"Дорогие Любочка и Тонечка!

Извините, что давно вам не писал. Был страшно занят. Дел в последнее время невпроворот. Операции, прием пациентов, потом совещание у начальства, срочные вызовы. В общем, кручусь, знаете ли.

Как вы там, мои дорогие сестрички? Помните ли еще своего старого доктора? Да, многое мы прошли вместе. Помните Розу, она служила в отделе кадров. Ту, с поперечным положением? Так вот мальчишка, которого мы с таким трудом спасали, теперь вымахал, в армии служит. Хороший парень.

А я все тружусь. С утра — в больницу на плановые операции, потом на летучку к начальству, затем прием пациентов, частные консультации. Устаю, конечно. Но и зарабатываю соответственно.

Дорогие Любочка и Тонечка! Как мне вас не хватает, мои дорогие медсестрички. Я часто о вас вспоминаю. Да, времена были. Помните Людмилу Ивановну с кровотечением? Я о ней нередко думаю. Сложный был случай. Помню, роды были затяжными. Мучилась она страшно, а ребенок все не выходил. Ты, Тонечка, тогда прибежала ко мне вся в слезах. Михаил, говоришь, Абрамович. Что делать? Роды идут не по плану, большая кровопотеря, теряем пациентку. Ну я побежал, конечно, хотя очень занят был. Прихожу, вижу: плохо дело. Роженица без сознания, никакой родовой деятельности, сердцебиение плода не прослушивается. Любочка щипцы тащит, Тонечка адреналин готовит. В общем, вышел плод. А там и не плод уже — а труп, весь синий — тугое обвитие пуповины.

Я в крик: "Коли!". Ты, Тонечка, колешь. А я надрываюсь: "Отсос!" Ты отсасываешь слизь, и младенец вдруг оживает. Да как заорет! Золотые у тебя ручки, Тонечка!

А я вот всю кручусь. Ни минуты свободной. Утром — совещание у начальства, потом плановые операции, потом в реанимации.

А помните ту, рыжую, с многоводием? А татарочку маленькую с двойней недоношенной? А жену председателя военкома с кесаревым ургентным... Эх, многое было.

Дорогие мои Любочка и Тонечка! Я бы рад писать почаще, да все дела, заботы. Утром прием пациентов, потом частные консультации, потом совещание у начальства, как водится, врачебная конференция, консилиум..."

— Михалыч, слышь. Хватит х-ней страдать. Там в первое отделение срочно вызывают. Блевотину собирать.

Михаил Абрамович отрывается от письма. Рядом с ним стоит санитар — худосочный, жилистый. Он глядит на старика презрительно — конечно, ведь он на целую ступень выше в больничной иерархии.

Старик смотрит на свои руки. Предательские руки. Что с ними стало? Когда-то тонкие и ловкие, они превратились к грубые закорючки. В зеркало он давно перестал глядеть — какое удовольствие видеть в нем затравленный взгляд исподлобья, седые, криво подстриженные, волосы, глубокие страдальческие морщины.

Он берет швабру, пристраивает ее на своей тележке. Все-таки хорошее изобретение: вот тебе и ведро с водой, и метёлка, и тряпки, и жидкое мыло. Все под рукой — удобно.

Он катит тележку по длинным коридорам больницы. Вокруг снуют молоденькие сестрички, куда-то торопятся вечно занятые врачи. Слышатся вопли пациентов, переговоры посетителей.

Дорогие Любочка и Тонечка! Дел невпроворот. Утром частные консультации, после — прием пациентов, операции. Да, еще лекции забыл. У меня ж еще полставки в университете...

Мнение авторов публикаций может не совпадать с мнением редакции сайта