В последнее время я читаю много воспоминаний немцев, которые воевали на Восточном фронте. Нужно для работы. Сейчас - мемуары главного бомбардировочного аса Третьего рейха Ганса-Ульриха Руделя (того самого, что утопил линкор “Марат”, уничтожил пятьсот с чем-то танков и прочее).

При чтении всякого текста, написанного от первого лица, всегда происходит некая солидаризация с автором, кто бы он ни был. А уж у писателя тем более.

Ты словно оказываешься в его шкуре, проникаешься его проблемами, переживаешь за него. Ах, его чуть не сбили. Ох, каким чудом он спасся, молодец. Надо же, с такой высоты, из такого невозможного пике – и влепил точнехонько в цель. И так далее.

Это называется “вживание в образ”. В кого я только ни вживался, даже в Джека-Потрошителя.

И вдруг на днях читаю у Руделя увлекательное описание того, как героически он в январе 1944 года отбомбился по “иванам” под Kirowograd. И что-то включается в памяти. Кировоград, зима сорок четвертого...

Господи, это же отец мне рассказывал, в детстве! Как под Кировоградом он чуть не погиб на шоссе во время налета “юнкерсов”.

И все встало с головы на ноги. Я увидел эту картину не сверху, а снизу.

Дорога с боевой техникой, вой бомб, взрывы, черно-красный снег.

Вот у обочины сжался мой 24-летний отец со смешными усиками, грузинский “иван”. Вот на него пикирует знаменитый своей меткостью 27-летний Рудель. Хочет отца убить, а вместе с ним еще не родившегося меня.

Не знаю, это был тот же самый эпизод войны или нет, но все “вживание” пошло к черту.

Источник: Facebook