Цикл коротких заметок, в которых израильский автор описывает свое знакомство с российскими реалиями и работой различных государственных ведомств.

1.
Прихожу в кожно-венерологический диспансер за результатами анализа. На вопрос, здоров ли, получаю печальное: "здоров". После короткой паузы следует бодрое и жизнерадостное: "был бы нездоров, мы бы вас на бабки развели!". Кристальной честности люди эти российские врачи.

2.
Отправляемся мы с Михаилом Ковенским делать перевод паспортов. Бюро переводов находится в каком-то унылом здании, охраняемом как режимный объект — на входе пожилой сотрудник ВОХРа с угрюмым выражением лица, в окошке его духовная сестра, по сравнению с которой Цербер показался бы ласковым пуделем. По неведомой мне причине нужно выписывать пропуск — получить какой-то обрывок бумажки с печатью загадочного учреждения. Выписываешь, проходишь, на выходе возвращаешь охраннику. Такой вот круговорот обрывков бумажек. Протягиваем паспорта.

— Это что? — свирепо интересуется порождение Ехидны.

Крутит один паспорт, откладывает, берет в руки другой. Пытаемся подсказать, что израильские документы открываются с обратной стороны…

— А где по-русски написано?

— Ммм. По-русски нигде не написано. Мы, собственно за этим и пришли…

— Давайте перевод!

— Так мы же вам объясняем, что за переводом и пришли.

— Без перевода пропуск не выписывается!

Атмосфера накаляется. Миша начинает заметно нервничать. Теряя терпение:

— Гражданочка, мы же вам и говорим, что нет перевода! Пришли как раз за ним! — громко, видимо полагая, что цербер глуха на ухо.

— Нет перевода, нет пропуска, — лаконично отрезает "Цербер" и победоносно смотрит на нас своими маленькими злыми глазками.

Тут я понимаю, что в этом кафкианском зазеркалье нужно действовать в соответствии с его логикой. Шарю по карманам, нахожу сберкнижку моего отца, выданную мне, когда открывал счет в банке на его имя. Протягиваю.

— Сгодится?

— Ну вот, а говорите, нет по-русски. Это документ! — сменяет гнев на милость.

Проходим вдвоем по отцовской сберкнижке. Миша громко матерится… Здравствуй, родина.

3.
Посылают из ФМС в соседнюю контору, как они элегантно выразились, "откатать пальчики". Прихожу, заполняю анкету, сдаю в окошко. Оттуда слышу: "А перчатки?" На мой немой вопрос, застывший в глазах, следует пояснение: "Вы должны купить в аптеке перчатки". Выдвигаюсь в сторону аптеки. Девушка за стойкой: "Вам какие, просто стерильные или хирургические? Хирургические на 10 рублей дороже". Думаю, нафига мне хирургически, просто стерильными обойдусь. По дороге в контору размышляю, как же это я в перчатках пальцы "катать" буду.

Прихожу, погруженный в раздумья, докладываю, мол, задание выполнил, жду дальнейших распоряжений. Интересуюсь, надевать ли прямо сейчас или обождать еще. Девушка из окошка молча берет перчатки, и со словами "приступим", натягивает их себе на руки, разрешая непостижимую загадку.

Выхожу со светлым чувством, рожденным мыслью, что очень чистоплотные сотрудники в миграционной службе работают. Хотя, конечно, осадок остался — могли о перчатках предварительно оповестить. То ли дело в туберкулезном диспансере. Там заранее по телефону предупредили, что контейнер для анализа мочи приносить с собой. Все, как говорится, для людей. В общем, жить гастарбайтерам в России становится все лучше, все веселей.

4.
Направляюсь за справкой в наркологический диспансер. На терминале рядом с регистратурой объявление: "Аппарат обслуживает только больных алкоголизмом и наркоманией". На глазок он что ли определяет?...

5.
Захожу в Пенсионный фонд (ну надо, оказывается). Симпатичный такой домик-пряник, чистенько, народу — ни души. Напротив входа два окошка, за ними сидят две тетеньки. Обращаюсь к первой, мол, на учет встать надо. Та вежливо отвечает, что это не к ней, а в соседнее окно. Задаю тот же вопрос и наблюдаю, как вторая тетенька жмет на тачскрин аппарата для выдачи номерков, который… тоже находится за стеклом. Т.е. за окошком сидят две тетеньки, и стоит один аппарат, и все втроем они выдают… один номерок. В общем, я понял, что дела у Пенсионного фонда идут хорошо.