Продолжение
(Начало)

Бывший главный редактор газеты “Коммерсантъ” о прошлом и будущем российской журналистики.

Андрей Васильев: Я вижу выход вон. Нельзя разводить незабудки в Антарктиде! Просто потому, что они там не растут.

Ксения Соколова: И что делать?

Андрей Васильев: Не знаю. Я-то пенсионер, я и не развожу. А ты, например, пытаешься разводить. В результате ты берешь интервью, и тебе стыдно за человека, который у тебя отвечает на вопросы.

Ксения Соколова: Так бывает. Поэтому, как я уже сказала, интервью я редко беру… Раз мы сегодня вспоминаем прошлое, хочу тебя спросить кое-что про Березовского, с которым ты долго работал. Сейчас принято о нем говорить, что он только делал вид, что серый кардинал и принимает важные государственные решения, а на самом деле ничего особенно не решал. Ты с этим согласен?

Андрей Васильев: Категорически нет! Он принимал решения. И я считаю, ему мы в полной мере обязаны тем, что происходит.

Ксения Соколова: Тебе лично было легко с ним работать?

Андрей Васильев: Ну как легко? Например, Боря мне говорил: “Ты плохо борешься с кровавым режимом”. Я ему отвечал: “Боря, ты не можешь сказать, что я сосу у кровавого режима”. Он говорил: “Нет, но борешься плохо!” На что я отвечал: “Давай договоримся — у нас издательский дом про то, чтобы бороться с режимом или чтобы заниматься бизнесом? С режимом борется твоя "Независимая газета", куда вообще ни в одну дырку вставить нечего”. А чтоб ты знала, в “Независимой” сидел Виталий Товиевич Третьяков, который на непримиримую борьбу с режимом получал в мешке примерно 250–300 тысяч долларов в месяц, в зависимости от сезона. Я говорил Березовскому: “Давай так! Ты владелец, прими решение — мы боремся с кровавым режимом или занимаемся бизнесом? Ты принимаешь решение, что мы боремся с режимом, но тогда заносить в мешке сюда тебе придется не 250–300 тысяч в месяц, а полтора миллиона! Потому что у нас уйдут все рекламодатели! Полтора ляма в месяц тебе надо будет приносить в ящике из-под ксерокса. О’кей?” Он говорил: “Не, Вась! Давай заниматься лучше бизнесом”. Я говорил: “Тогда от***сь от меня! Я лучше знаю, как заниматься этим бизнесом. Я же тебя не учу воровать нефть”.

Ксения Соколова: Ты со своим боссом дружил?

Андрей Васильев: Одно время да, дружил. Бывал у него в гостях. Во Франции, например, в его поместье Шато Гаруп, которое сейчас под судом. Помню, когда я первый раз приехал, решил искупаться в море. К пляжу вела настоящая версальская лестница, прямо на каменистый берег. Там моцион, гуляли господа и дамы с собачками и зонтиками. Охранники Березовского выдавали ключ с надписью La mare. То есть я получал “ключи от моря”…

Ксения Соколова: Почти “от счастья”…

Андрей Васильев: Почти. Я пару раз брал в Шато Гаруп с собой дочку. После этого она долго ныла: “Папа, ну помирись с Березовским!” Я говорил: “Варя, я не могу с ним помириться. Он кинул меня…”

Ксения Соколова: В смысле — кинул?

Андрей Васильев: Он недоплатил мне после продажи “Коммерсанта” 2 миллиона 800 тысяч долларов — это все знают. Это было очень обидно. Обидно даже не из-за количества денег, хотя для меня это деньги большие. К тому же Боря точно знал, что я не ворую. Как я уже сказал раньше, он купил “Коммерсант” за 32 миллиона, а продал за 250. Для медийного бизнеса это очень неплохая маржа за семь лет.

Ксения Соколова: Как именно он тебя обманул?

Андрей Васильев: Технически у нас был договор на словах, на зубах, что называется. Потом мне мои английские друзья сделали договор. Такой, где простой подписи достаточно. Боря изучал этот договор месяца три, потом сказал: “Все отлично”. Я говорю: “Впиши тогда туда процент своей рукой”. Он говорит: “Вась, ну ты что, мы же семья”. И я не мог ничего сделать, потому что это уже было “не на берегу”. Я согласился: о’кей, семья так семья. А потом, когда произошла сделка по продаже, он меня просто кинул и все. Дико просто. Но это Боря.

Ксения Соколова: Ты веришь в версию, что Березовский сам покончил с собой?

Андрей Васильев: Я тебе повторю то, что говорила мне его жена Лена. Я точно так же спросил у нее, как ты у меня спрашиваешь. Она ответила: “Фифти-фифти. Конечно, его могли замочить. Но правда и то, что Боря слишком резко слез с антидепрессантов. Я сама на них сидела, и я слезала полгода под управлением опытных, дорогих врачей. Боря спустил все таблетки в унитаз в один момент”. Я не знаю, я не наблюдал. Я к тому времени с Борей шесть лет не общался.

Ксения Соколова: Как ты думаешь, был ли шанс у тех, кто был у власти в 90-е — Ельцина, реформаторов, олигархов и т. д. — избежать развития событий, в результате которых образовалась нынешняя ситуация?

Андрей Васильев: Шанс был.

Ксения Соколова: Почему, по-твоему, они им не воспользовались?

Андрей Васильев: Я тебе не психоаналитик Юнг, поэтому просто передам давний разговор с покойным Бадри Патаркацишвили. Когда уже все просрали, Путин рулил, Бадри сидел невыездной в Грузии, я приехал к нему в Тбилиси и сказал: “Послушай, Бадри…” Мне нелегко было задать этот вопрос, но я выпил, съел сациви и задал. “Слушай, Бадри, вот вы — семибанкирщина, 13 олигархов и т. д. — выбрали себе Ельцина на второй срок. Я все понимаю, это, конечно, олигархический капитализм, но его многие страны проходили. Скажи мне одно: почему, как только вы достигли своей цели, то немедленно разосрались из-за какого-то говна?!” И знаешь, что сказал мне Бадри? Он сказал: “Вась, это вы нас называли олигархами, а мы ни хрена не олигархи. Мы были просто очень богатыми кооператорами — и все”. Когда я услышал это от Бадри, то о***л, я такого не ожидал. Но это вообще ответ на ВСЕ вопросы.

Ксения Соколова: А когда, по-твоему, эпоха “богатых кооператоров” 90-х полностью закончилась?

Андрей Васильев: Думаю, это произошло, когда посадили Ходорковского. Тогда не только эпоха кооператоров закончилась, закончилось общество в этой стране.

Ксения Соколова: Почему общество так легко со всем смирилось и закончилось?

Андрей Васильев: А потому что по-другому быть не могло! Потому что вообще нет такой страны — Россия! Это громадная геополитическая ошибка… я не знаю чья, Господа Бога или Чарльза Дарвина. Такой страны не было, нет и не будет. Она вредна.

Ксения Соколова: Если она вредна, это еще не значит, что ее нет.

Андрей Васильев: Ну и хер с ней! Вот мой ответ. Хер с ней, есть она и есть! Дай ей бог здоровья! Мне это неинтересно. Это раковая опухоль на теле земного шара! Ну что, я буду бороться с ней? Я же не профессор Пирогов, я не буду вырезать эту опухоль, я не умею просто. Ну, правда, не умею.

Ксения Соколова: Каковы признаки раковой опухоли?

Андрей Васильев: Признака раковой опухоли два. Никогда в жизни у России и у ее народа не было других национальных идей, кроме “кругом враги” и “Россия для русских”. Вот с такими двумя основополагающими признаками не может быть страны. Дико просто. Ты можешь мне привести еще какую-нибудь национальную идею России?

Ксения Соколова: Империя от моря до моря.

Андрей Васильев: Это и есть “кругом враги” и “Россия для русских”. Это просто красивым словом “империя” объединяется. Больше ничего нет! А с такими основополагающими принципами страна существовать, конечно, может и существует, но только кому она нужна? Мне не нужна! Она нужна тем, кто внутри.

Ксения Соколова: Но, как ты сам сказал, ты осознал это, когда потерял возможность на этой стране зарабатывать. Тебе не кажется, что, учитывая это обстоятельство, в твоем положении поливать бывшую родину как-то некомильфо?

Андрей Васильев: Есть существенный момент. Пока я работал в “Коммерсанте” главным редактором, сама эта работа была отличной защитой. Конечно, это адская работа, 12-часовой рабочий день и т. д. Но все эти 12 часов ты мордой, носом касаешься ленты новостей. А когда ты касаешься ленты новостей, у тебя нет времени думать о вечном. Газета должна выйти завтра утром, и ты ни о чем больше не думаешь. Это дикая ответственность! Это как гондон на голове. Сегодня я думаю про сегодня! Что выйдет в послезавтрашней газете “Коммерсантъ” — это вообще не ко мне. Это ко мне завтрашнему.

Ксения Соколова: То есть можно сказать, что в один прекрасный момент ты снял гондон с головы, глубоко задумался и пришел к выводу, что Россия — это раковая опухоль?

Андрей Васильев: Да!

Ксения Соколова: Скажи, а стал бы ты сейчас, если бы тебе предложили очень большие деньги, делать газету или другое издание в России?

Андрей Васильев: Нет, конечно! Ни за какие деньги! Более того, мне это предлагали. Предлагали реально очень большие деньги. Я сказал: “Я не верю, ребята, при всем моем уважении. Я вас всех люблю, мы друзья, но я вам не верю ни на одну копейку. Никакой России нет, в ней невозможно сделать прессу!”

Ксения Соколова: А если бы у тебя не было достаточно денег, чтобы уйти “на пенсию”, уехать, что бы ты делал?

Андрей Васильев: Не знаю. Знаю, что в моем положении мне enough. Понимаешь, профессия “журнализм” возможна для меня при двух условиях: во-первых, я работаю честно и мне за мою работу не стыдно. Во-вторых, я много зарабатываю. Сейчас в России они взаимоисключающие.

Ксения Соколова: Согласна.

Андрей Васильев: А по-моему, ты еще пребываешь в плену иллюзий.

Ксения Соколова: Почему ты так считаешь?

Андрей Васильев: Например, потому что ты потратила собственные деньги, чтобы сделать интервью со мной, хотя мне это, конечно, дико льстит. Но, прости, в твоем поступке нет никакого смысла.

Ксения Соколова: Почему?

Андрей Васильев: Потому что общества нет, читателей у тебя нет!

Ксения Соколова: В своем случае я давно решила, что не буду ориентироваться на общество, читателя, советчика, врача и т. д. Просто буду делать или не делать то, что лично мне хочется и нравится. Мне кажется, в отсутствие общества, профессии, народа и страны такой вздорный подход имеет право на существование. В общем, считай, что я прилетела в Женеву, чтобы лично выразить Андрею Витальевичу Васильеву сожаление относительно того, что мне не удалось поработать с ним как с редактором.

Андрей Васильев: А я тебе сколько раз предлагал! Предлагал даже вести в “Коммерсанте” специальный проект про похороны! Не помнишь?!

Ксения Соколова: Почему же? Помню. Кажется, мы не договорились по поводу райдера. Я хотела заказать в Лондоне у Трэйси две дюжины черных шляпок и подходящий к случаю винтажный “Роллс-Ройс”. Ты сказал, что эти мудаки недостойны, чтобы их хоронили такие люди за такое бабло.

Андрей Васильев: Но красивый проект был!

Ксения Соколова: Может, реанимируем?

Андрей Васильев: Что, похороны — реанимируем?!

Ксения Соколова: По-моему, это блистательная идея, созвучная эпохе. Можем предложить, например, Араму Ашотовичу Габрелянову. Уверена, мы с тобой будем иметь оглушительный успех.

Андрей Васильев: Он сразу тебе скажет: “Ксения, про эти похороны писать можно, а про те — нельзя!” Не надо реанимировать труп! Просто смирись с тем, что журналистика кончилась и вернуть ее не получится. Мне сейчас принесут самбуки, и мы с тобой, не чокаясь, выпьем за покойницу.

Ксения Соколова: Тогда традиционный последний вопрос от Ксении Соколовой. Скажите, Андрей, каково бывшему самому успешному медиаменеджеру страны ощущать себя старым, никому не нужным, сильно пьющим неудачником?

Андрей Васильев: Кто это неудачник? Я?! Я, наоборот, считаю, что я дико удачливый человек, и ни о чем не жалею. Я правда очень удачлив!

Ксения Соколова: Потому что тебе вовремя удалось соскочить с паровоза?

Андрей Васильев: Прежде чем откуда-то соскочить, туда надо вскочить. Как писал Эдуард Николаевич Успенский: “Чтобы продать что-нибудь ненужное, надо купить что-нибудь ненужное...

Ксения Соколова: …а у нас денег нет”?

Андрей Васильев: Это у вас нет! А у меня — есть!

Источник

Мнение авторов публикаций может не совпадать с мнением редакции сайта