x
channel 9
Автор: Алла Борисова Фото: 9 Канал

Не надо цепляться за власть

Елена Калужская — журналист, редактор, была в прошлом и судебным хроникером, и ведущим сотрудником московского Сахаровского центра (в 2014 году этот культурный центр был признан государством ”иностранным агентом”). Российские события 2012-2014 утвердили ее в желании уехать, она покинула Москву ради Израиля, где уже обосновались, отслужив в армии, ее дети. Здесь Елена решила открыть свой бизнес – кафе "Ватрушка", где можно попробовать солянку, пельмени, блины, пироги и прочие радости русской кухни. В интервью она рассказала, что заставило ее перестать думать о выборах в России и начать другую жизнь в Израиле, о том, кто иногда заходит в ее кафе, и как реагируют израильские дети на предложение съесть пельмень.

— Елена, вы как бывший судебный хроникер и сотрудник Сахаровского центра можете оценить то, что произошло сейчас в крупных городах России – беспорядки привели к массовым задержаниям участников несанкционированных митингов. В Петербурге даже задержали и осудили журналистку, которая была на митинге с пресс-картой… Что, на ваш взгляд, произошло в России в последние годы?

— По поводу ареста журналистки должна сказать, что вообще это давняя корпоративная дискуссия — позволяет ли журналистская этика участвовать в политической акции, если ты пришёл её освещать, и у тебя есть с собой пресс-карта. По идее — не позволяет, но это вопрос сугубо этический. Для ареста журналиста, который освещает митинг, у полиции должны быть веские основания, как, впрочем, и для любого ареста. И если бы в России был суд, которому можно доверять, то стоило бы разбираться в деталях — что именно делала журналистка не так. Но в существующем в России суде истина не выясняется, функция у него сугубо карательная, и штрафами наказывается по сути сам факт участия в уличной акции. Это заранее известно, и любой журналист понимает, что он может пострадать от действий полиции наравне с участниками, правила не работают, и он их иногда сам не соблюдает.

Многим кажется, что происходящее сейчас ужесточение режима в России было непредсказуемо, но оно, я думаю, было неизбежно. У тоталитарной власти есть логика развития, и она очевидна тем, кто внимательно наблюдал. Например, когда судили Pussy Riot, многие считали, что такое происходит впервые, как будто не то же самое происходило на судах над авторами выставок “Осторожно религия” и “Запретное искусство” в Сахаровском центре. Я тогда еще там не работала, но читала материалы дела. Перевертыши и казуистика практиковались и практикуются во всех делах об оскорблении каких бы то ни было чувств. Если российский патриот или верующий испытывает агрессию, обычно выясняется, что в этом виноват тот, по поводу кого он испытывает агрессию. Это нормальная тоталитарная логика.

— Что послужило последней каплей? Почему вы решили уехать?

— То, чем я занималась в России в последние годы, меня в целом устраивало — и идеологически, и человечески, и профессионально. Я считала возможным жить там, и надеяться, что ситуация может измениться к лучшему. В 2011 году появилась не то, что надежда, а какое-то ощущение, что наша работа не напрасна. Но когда гражданская активность была подавлена, и люди разошлись по домам, а потом ещё и массово одобрили оккупацию украинской территории, это ощущение исчезло окончательно.

— Но и сейчас там на митинги выходит молодежь, они тоже надеются…

— Да, и за них страшно. У них нет опыта, они не очень знают, что было до них. Они могут чудовищно пострадать, и это невозможно прогнозировать. А мы не имеем права их отговаривать. Потому что это их жизнь, их будущее.

Что до главных лозунгов этой протестной волны и антикоррупционной повестки в России в целом, то мне кажется, что говорить руководству страны, что оно крадет, при том, что эти люди узурпировали власть – это подмена проблематики.

В 2012 году мы ходили наблюдателями на выборы. Казалось, что наше личное присутствие помешает подтасовкам на избирательных участках. Фальсификации происходили, мы их видели, но они не были критически велики. Куда более существенной была уверенность людей в том, что не надо менять власть. Демократические возможности были даны россиянам, но они их, на мой взгляд, проигнорировали. Они продолжали жить как в Советском союзе.

— Ну, Советский союз тоже в чем-то стал “правопреемником” царской России. И монархическая психология, в общем, никуда не делась.

— Монархия была когда-то повсюду, но так хорошо сохранилась она именно в России.

— Поговорим об Израиле. Когда новые люди приезжают в Израиль, они часто склонны его идеализировать Замечаете ли вы некие опасные тенденции в израильском обществе. Или все прекрасно?

— На мой вкус, здесь многовато социализма. Я занимаюсь бизнесом, плачу налоги, и это ракурс совершенно определённый, он формирует мои впечатления. Я считаю, что для бизнеса свободы здесь не так уж много. Ещё здесь чудовищные банки, их устройство мне кажется антиклиентским. Незнание языка — мелкая проблема в сравнении с правилами. Разве можно закрывать приём клиентов в 13.00?

— А замечаете ли вы идеологический прессинг в обществе, например, в сфере культуры?

— Когда культура зависит от государственных денег, ей непросто быть свободной, но я недостаточно компетентна, чтобы говорить об этом предметно. То же и с политикой — мне в принципе кажется плохим симптомом, когда глава государства задерживается у власти слишком долго, и я считаю, что это серьёзный недостаток Нетаниягу. Мне кажется, не стоит долго цепляться за власть, надо чем-то другим уметь заниматься. Власть – это не профессия, это временная ответственность. Если это не так, в стране неизбежны проблемы.

— А рост ожесточения между людьми — например, между правыми и левыми, религиозными и светскими вы отмечаете?

— Ожесточение здесь не чревато той агрессией, к которой я привыкла в России. Люди здесь орут и оскорбляют друг друга, они эмоциональны, но они не готовы друг друга поубитвать. В России люди не орут, но могут уничтожить оппонента. Случаи известны. Здесь все гораздо мягче.

— Тем не менее желание закрутить гайки есть и в Израиле.

— Власть вообще так устроена. Она всегда хочет закрутить гайки. Ей так удобнее управлять. Вопрос в общественном устройстве, в том, насколько общество позволяет власти это делать. В Израиле люди категорически не хотят репрессий, и поэтому их не будет, мне кажется.

В чем я вижу проблемы? Например, каждый год я имею дело с МВД, которое продляет мне вид на жительство. И это ад. Я не гражданка страны, граждане мои дети. Они отслужили в армии, и это даёт мне право здесь жить. Каждый раз, когда я получаю вид на жительство, сотрудники МВД сомневаются, что я не утратила связь со своими детьми, которые в это время сидят рядом со мной, и мы все втроём не понимаем, чего именно от нас хотят.

— Наверное, дело в том, что миграционной политики в Израиле практически нет — все зиждется на идее национального государства?

— Думаю дело в том, что министерство внутренних дел сейчас в руках у представителей религиозной партии, а я и мои дети — не их электорат. Они портят нам жизнь по мере возможности, несмотря на то, что закон на нашей стороне.

— Скажите, а почему вам, человеку гуманитарного склада, пришла в голову идея бизнеса, никак не связанного с прежним опытом? Идея открыть ресторан.

— Я думала о том, как мне зарабатывать без знания языка, никого не напрягая. Нашла подходящий способ. Когда ты лепишь пельмень, ты ни от кого не зависишь — только от себя и от качества пельменя.

— Но я заметила, что вы тем не менее стали устраивать встречи на своей площадке, у вас был в гостях журналист Аркадий Бабченко, политик Константин Боровой…

— С Аркадием Бабченко я дружу. И Константин Натанович Боровой мне знаком. Они могли бы сесть в любом кафе и объявить в фейсбуке, что готовы общаться за пивом со всеми желающими, но мы знакомы, и поэтому они захотели сделать это в “Ватрушке”, и я была рада. Это не означает, что я открыла политический клуб и не обязывает меня верстать долгосрочную программу.

— Значит политический клуб придет к вам.

— Я не против. Мне это кажется интересным. Мне нравятся разговоры о политике с содержательными людьми, и я им готова способствовать.

— Вы сознательно выбирали Израиль? Многие из алии 90-х считают, что в новых репатриантах мало сионизма.

— Я думала о разных странах и приехала именно сюда, потому что здесь мои дети, и, кроме того, у меня был роман с израильтянином. Если бы это было не так, может быть я бы поехала куда-то еще. Но никаких внутренних противоречий с Израилем у меня нет. Мне нравится эта страна. Она симпатичная, живая, деятельная.

Я алию девяностых помню в качестве советских граждан. Большинство из них “стали сионистами”, когда США перестала впускать выходцев из СССР с израильскими визами. До этого большинство моих знакомых ехали в США, немногие выбирали Израиль. Но это было очень давно, с тех пор прошла целая жизнь, люди пережили трудности, выучили язык, сделали карьеры, много чего построили. Понятно, что их обижает критика Израиля, которая иногда звучит из уст новых репатриантов. В целом этот конфликт — спор задетых самолюбий.

Но все же надо учесть, что мы уезжали из разных стран. Многие из алии 90-х поддерживают, например, дружбу Нетаниягу с Путиным. Они встречаются и говорят друг другу приятные вещи. И некоторые представители новой алии осторожно замечают, что Путин, скажем, привечает “Хизбаллу” и Хамас. Когда у человека двойные стандарты, он неизбежно запутывается. И если ты пожимаешь руки диктаторам ради интересов своей страны, иногда вдруг оказывается, что на самом деле ты действовал против интересов своей страны. Все это требует осмысления.

— Приехало много довольно интересных людей, которые организовывают новые бизнесы, магазины, галереи… Меняет ли это лицо Израиля, или это очень локальные вещи?

— Я бы не взялась судить о лице Израиля. Новые бизнесы хороши хотя бы тем, что эти новые граждане не висят грузом на бюджете страны, а пытаются зарабатывать. И кроме того развлекают окружающих. Это иногда довольно яркие, интересные проекты.

— И наконец, как израильтяне относятся к русской кухне?

— Едят. У многих же есть восточно-европейские, польские, румынские корни, и кухни похожи. Но вообще израильтяне консервативны, особенно дети. Израильский ребенок ест чипсы и куриный шницель, и его трудно развлечь пельменями. Но мы надеемся, что постепенно справимся и с этим.


Источник: "РеЛевант"

Автор: Алла Борисова

журналист
comments powered by HyperComments