Читаю стенограмму встречи президента Путина с главами национальных объединений Крыма. Там такой замечательный отрывок имеется:

Дора Пиркова: Меня зовут Дора Товьевна Пиркова, я представляю коренной народ Крыма — крымчаков.

Владимир Путин: Крымчаков?

Дора Пиркова: Да.

Владимир Путин: Вот ещё один коренной народ.

Дора Пиркова: Крымчаки в Крыму издавна жили, ещё в XIII–XV веках. Компактное проживание крымчаков — современный Белогорск. Но после революции они уже как-то расселились, стали жить в Симферополе, в Севастополе. После революции в Крыму были школы, мой отец, допустим, четыре класса закончил в крымчанской школе. Потом, во время войны уже, школ не стало. Хочу сказать, что вся моя семья — это коренные жители Крыма, все мои предки — это крымчаки из Крыма, другой родины у нас нет, только Крым.

К сожалению, в годы войны наш народ был расстрелян. Если до войны нас было где-то 10–12 тысяч, то во время войны 80 процентов было расстреляно, так как мы иудейского вероисповедания. После войны осталось только тысячи три. Ну и репатриация в Израиль в 90‑е годы.

Владимир Путин: Хазары, наверное, Ваши предки.

Дора Пиркова: Хазары у нас, да.

Конец цитаты. А я сразу вспомнил историю из статьи Бена Сарнова:

"Не столько для того, чтобы подтвердить, сколько для того, чтобы проиллюстрировать это утверждение, перескажу историю, которую мне однажды рассказал Семен Израилевич Липкин.

Как известный знаток и переводчик таджикской поэзии он был приглашен в Кремль на большой прием, устроенный по случаю проходившей в Москве декады таджикской литературы и искусства.

Банкет был уже в самом разгаре, когда из-за стола, где восседали члены Политбюро, с бокалом вина поднялся Сталин.

Все смолкло. Медленно, неторопливо, не повышая голоса, как человек хорошо знающий, что каждое его слово будет услышано, как бы тихо и даже неразборчиво ни было произнесено, он начал:

— Великий таджикский поэт Фирдоуси…
И тут произошло неожиданное. За одним из дальних столов (том самом, за которым сидел и рассказывавший мне об этом С.И. Липкин) вскочил маленький щупленький старичок и, прервав вождя, громко выкрикнул:

— Бираф, бираф!..

Рядом со старичком тут же оказались два дюжих молодца в одинаковых темно-синих костюмах. Они подхватили его с обеих сторон и молча, не произнеся ни единого слова, усадили обратно на стул.

Переждав эту маленькую суматоху, так же медленно, раздумчиво, вождь повторил:

— Великий таджикский поэт Фирдоуси…

Двое молодцов крепко держали непредсказуемого старичка за руки. Но сила его волнения была, видать, так велика, что он вырвался из их мощных дланей, вскочил на ноги и снова выкрикнул свой странный лозунг, слегка даже его расширив:

— Бираф! Бираф! Литературоведения умерла!

Из всех присутствующих, кажется, один только Липкин понимал, что означал загадочный лозунг, который, не удержавшись в рамках приличий, выкрикнул сидевший рядом с ним старичок. Непонятные слова "бираф, бираф" расшифровывались просто. Это значило: "Браво, браво!" Со второй же частью лозунга дело обстояло несколько сложнее.

На протяжении многих лет живой классик (считалось даже, что чуть ли не основоположник) таджикской литературы Садриддин Айни вел упорную борьбу с традиционным литературоведением, утверждавшим, что Фирдоуси был великим персидским поэтом. Он же, Айни, доказывал, что тот был не персидским, во всяком случае, не только персидским, а главным образом и прежде всего таджикским поэтом. Над этим его утверждением смеялись, ни один литературовед не принимал его аргументов всерьез. Но он не сдавался. И вот наконец свершилось. Многолетний спор был закончен: "Литературоведения умерла".

Источник

Мнение авторов публикаций может не совпадать с мнением редакции сайта