Я зашёл в эту вильямсбургскую галантерейную лавку случайно. У меня на пиджаке оторвалась пуговица, а я был юношей аккуратным. За прилавком стоял довольно пожилой, но крепкий и жизнерадостный седобородый еврей.

Тогда хасидики из России ещё были большой экзотикой, и наш разговор с ним вышел за тему пуговиц. Он вспоминал какие-то русские слова, активно помогая себе жестами. При очередном повороте руки я увидел на ней номер. И замолчал. Он перехватил мой взгляд. Оказывается, именно от красноармейцев, которые его освободили из лагеря, он узнал и запомнил на русском несколько фраз: хлеб, молоко, кушай мало, медленно.

Он выжил один из своей огромной семьи. Добравшись до Америки, нашёл единственного человека, знавшего до войны его отца. Этим человеком был ребе в Вильямсбурге.

Я не мог не задать ему вопроса, который сам ненавижу. "Не было ли сомнений в вере?"

И он сказал слова, врезавшиеся мне в память навсегда:

— Я не задавал себе вопросы, на которые не может быть ответа. Потому что можно придумать себе много лишнего. Много ерунды. Любой ответ на такой вопрос — ерунда.

Источник: Facebook

Мнение авторов публикаций может не совпадать с мнением редакции сайта