Вчера вечером я ехал домой, по радио звучали грустные и красивые песни. Сейчас только такие песни – день памяти Катастрофы.

Перед глазами поплыл сюжет. Берл, глухонемой художник, лет на 15 моложе, чем я, копает ров. Возможно, он понимает, для чего у него в руках лопата, но ещё надеется, а может, хочет пожить немного, ещё пять минут подышать, посмотреть, почувствовать.

С опаской оглядывается на угрюмых полицаев, на статных, надменных нацистов.

"Как же можно убивать живых людей? За что? Скажите, за что?"

Впрочем, сказать устами он не может, лишь глазами, полными ужаса, но разве человек услышит. Даже Бог не слышит, Он отвернулся, покинул Свой народ...

Работа подходила к концу, Берлу и его товарищам по несчастью сделали знак. Они выбрались из ямы. Немцы курили папиросы, некоторые шутили, некоторые молчали.

Партиями подводили к краю обрыва, сначала полураздетых женщин и детей. О! Ривка, первая красавица здесь. Смотрит как всегда гордо? Нет. Поникла краса Израиля, дрожит Ривка; сварливая тётя Дора тоже здесь. И слепой дядя Яша, хорошо ему, не видит, только втягивает прохладный воздух. Да уж, компания.

Грохот.

В лично им, Берлом выкопанный ров лицом вниз падали люди, евреи. Евреи тоже люди.

Берл развернулся, он хотел посмотреть. Надо запомнить и рассказать ангелам, он уже и жесты подходящие придумал. Может, ангелы не знают, может, они тоже глухонемые. А может не ...

Голову прошила страшная боль, красным залило глаза, и все померкло.

Все исчезло...

Я остановился на светофоре, Ахиноам Нини пела "Life is beautiful", а у меня по щекам текли слёзы, когда я думал о брате своего деда, глухонемом художнике, который мог бы научить меня рисовать.

Источник: Facebook