]Главные напасти прошлого века — фашизм и коммунизм — остались за рубежом нового столетия. Но другие несчастья уверенно перешли хронологическую границу, и среди них — самое странное, пугающее и загадочное — террор самоубийц.

Тот, кто стремится потрясти целое общество, вызвать страх и растерянность, выбирает средства, соответствующие его намерениям. И это не урон вооруженным силам или полиции, это не материальный ущерб как таковой, но удар по человеческой психике, по чувству уверенности, принятым ценностям, привычному образу жизни. Если удар наносится тем, кто намерен вместе с врагами убить и себя самого, неизбежно возникают непростые вопросы. Зачем террористу, который привел начиненный взрывчаткой автомобиль к намеченной цели, взрывать заряд, оставаясь в машине, если то же самое можно сделать дистанционно? Почему бомбу, изготовленную в Газе, не снабдили часовым механизмом, а предпочли, чтобы молодой араб, войдя с нею в переполненный тель-авивский автобус, разорвал на части себя самого вместе с находящимися там пассажирами? Является ли такой образ действий предпочтительной тактикой, выбранной сознательно? И, наконец, кто эти люди, какие человеческие качества и какие жизненные обстоятельства побуждают их становиться “живыми бомбами”?

Террор самоубийц казался вначале азиатской проблемой и занимались ею усерднее других именно израильтяне — службы безопасности, университеты, исследовательские центры. Но когда взрывы переместились на улицы европейских городов и в Северную Америку, все большее число политиков, антропологов, социологов, психологов и психиатров из этих стран стали предлагать ответы на поставленные выше вопросы. Мне эти ответы не кажутся, откровенно говоря, исчерпывающими, и это главная причина предложить своё, иное мнение. Надеюсь, что положение человека “в гуще событий”, которому случается слышать и видеть их не только на экране телевизора, не слишком повлияло на необходимую для такой работы отстраненность.

“Умные бомбы”?

Террористические самоубийства вовсе не являются современным изобретением, но широкое их распространение и болезненное влияние на повседневную жизнь многих государств началось, пожалуй, в 80-х годах прошлого столетия. Одна из первых драматических атак — взрыв фургона, начиненного тонной взрывчатки у посольства Соединенных Штатов в Бейруте. Вместе с террористом— самоубийцей погибли 63 человека. Через полгода, 23 октября 1983 года грузовик с мощным взрывным устройством прорвался на базу американских морских пехотинцев в Ливане и водитель — террорист привел заряд в действие, убив себя и 241 из находившихся на базе. Несколькими минутами позже другой грузовик с боевиком-самоубийцей взорвал казармы французских десантников. Погибли 58 солдат и гражданских лиц. После некоторых колебаний, правительства, чьи миротворческие силы находились в Ливане, почли за благо покинуть страну, раздираемую гражданской войной.

Это был несомненный успех не только шиитской организации Хезболла, которая организовала атаки, но и самого метода, получившего в англоязычной прессе название suicide bombing. Организаторы терактов испытывали гордость и некоторого рода эйфорию. Им казалось, что найдено средство, которое заставит отступить мощные западные державы со всеми их самолетами, авианосцами и спецназом. Стали говорить об “умных бомбах” и даже об “атомном оружии слабых”. Было ли это главной причиной или тут вмешались также и другие силы, но террористические самоубийства становились все более частыми, распространялись на новые страны и континенты, в них вовлекалось все большее число организаций.

По данным Suicide Attack Database Чикагского университета частота этого рода атак возросла в среднем от трех за год в 1980-е годы до одного в месяц в 1990-е, одного в неделю между 2001 и 2003 и до одного в день в последующие годы.

Тот же источник сообщает суммарные данные за 1980 — 2016 годы.

Общее число атак-самоубийств — 5292,
Число погибших в этих атаках — 52 966,
Число раненных — 132 423,
Среднее число убитых на одну атаку — 10,
Среднее число раненных в одной атаке — 25.

Пиковым годом бомбистов-самоубийц стал 2007: более 20400 убитых и раненных в 12 странах мира. Самым опасным местом оказался Ирак, где между 2004 и 2010 годом было убито около 12 000 гражданских лиц.

Такие данные получаются при довольно узком определении террористических самоубийств, необходимым условием которых считается не только понимание, что нападение закончится смертью, но смерть именно от собственной руки (Мерари, Yoram Schweitzer). Тот, кто бросается с ножом на солдат, стоящих у пропускного пункта с автоматами наизготовку и, прежде чем погибнуть, предупреждает о своем намерении криком: “Аллах акбар!”, не включается в приведенную статистику. При критериях менее узких число террористических актов-самоубийств может оказаться существенно большим.

Выбор жертв лишь в немногих случаях определяется конкретными обстоятельствами, к примеру, оскорблением символов веры. Чаще всего целью бывают коллективы, признанные враждебными: американцы, израильтяне, вообще люди Запада, еретики своей же религии. Всегда учитывается сила потрясения, которое теракт-самоубийство способен вызвать в обществе (9.11.2001). При этом нет, как правило, специального намерения уничтожать тех, от кого зависят политические решения. Жертвами становятся по преимуществу случайные лица. Этим и отличаются современные бомбисты-самоубийцы от прочих террористов, известных человечеству. Последние учитывали и принимали возможную гибель невинных при уничтожении главных врагов (царей, губернаторов, министров), но это был побочный и нежелательный эффект их действий.

Кровавые жертвоприношения на городских улицах, публичное заклание людей, никак не связанных с конфликтом, в том числе женщин и детей, уничтожение собственной жизни создавали впечатление, что дело тут, возможно, не только в моральной, но и в психической ущербности террористов-самоубийц. Таким и было интуитивное мнение многих — полагали, что речь идет о безумных фанатиках, маргинальных личностях, психопатах.

Исследователи разного рода — социологи, криминалисты, антропологи, психологи и психиатры не смогли, однако, подтвердить это мнение. К немалому их удивлению оказалось, что это по большей части обычные, не отмеченные особыми отклонениями люди.

Предполагается, что и тактика их не лишена рациональности, а её выбор учитывает реальные обстоятельства:

— Психологическое воздействие террористического самоубийства сильнее и глубже, чем “обычного” террористического акта.

— Даже и по физическому урону этот вид терактов оказывается эффективнее “обычных”. Во время второй интифады в террористических актах погибло 1080 израильтян, из них 525 — в терактах-самоубийствах, т.е. половина всех жертв, хотя число терактов этого вида составляло только 0,5% от общего числа нападений.

— Террористические самоубийства требуют меньших затрат и менее опасны для их организаторов. Исполнитель успешного теракта становится недоступным для служб безопасности.

— В борьбе за престиж и источники финансирования побеждают своих конкурентов именно те террористические организации, которые готовят и посылают бомбистов-самоубийц. Они кажутся своим сторонникам более решительными, более “крутыми” (по современному словоупотреблению).

Тут, разумеется, стоит подумать, в какой степени эти доводы важны для тех, кто жертвует своей жизнью в отличие от тех, кто организует эти жертвы.

Криминолог Anat Berko, работая с террористами, самоубийственный акт которых не удался по различным причинам, не нашла у них эмоциональных расстройств, препятствующих правильному восприятию реальности. Martha Crenshaw считала это верным для всех вообще террористов, утверждая что “самой выдающейся общей характеристикой террористов является их нормальность”.

Не все исследователи согласны, что террористы-самоубийцы ничем не отличаются от остального человечества, но такая точка зрения является, безусловно, преобладающей. Её подтверждают как будто и неудачные попытки построить профиль террориста, позволяющий узнавать его по социологическим и психологическим характеристикам. Кроме довольно скудных данных о том, что речь идет чаще всего о молодых людях, о мужчинах, не состоящих в браке и исповедующих ислам, ничто больше, казалось бы, их не объединяет. Но даже и эти признаки не являются всеобщими. Среди чеченских террористов-самоубийц немало женщин. “Тигры Тамил-Илама” не являются мусульманами. Заметно разнятся и такие демографические характеристики как образование и экономическое положение.

В документальном фильме норвежского журналиста Paul Refsdal четверо будущих террористов-самоубийц ведут на экране “обезоруживающе нормальную человеческую жизнь”: едят с удовольствием кабсу — арабское блюдо из риса и курицы, смеются, вспоминают о семьях. Продюсер фильма Ingvil Gisскe убеждена, что террористов следует показывать как “нормальных людей и относится к ним надо как к нормальным людям”.

Публика, вероятно, и не ожидала увидеть их с хвостами и рогами, и все же большинство отделяет себя от тех, для кого смерть и убийство — лучший и самый достойный жизненный выбор.

Разбивать иллюзии — увлекательное занятие и надежный способ обратить на себя внимание. Психологи из Бельгии придумали, не без доли интеллектуального садизма, “мысленный эксперимент” для подтверждения нормальности бомбистов-самоубийц. Группе студентов-добровольцев из Free University of Brussels рассказали об оккупированной Палестине, унижениях и страданиях населения и попросили представить, что они приняли решение о мученичестве, получили взрывное устройство (“пояс шахида”) и выбрали место террористического акта. Легенда включала важный факт: по телевидению якобы показали гибель 2-х маленьких детей во время столкновения с израильскими солдатами. Затем с каждым испытуемым провели интервью как с реальным террористом. Все они легко вошли в предложенную роль. Хотя среди студентов не было мусульман, один из них заговорил об Аллахе, который решит его судьбу, а другой о том, что умереть за дело Бога — самая благородная и достойная смерть. Авторы эксперимента пришли к выводу, что все мы несём в себе задатки потенциального террориста-самоубийцы. Заключение, надо признать, смелое до парадоксальности, хотя и основывается на методически шатком эксперименте.

За внешней нормальностью могут укрываться психологические проблемы, обнаружить которые совсем непросто. Их оценка, по понятным причинам, делается post factum, когда бомбист-самоубийца уже мертв. Процедура именуется “психологическим вскрытием” и основывается на свидетельствах и документах о террористе из всех возможных источников. Но стандартное психологическое и врачебное исследование становится возможным только в тех редких случаях, когда по различным причинам выполнение задуманного срывается и службы безопасности успевают захватить террориста. Именно такая работа выполнена психологом Ариэлем Мерари, профессором Тель-Авивского университета (а также Беркли и Гарварда) в группе из 15 палестинцев. Ни один из них, как оказалось, не страдал психическим заболеванием. Их душевное своеобразие было, однако, очевидным. Все они принадлежали к одному из двух личностных типов. Две трети соответствовали определению зависимых-избегающих (dependent-avoidant): застенчивые, одинокие, не принимаемые обществом, неудачники в школе, склонные к унынию и депрессивным переживаниям. Такие люди быстро уступают давлению авторитетных личностей и влиянию общественного мнения. Оставшаяся часть — личности импульсивные и эмоционально нестабильные.

Понятно, почему личности первого типа столь явно преобладали: организаторам терростических атак легче всего удавалась вербовка именно их. Сами эти организаторы, если они соглашались на интервью после ареста службами безопасности, оказывались личностями иного склада. Здесь не было и следа зависимости и депрессивных переживаний.

Те, кто не согласен с проф. Мерари утверждают, что выборка его слишком мала, да и относится лишь к палестинским арабам периода второй интифады (2000 — 2005 г.) . Это, разумеется, верно, и европейские бомбисты-самоубийцы во многом не похожи на ближневосточных.

Когда общественное движение распространяется достаточно широко, в него вовлекаются личности всего психологического спектра, хотя в определенное время и на определенных территориях некоторые категории могут преобладать (как, например, зависимые и импульсивные во время второй интифады).

Утверждение “нормальности” террористов важно для тех, кто пытается определить направление “стрелки виновности”. Если то, что делают террористы-самоубийцы никак не связано с проблемами их личности, то причины такого поведения следует искать во внешних обстоятельствах.

Некоторым политикам кажется очевидным, что во всем виноваты невыносимые условия, приводящие потенциальных террористов к мысли, что им нечего терять в этой жизни. Государственный секретарь Colin L. Powell в свое время заявил: “Я совершенно убежден, что коренная причина терроризма — бедность и невежество, когда люди лишены всякой надежды на лучшее”.

Японский политолог Yuki Tanaka придерживается того же мнения: для некоторых молодых палестинцев, которые не видят в жизни никаких достижимых целей, пожертвовать своей жизнью — не столь уж трудное и пугающее решение. Естественным психологическим “расширением” (extension) для того, кто не находит смысла в своей собственной жизни, может быть лишение жизни предполагаемых виновников персональных или народных несчастий.

Факты, однако, говорят о другом. Статистический анализ, проведенный Claude Berrebi показал положительную связь более высокого жизненного уровня и лучшего образования с участием в террористических организациях Хамас и Исламский джихад, включая и террористов-самоубийц. Исполнители самолетной атаки 9 сентября 2001 (Всемирный торговый центр, Пентагон) были экономически благополучными жителями Европы, сыновьями обеспеченных семей из Саудовской Аравии и Египта. Mohammed Atta, ведущий террорист этой группы и двое других заканчивали учебу в Технологическом институте Гамбурга.

Попытки выделить группы террористов-самоубийц по их главной мотивации обычно включают следующие категории:

— Активисты национального освобождения, борцы против оккупации и угнетения;
— Защитники религии, борцы с иноверцами и еретиками;
— Мстители за гибель родственников и друзей;
— Ищущие выхода из личной травматичной ситуации.

Перечисление можно продолжить, но практическое отнесение каждого случая к одному из таких типов нередко встречает трудности почти непреодолимые.
Сказанное хорошо видно из следующего примера: 14 января 2004 года, молодая арабка Рим Салих Риаши на пограничном переходе между Газой и Израилем привела в действие взрывное устройство, скрытое под одеждой. Вместе с ней погибли четверо израильтян. Одиннадцать других, евреев и арабов, получили ранения. Что побудило женщину 22-х лет из состоятельной семьи, мать двоих детей юного возраста, решиться на такое? Об этом можно судить по особого рода первоисточнику: подготовка террористов-самоубийц завершается, как правило, прощальным видео, где будущий мученик объясняет свои мотивы. Это сделала и Риаши в короткой речи, полной мрачных подробностей и восточной гиперболизации. В комуфляжной форме и с автоматом в руках она рассказывала, что уже с 13 лет “мечтала превратить свое тело в смертельную шрапнель против сионистов и постучать в небесные двери с черепами врагов… Я всегда хотела стать первой женщиной в операции святого мученичества, чтобы части моего разорванного тела взлетели высоко над землей.

…Бог дал мне двоих детей, и я люблю их такой любовью, о которой знает только Он. Но мое стремление приблизиться к Богу еще сильнее [этой любви]”.

Казалось бы, главные побуждения самоубийственного акта — национальные и в меньшей степени религиозные — обозначены здесь ясно и определенно. Но службы безопасности после детального расследования добавили к картине детали совсем иного рода. По их данным, Риаши выбрала самоубийство под давлением мужа, который подозревал ее в недостойном поведении. Ей предложили почетный путь избавления от позора супружеской измены. Муж сам доставил ее к пограничному переходу — месту теракта-самоубийства.

Но не только это скрывали родственники и организаторы теракта. По некоторым данным, Риаши страдала от депрессии и уже пыталась совершить самоубийство.

В тех немногочисленных случаях, когда террорист-самоубийца остается жив и соглашается рассказать о своих побуждениях, обнаруживается такое переплетение мотивов и обстоятельств, что их редко удается распределить по важности. Этот смертельный коктейль терроризма, по удачному выражению Anne Speckhard, может включать различные ингредиенты.

Установить как они превращают ничем не примечательных людей в террористов-самоубийц — задача следующих частей этой работы.

(Продолжение следует)

Источник: "Мастерская"