x
channel 9
Автор: Лариса Зимина Фото: 9 Канал

Марина Аромштам: "Главное - не язык, а близость с ребенком"

Марина Аромштам — журналист, писатель и педагог, автор книг и редактор интернет-журнала “Папмамбук”, побывала в Израиле в рамках фестиваля “ProЧтение”. Мы встретились с ней, чтобы поговорить о русском языке — как и зачем сохранять его в семьях, переехавших жить в Израиль из Советского Союза и России. Но так получилось, что разговор зашел скорее о воспитании детей, а также о нашем отношении к пресловутой советской школе и ее дисциплине…

— Во многих “русскоговорящих” семьях довольно остро стоит вопрос: стоит ли сохранять русский язык, особенно не на разговорном уровне, а на более сложном: читать и писать на русском. Нужно ли “биться” с ребенком за то, чтобы он учил русский?

— Биться в смысле быть агрессивным по отношению к ребенку — не стоит. Потому что самое главное — сохранить с ребенком отношения близости через доверие и принятие пути ребенка. У него своя жизнь, и он имеет право делать свой выбор. Я в свое время была потрясена высказыванием Януша Корчака: “Ребенок имеет право на смерть”. Ведь Корчак был иконой гуманистической педагогики. Мне до сих пор сложно это произносить, но вообще-то это предельное выражение идеи, что ребенок – отдельный, самостоятельный человек.

Позже французский писатель и педагог Даниэль Пеннак написал книгу о проблемах детского чтения “Как роман”. Из этой книги становится понятным, что проблемы вокруг детского чтения очень похожи на проблемы, возникающие вокруг родительского языка. Пеннак в своей книге высказал тезис, который тоже привел педагогическое сообщество в шоковое состояние: “Ребенок имеет право не читать!”. Когда книга “Как роман” вышла на русском, на дыбы встали все себялюбивые библиотекари. Им казалось, что книга сокрушает просвещение в целом. Но можно сколько угодно спорить с автором…

— И с ребенком…

— … и с ребенком. Но он — человек собственной судьбы. И он может не только не читать, но и не говорить на русском. К тому же обычно за высказыванием “Хочу, чтобы ребенок говорил на родительском языке” скрываются другие, гораздо более серьезные желания. И, мне кажется, нужно отдавать себе в этом отчет. Это может помочь переживать “несовпадение”.

— Какие, например?

— С помощью родительского языка мы хотим транслировать ребенку ценности собственного опыта, самого себя. Вот только что ко мне подошла дама, и сказала: я хочу, чтобы мой ребенок читал классику. Почему? Потому что сейчас классикой называется то, что ты сам читал в детстве. И тебе хочется в ребенке продлиться не просто физически, а увидеть что-то узнаваемое.

— Мой 6-летний сын на русском читает только энциклопедии…

— Сейчас книжный мир предоставляет такие замечательные энциклопедии, которые соединяют в себе и художественную эссеистика, и богатство информации, и культуру художественной книги…

— Но это не те сказки, которые я читала в детстве!

— Я думаю, ребенок выбирает энциклопедии на русском потому, что язык художественной литературы всегда метафоричен, с двойным дном, он заставляет напрягаться. Метафоры нужно чувствовать, понимать, что за ними стоит. Возможно, у мальчика просто нет достаточного эмоционального опыта на русском. В энциклопедии это всегда прямолинейно, там и язык понятен, и предмет.

— Скажите, только в Израиле эмигранты так отчаянно пытаются сохранить русский язык?

— Нет, конечно, это тенденция во всем мире.

— У нас в последнее время очень много было споров о том, хорошо ли ребенку в двух языках, помогает ли билингвизм его развитию или мешает, что вы на этот счет думаете?

— Я бы не подходила к билингвизму с точки зрения оценок. Билингвизм — это обстоятельство развития. Вот у вас ребенок рождается с музыкальным слухом или повышенной гибкостью. Это не хорошо и не плохо, просто данность. Есть дети, которые “рождаются в русский язык”, а потом возникает иврит как язык широкого окружения. Это не вредно и не полезно само по себе, это то, что является обстоятельством жизни этого ребенка.

— Что могут сделать родители, чтобы сохранить и поддерживать родительской язык в семье?

— Знаете, в педагогике не может быть универсальных советов. Самое главное — не испортить отношения с собственным ребенком, который в тебе будет нуждаться на любом этапе жизни. Как и ты в нем, и не только потому, что родители стареют или болеют, но и потому, что не так много у нас эмоциональных отношений, которые поддерживают нас в жизни. Но общие рекомендации, конечно, есть. Прежде всего нужно читать ребенку вслух пока он тебе это позволяет, — на том языке, на котором ты можешь читать выразительно. Кроме того, хорошо помогать ребенку поддерживать горизонтальные связи со сверстниками, чтобы у него была возможность общаться на русском с детьми. Вот, в общем-то, и все.

— А как же русские вечерние школы?

— Русская вечерняя школа — это может быть очень хорошо, если такая школа расширяет образовательные горизонты ребенка. Но важно, чтобы ребенок хотел туда ходить.

А это сильно зависит от того, как у ребенка сложатся отношения с преподавателем и что этот преподаватель будет транслировать через русский язык. Если по методам и содержанию — это калька системы советского периода, то, скорее всего, это не приведет ни к чему хорошему. Думаю, что в Израиле такие учителя часто встречаются.

— Да, часто…

— Они этой системой отмечены, и вопреки всякой логике считают, что советская школа была замечательной. Хотя понятно, что система образования лежала в основе советской государственности. Школа — это система воспроизведения государственных ценностей. Не от этого ли уезжали?

— Ну, тут многих раздражает отсутствие в школах железной дисциплины.

— Вот именно, советская школа существовала внутри авторитарной системы, была насквозь дисциплинарной, а если в школе встречалось что-то хорошее, то скорее вопреки системе: педагоги-новаторы, яркие учителя. Обычно когда вспоминают о замечательной советской школе, то говорят: я помню, как моя учительница (или учитель)… и вспоминается один педагог, который оказал формирующее влияния на подростка школьного возраста. Именно этот один человек передал какие-то ценности, открывающие мир. Не школа.

— Израильские подростки были бы в шоке, попади они в советскую школу.

— Знаете, великий русский писатель Лев Толстой в 60-е годы 19 века открыл в своей усадьбе “Ясная Поляна” школу для крестьянских детей. Но крестьяне с большим сомнением относились к “господской затее”. Потому что там не пороли. А порка в крестьянской семье была чем-то вроде обязательного элемента “воздействия”. Как без нее? Порка (или то, что мы сейчас считаем домашним насилием) была нормой. От слова “норма” происходит слово “нормальный” — то есть правильный. Наказывать ребенка розгами, бить его – это было правильно. В 19 веке в школах повсеместно пороли и оставляли без обеда – включая гимназии. И раз у Толстого в школе не бьют, с точки зрения крестьянина, значит, все, что там происходит, несерьезно. Барин просто забавляется. Вот и нам, по большей части, кажется, что в нашей семье, когда мы росли, все было устроено хорошо, нормально. А ведь у школьного образования есть основные задачи — дать ребенку инструментарий, при помощи которого он сможет получить образование, состояться в жизни. Так что если русская школа расширяет возможности ребенка и делает это так, чтобы ребенку было интересно, — значит, это хорошая школа. Всегда лучше, если у ребенка есть разные возможности для развития.

Источник: "РеЛевант"

Автор: Лариса Зимина

comments powered by HyperComments