариэль, что на территориях, был сырым, мрачным в очень непрестижном районе и скорее напоминал бункер Хизбаллы. Рядом находились прелестнейшие кварталы с названиями улиц, которым позавидовал бы Юрий Антонов: Дубовая, Одуванчиков и пр. Но малопрактичная бывшая родственница умудрилась снять через маклера за 500 бакинских рублей (!) этот склеп. Правда, дело происходило в январе 1991 года, когда народ от скадов Саддама Хусейна массово устремился в это тихое место. До нас в этом жилье квартировала йешива, платила за него крайне нерегулярно, в основном производя ценное гуано. Если бы не добрый собутыльник – инсталлятор Петя, воистину золотых дел мастер, мы бы не выплыли.

Квартира была на первом этаже с гиной (небольшим двориком), а потому чрезвычайно популярная у моих соучеников по ульпану (курсам иврита). В первую смену мы все работали на заводах и стройках, во вторую – учились, а в третью отчаянно веселись, все тридцатилетние, яркие и без комплексов инженеры, врачи, учителя и прочие музыкальные работники. Особое чувство защищенности создавали оббитые толью щиты от багажных ящиков. Ящиков из мореного дуба пришло шесть – мой кооператив был декларантом таможни, покупателей на них, вопреки расхожей легенде, не нашлось. Вот я выстроил крепость высотой с забор безопасности, за которым мы жарили крылья родины под водку “Казачок”. Едкий белый жирный дым от индюшиных крыльев медленно подымался вверх и стелился по всему району. Сабры и изнеженные ватики задыхались в приступах кашля, и писали на меня жалобы. Вот она – ментальная пропасть. Муниципальные власти объявили войну моему забору и это перед общегородским конкурсом на лучшую гину!

Я вообще хозяйновитый, хоть и не очень рукастый и люблю сверлить, пилить и красить. Новый забор из-за кусучей, но внешне очаровательной собаки породы керри-блю-терьер, пришлось спешно возводить, чтобы она не жевала уши прохожим. На родимой стройке позаимствовал рулон сетки раубица и зеленую экологически ткань (цвет “вырви глаз”). Во время этих работ к нам на соседнюю гину и переехали очаровательные ребята – коллеги. Гаррик был вдумчивый, ироничный, очень похожий на Знайку из Солнечного города, а Леночка, (что продолжается и по сей день) была влюблена в него, как Кнопочка. Но как любой девушке с Неньки Украины было ей за мужа, у которого не было электропилы и дрели, немного обидно. Ведь мы на заре в шаббат могли бы сверлить вместе.
И она тихо попрекала несчастного Гаррика этим забором, в котором собака Рэй выгрызала регулярно дыры для охоты на прохожих.

Гаррик взял реванш на выборах. По всему Ариэлю бродили агитаторы и уговаривали даже за небольшие деньги украсить ваш забор своим слоганом. Понятно, что у нас особо преуспевали правые партии. Периметр гины Гаррика привел гонимую и посылаемую всеми лево-радикальную партию МЕРЕЦ в бурный восторг. Хозяин, по правде говоря, левый и правый спектр тогда совсем не различал, вот они ему и натянули шикарную белую крепкую ткань со своими предложениями достижения мира по всей длине. Хоть голый ходи и жарь крылышки!

Гаррик стоял скромно потупившись на гине и ждал Леночку с работы. По ее щеке потекла слеза гордости и умиления. Рэй без всякой команды голос отрапортовал ей радостным лаем: “Мир в обмен на колбасу!”

Идиллию и уют счастливой четы за ужином регулярно прерывали злобные прохожие, плюющие из зависти в забор мира. Плюралист Рэй яростно защищал права соседского человека. Короче, с идеей Нового Ближнего Востока в отдельно взятой квартире ради тишины и покоя пришлось расстаться.

В светском и правом городе Ариэле идеологические установки были жесткими. Некоторые родственники так и остались за “Зеленой чертой”. В городе выстроили небольшой Зал торжеств, который поначалу “сгорел” из-за бойкота либеральной родни, не желавшей отмечать “на оккупированной территории” семейные праздники, а потом уже сгорел натурально, поговаривали из-за страховки.

За пару лет до нашего приезда появился здесь левый американский профессор, кажется, этнограф. Из наших окон вдаль уходил вид на холмы Самарии, совершенно лунный пейзаж ночью и чарующий своим вечным покоем днем. Где-то далеко были видны вышки и дорога, по которой бегали крохотные армейские бронетранспортеры. Там уже находился жуткий интифадный город Сальфит, куда старожилы когда-то ездили за покупками.

В бинокль можно было разглядеть всякую живность – то лисицу, то нечто мелкое антилопистое, я их не шибко различаю. Там профессор любил гулять, беседовать с арабскими пастухами, пить с ними кофе с гелем (кардамоном), приготовленный на костре. Зарезали его.

Источник: Facebook