Борюсь за правду в меру сил.
Да не падет пред ложью ниц она.
Как одиноко на Руси
Без Бродского и Солженицына

Борис Чичибабин

Удивительно мне было прочесть статью замечательного журналиста Яковенко о нобелевской лекции Алексиевич. Сама лекция хороша. Нет вопросов. Подробна. Нова. Соответствует времени. Нужна нам всем. Алексиевич, безусловно, колокол-набат нынешнего времени. Его фотограф. Просвечивающий все темные и страшные углы бытия на одной шестой части суши мощным фонарем или рентгеном. Писатель правильных слов в правильном порядке.

Но: "Светлана Алексиевич — первый настоящий гуманист среди Нобелевских лауреатов по литературе, пишущих на русском языке" — пишет Яковенко. Заявляя, таким образом, что Бродский и Солженицын были поддельными, не настоящими гуманистами.

Это утверждение журналиста категорически не соответствует реальному положению вещей. Мне не совсем понятно, зачем публицисту вводить в заблуждение читателей своего блога, противопоставляя Алексиевич Бродскому или Солженицыну?

Читателей у него достаточно много. И не все из них подробно знакомы с мыслями того же Бродского по поводу СССР, бесправного положения в Советском Союзе одного отдельно взятого человека. С рассуждениями Бродского и о советской системе, и о ее индентичности древним империям зла, нацистской Германии.

Я думаю, что и Алексиевич, и Бродский, и Солженицын говорят об одном и том же. У них один вектор. Они на стороне добра. Средства выражения — разные. Инструменты — разные. Способ мышления. Но все это, конечно, на тему "милость к падшим призывал" и "духовной жаждою томим".

Возможно, Яковенко плохо знаком с публичными высказываниями Иосифа Бродского на данную тему? В различных своих интервью, эссе, публикациях на Западе Бродский неоднократно говорил об этом — тогда, когда Светлана Алексиевич еще верила в социализм с человеческим лицом, работая в минском партийном фактически журнале "Неман".

О том, что война СССР и Германии — "война двух зол", Бродский писал еще в 1970 году. О геноциде людей на территории одной шестой, о положении одного отдельного взятого человека в СССР — много и подробно писал и в стихах, и в эссе. Рассуждал в многочисленных интервью. Призывал к добру и правде на митингах антисоветских. В США. В Чехии. В Польше.

Бродский, напомню, осуждал оккупацию Афганистана, куда Алексиевич ездила в командировки по долгу службы. Публично осуждал. Подписывал письма правозащитников против произвола советских властей в отношении прав человека в СССР.

А вспомните хотя бы рассказ Бродского о безызвестном старике, всю жизнь путешествующем по пересылкам, тюрьмам, ГУЛАГам. До которого системе нет дела.

Его многочисленные интервью на эти темы содержали в себе и тотальное осуждение советской системы, ее "деяний", и беспощадный анализ советского тоталитаризма. В то время как гуманист Алексиевич еще только шла к своему прозрению и очищению, оставаясь на тот момент советским человеком.

Лейтмотивом, пронизывающим практически все беседы с Иосифом Бродским, было его отношение к советской власти.

Я приведу только один пример высказывания "неистинного гуманиста" Бродского о советской системе и ее жертвах. Из интервью 1981 года британской журналистке Мирьям Гросс. Вряд ли где-либо можно найти более лаконичную и исчерпывающую характеристику красной деспотии и отличия свободных людей от “совков”, чем в этом интервью.

— Несмотря на то, что вы рассказываете о режиме, не кажется ли вам, что множество людей и в самом деле хотят, чтобы ими управляли, избавив от ответственности, связанной со свободным выбором?

— Этого хотят весьма многие. И причина стабильности советской системы в том, что она осуществила древнейшую мечту человечества: людям гарантировано сохранение некоего status quo, они купили на это право. И уплаченная цена не кажется им слишком высокой. Она высока лишь для некоторых — наиболее предприимчивых и одаренных воображением, но их в обществе всегда меньшинство.

— Что вы думаете о тех на Западе, кто симпатизирует советской системе?

— Всякий, кто симпатизирует политической системе, уничтожившей шестьдесят миллионов подданных ради укрепления своей стабильности, должен быть признан законченным идиотом. В лучшем случае речь может идти о задержке в развитии.

— Что же, по-вашему, ими движет? Ведь многие из них — выходцы из интеллектуальных кругов.

— Ну нет. Это-то и есть та лакмусовая бумажка, которая показывает, мыслящий вы человек или нет; и что еще важнее — все ли в порядке у вас с этикой. А что ими движет? Думаю, мотивов тут несколько.

Во-первых, Россия слишком велика, и признать, что правящий там режим отвратителен, — значит признать, что зло имеет куда большую власть над миром, чем могут допустить все эти господа, не рискуя расстройством пищеварения. Признание зла во всей его полноте ставит их лицом к лицу с признанием собственной импотенции, а импотенция — не самая приятная вещь. Поэтому они и отводят взор, и обращают его туда, где дело еще поправимо: к Латинской Америке или Азии, туда, где выражение негодования еще может принести результаты. Это одна из форм бегства от действительности, а усатые полковники и генералы — всего лишь козлы отпущения...

А поэтому, почему бы нам прямо сейчас не заключить Советы в объятия, покуда мы не остались смотреть вслед уходящему поезду? Но идущие в будущее поезда останавливаются в концлагерях или у газовых камер.

Что до Солженицына — тут вообще нет темы для обсуждений.

Солженицын был голосом миллионов замученных. Он за них сказал и написал. Блажен, изгнанный правды ради. Это о нем. О "ненастоящем гуманисте". Это о нем написал поэт Чичибабин в стихах:

Изрезан росписью морщин,
Со лжою спорит Солженицын,
Идёт свистёж по заграницам,
А мы обугленно молчим.

И думаем — на то и гений,
Чтоб быть орудием добра,
И слава пастырю пера,
Не убоявшуся гонений.

В ночи́ слова теряют вес,
Но чин писателя России
За полстолетия впервые
Он возвеличил до небес.

Чего ещё ему бояться,
Чьи книги в сейфы заперты́,
Кто стал опорой доброты,
Преемником яснополянца.

Кто, сроки жизни сократив,
Раздавши душу без отдарства,
Один за всех на государство
Казённой воли супротив.

Упорствуют, а ты упорствуй
С ошмётком вольности в горсти
И дружбой правнуков сласти
Свой хлеб пророческий и чёрствый.

Лишь об одном тебя молю
Со всем художническим пылом:
Не поддавайся русофилам,
На лесть гораздым во хмелю.

Не унимайся, сочинитель,
Во лбы волнение вожги,
В Кремле артачатся вожди —
Творит в Рязани Солженицын.

И то беда, а не просчёт,
Что в скором времени навряд ли
Слова, что временем набрякли,
Иван Денисович прочтёт.

Почему бы публицисту Яковенко не извиниться перед своими читателями за то, что непреднамеренно (я очень на это надеюсь) вводит их в заблуждение. Очевидно, по незнанию материала. Покойные-то ответить не могут.