x
channel 9
Автор: Тома Гомар Фото: 9 Канал

Последствия раскола между Россией и Западом

В России, как и на Западе, политики нередко оправдывают принимаемые ими решения ссылками на историю. Через девять месяцев после “исторического воссоединения” Крыма с Россией Владимир Путин решил вернуться к эпохальному событию. В своем обращении к Федеральному собранию он объявил о “стратегической важности” Крымского полуострова, который является “духовным истоком” формирования русской нации. Президент вспомнил о крещении князя Владимира в Херсонесе и подчеркнул в этой связи символическое, сакральное значение Крыма для России, сопоставимое со “значением Храмовой горы в Иерусалиме для приверженцев ислама и иудаизма”.

Конфликт на Украине возник на линии разлома — времён и духовных ориентиров, государств и цивилизаций. Стремительное развитие событий привело не только к изменению глобальной роли России, но и возвращению войны в Европу. Менее чем за год Россия провела Олимпийские игры, аннексировала Крым, приняла участие в военных операциях в Донбассе и пережила падение рубля на 50%. Не признавая открыто своего вмешательства, она ввязалась в “ограниченную” войну на Украине. При этом Россия столкнулась с острым экономическим кризисом, вызванным падением цены на нефть, которая с июня по декабрь 2014 г. снизилась почти в два раза. Одновременно на Ближнем Востоке случилось вторжение ИГИЛ.

В сущности, истоки размежевания России и Запада следует искать в тех сложных отношениях, которые связывают Вашингтон, Лондон, Париж и Москву с арабскими странами, Ираном, Турцией и Израилем. Тема не новая: в очередной раз она ставит на повестку дня “русский” и “восточный” вопросы, в равной степени касаясь безопасности и Европы, и Леванта. Два региона взаимосвязаны, и происходящее в одном эхом отдается в другом. Нелинейная взаимосвязь между ними неожиданно перераспределила карты между Россией, Америкой и Европой, в то время как Китай, не давший вовлечь себя в начавшееся противостояние, продолжает укреплять свою мощь. Иначе говоря, раскол между Россией и Западом грозит непредсказуемыми последствиями, масштаб которых для международной системы пока трудно себе представить.

Средства массовой информации часто сравнивают нынешнее время с эпохой холодной войны, рискуя представить события в неверном свете. На самом деле истоки происходящего следует искать в давних расхождениях между Европой и Византией. И поэтому одним из путей выхода из кризиса может стать межрелигиозный диалог. Если говорить о более близких к нам временах, действия России невозможно понять, не обращаясь к ее имперскому и советскому прошлому. В современных условиях необходимо переосмысление Крымской войны (1853–1856), закончившейся тяжелым поражением России в результате действий Османской империи, Франции и Британии. Это позволит выявить мотивы того времени, актуальные и поныне: защита христиан в странах Востока, доступ к святым местам, франко-британская политика проекции силы, попытки сохранить равновесие между христианами и мусульманами в черноморском регионе.

Конъюнктурные причины

Кто бы в марте 2011 г., когда в Сирии начиналась гражданская война, стал делать ставку на Башара Асада? Только Москва, у которой не было ни малейшего желания терять основного союзника на Ближнем Востоке. Влияние России в регионе обычно недооценивалось и Соединенными Штатами, и Европой. Между тем Россия отнюдь не пренебрегала продвижением здесь своих интересов, подчеркивая отличие своей позиции от западной. С этой целью она одновременно поддерживала отношения с Сирией, Ираном, Турцией, Израилем и арабскими странами. Ей удавалось проводить региональную политику, не отягощенную двусторонними проблемами с какой-либо из этих держав. По недавнему признанию одного из высокопоставленных чиновников из Саудовской Аравии, Россия, в отличие от западных государств, четко представляет себе, “чего нельзя делать в нашем регионе”.

“Арабская весна” обернулась для Москвы двойным ударом. Кремлевскому руководству с его синдромом “осажденной крепости” процесс возможного перехода к демократии в арабском мире представляется лишь способом смены режимов на проамериканские. Угрозой воспринимается и любое народное движение в странах близ российских границ. В самой России закулисное соглашение между Медведевым и Путиным о возвращении последнего на должность президента, спровоцировало митинги недовольных, обнаружившие у городского среднего класса стремление к демократии. Кремлю удалось нейтрализовать протестное движение, не прибегая к силе; в марте 2012 г. Владимир Путин избран президентом с большим отрывом от других кандидатов. Интервенция НАТО в Ливии, осуществляемая главным образом силами Великобритании и Франции, стала объектом резкой критики со стороны России, которая сочла “призывы Запада к новому крестовому походу” недопустимыми и уподобила его действия “геополитическому авантюризму”, грозящему нарушить хрупкий баланс сил в регионе.

Вторая конъюнктурная причина лежит в эволюции, которую режим Владимира Путина претерпевает с марта 2012 года. Судьба тиранов — изгнание или смерть — явно беспокоит российского президента, который видит руку ЦРУ в любом публичном выражении недовольства. По его мнению, Соединенные Штаты хотят таким образом лишить Россию сферы влияния и ослабить. Обстоятельства переизбрания на президентский пост в сочетании с экономическим застоем обусловили ужесточение режима, который характеризуется мобилизацией элит и населения на основе националистического дискурса. После аннексии Крыма и начала военных операций в Донбассе мобилизация приобрела новое звучание. Ясно, что резкое падение цен на нефть и обвал рубля усиливают давление на Кремль, которому приходится искать козлов отпущения. Хотя еще до введения санкций Россия находилась на грани рецессии, они усугубили положение, привели страну к изоляции. Следствием санкций становится дальнейшее ужесточение официальной линии, внешнее давление позволяет Кремлю превратить антагонизм между Россией и Западом в орудие достижения своих целей внутри страны и за ее пределами. Ситуация остается взрывоопасной.

Идеологические причины

Европе эпохи постмодерна трудно понять логику, лежащую в основе российской системы. Ее главными элементами служат православие и державность. Владимир Путин использует византийское наследие в российской дипломатии. Православная церковь вносит непосредственный вклад в повышение внешнеполитического влияния России, особенно в странах ближнего зарубежья. Идея державности пользуется большой популярностью среди российской элиты, которой свойственно рассматривать историю своей страны через призму геополитики. Истоки подобного отношения следует искать в древнерусских летописях, начиная с “Повести временных лет”, написанной в XII веке. Текст данного основополагающего произведения стал объектом самых разных толкований, но, как справедливо замечает Михаил Геллер, “Повесть” привносит в российскую историографию “геополитическую составляющую”, подробно описывая “путь из варяг в греки”.

Геополитический подход красной нитью проходит через всю российскую историю; в наши дни он обнаруживается в путинском проекте Евразийского экономического союза (Россия, Белоруссия и Казахстан), вступившем в силу 1 января 2015 года. Евразия и евразийство остаются концепцией, лишенной конкретного содержания и выражающей не столько сближение с Азией, сколько своеобразную форму протеста против действий Запада, который, по мнению России, на протяжении всей истории отношений стремится всячески ее унизить. В 1990-е гг., в бытность президентом Бориса Ельцина, два министра иностранных дел — Андрей Козырев и Евгений Примаков — воплощали собой два традиционных течения российской внешней политики. Первый (возглавлявший МИД с октября 1990 по январь 1996 гг.) выступал за интеграцию России в евроатлантические структуры, с тем чтобы присоединиться к “цивилизованному миру”. Второй (январь 1996 — сентябрь 1998 гг.) считал, что Россия не просто одна из европейских стран, стремящихся к тесным партнерским отношениям с Западом, а держава, которая включает в себя, помимо европейской территории, также часть мусульманского Востока и Азии. Исходя из того факта, что у России “смешанная” идентичность, Примаков настаивал на многовекторности российской внешней политики и выступал за создание триады Москва–Дели–Пекин. Отношения с Китаем становятся приоритетным направлением. Запад до поры до времени взирал на эти попытки с вежливым интересом, считая, что страна, пребывающая в глубоком кризисе, не способна осуществить столь амбициозный проект. Чувствуя себя хозяином положения, Запад не прислушался к советам Москвы по стабилизации ситуации на Балканах. В то же время Евгений Примаков прилагал все силы, чтобы вывести Россию на ближневосточную политическую сцену. Арабист, вхожий в самые влиятельные круги, он возобновил контакты с арабскими странами, унаследованные от советского периода (Египет, Сирия, Ирак). Одновременно он установил тесные связи с Турцией и Израилем, образовав “хрупкий союз Москва–Анкара–Иерусалим”, который основывается на неприятии радикальных исламских движений и выборочном экономическом сотрудничестве. Владимир Путин сумел обратить наследие Примакова себе на пользу.

Интеллектуальное наследие Примакова гораздо важнее для понимания политики Владимира Путина, чем геополитические теории евразийца Александра Дугина. Евгений Примаков сформулировал теорию многополярного мира, стремясь разбить господствовавшие в американской геополитике 1990-х гг. стереотипы о двуполярном мире: с одной стороны, цивилизованные страны во главе с Соединенными Штатами, стоящими на защите либеральных ценностей, с другой — отсталые и авторитарные государства в состоянии хаоса. Примакову такая картина мира казалась неверной, упрощенной и грозящей России потерей идентичности, если она подчинится навязываемой ей модели. В 2003 г. Путин берет себе на вооружение этот тезис Примакова, поддержав идею создания БРИК, организации, первый саммит которой прошел в Екатеринбурге в 2009 году. 2003 г. отмечен также англо-американской интервенцией в Ираке, против которой Москва выступила вместе с Парижем и Берлином. При этом Россия уверена, что, в отличие от Франции и Германии, она последовательна в политике на Среднем Востоке.

Стратегические причины

Россия воспринимает себя как особая цивилизация, поддерживающая тесные связи и с Западом, и с мусульманским миром. В свете этого она ведет непрекращающийся диалог с обоими, дабы не допустить роста радикальных настроений ни в том, ни в другом. Эти два сообщества должны научиться слушать друг друга, вместо того чтобы навязывать один другому свою систему ценностей: ни шариат, ни демократия западного типа не будут способствовать прочному миру, если его основой станет насилие. Россия защищает свою “особость”, борясь, когда нужно, и с исламизмом, и с западным влиянием. Вслед за Евгением Примаковым Владимир Путин всегда проводит четкую границу между исламскими “фундаментализмом” и “экстремизмом”, делая акцент на том, что в России мусульмане и русские издавна мирно уживаются. Москва резко критикует Запад за применение силы и военные интервенции, подчеркивая их дестабилизирующее действие: например, последствием вторжения в Ирак было нарушение хрупкого баланса сил в регионе и возрождение извечного антагонизма между суннитами и шиитами. Больше всего Москва опасается “назревания глобального конфликта между исламским миром и Западом, в который окажется втянутой и Россия”. С началом войны в Сирии эта угроза становится реальностью. Вот почему Россия оказывает безоговорочную поддержку Дамаску, а в сентябре 2013 г. совершает дипломатические шаги для предотвращения ударов по Сирии.

Основой российской системы остается военная машина. Едва придя к власти, Владимир Путин занялся восстановлением армии. Его действия можно охарактеризовать как стремление повысить международный престиж за счет создания боеспособных вооруженных сил, а источником средств является национализация энергетического сектора. Аналитики отмечают размер сумм, выделяемых на стратегическое и тактическое ядерное вооружение, но они, кажется, недооценивают совершенствование обычных вооруженных сил России. Их боеспособность заметно повысилась со времени российско-грузинской войны, благодаря которой Россия окончательно вернула себе статус военной державы, доминирующей на Кавказе. Действия России на Украине относятся к числу операций ограниченной войны в ее классическом, межгосударственном варианте; они не вписываются в западные модели, предусматривающие проведение военных операций за пределами Европы.

Следуя традиционной стратегии, Владимир Путин сочетает усилия по укреплению обороны с наступательными действиями – спецоперациями, сбором разведданных и дезинформационными действиями. Гарантией же всей системы выступает тактическое и стратегическое ядерное оружие, которое остается альфой и омегой российской политики безопасности. Цель России — противостояние двойной опасности: НАТО и ее система противоракетной обороны на западном фланге; исламские экстремисты суннитского толка, способные дестабилизировать ситуацию на Кавказе и в Центральной Азии, — на южном. Крым увеличивает оборонительный и наступательный потенциал Кремля. Территория полуострова способна служить хорошим естественным аэродромом в Черном море, что расширяет возможности ограничивать другим странам доступ к черноморскому региону и позволяет приблизиться к Ближнему Востоку. До 2020 г. в Крыму может быть размещено от 7 до 10 воинских частей. С чисто военной точки зрения бескровный захват полуострова можно считать безусловно успешной операцией.

Сейчас, через 10 лет после иракской войны, мы наблюдаем кардинальное изменение стратегической ситуации: обсуждавшийся тогда проект Wider Black Sea Area предусматривал широкий доступ к ближневосточному региону, а вступление Румынии и Болгарии в НАТО позволяло усилить присутствие альянса на Черном море и ускорить сближение с НАТО Грузии и Украины. В конечном счете именно России удалось укрепить свою стратегию доступа, присутствие в средиземноморском регионе и влияние на Ближнем Востоке. С точки зрения геополитики, Крым на Черном море и Калининград на Балтийском представляют собой два форпоста России, которым стоит уделять особое внимание, коль скоро им суждено стать местами размещения ядерного оружия. Эти два плацдарма автоматически усиливают военное давление России на Восточную Европу.

От трехсторонних к четырехсторонним отношениям

Одним из главных последствий украинского кризиса стала глубокая трансформация отношений между Соединенными Штатами, Европой и Россией, которая косвенно привела к усилению Китая. В сущности, раскол между Россией и Западом укрепляет желание России сблизиться с Китаем, поскольку Москва мечтает о совместном с Пекином и Вашингтоном управлении миром. Эту мечту осуществить пока не удается: слишком уж велик разрыв между амбициями России и ее реальными возможностями. Едва ли стратегия Кремля сможет остаться прежней после падения цен на нефть и обрушения рубля. Если Олимпиада в Сочи стала символом возрождающейся мощи России, теперь Москве предстоит испытать на себе последствия выбранного ею внешнеполитического курса, который гонит ее вперед, игнорируя возможные последствия.

Российско-американские отношения

Кризис на Украине напоминает о сложности взаимоотношений между Россией и Америкой. Он демонстрирует асимметрию целей двух стран, затрагивая непосредственные интересы России и косвенные — Соединенных Штатов. Для Америки Россия стоит по значению лишь на третьем месте после Китая с его растущей мощью и ситуации на Ближнем Востоке. Для России же отношения с США остаются вопросом первостепенной важности, поскольку американская гегемония воспринимается как главный фактор дестабилизации в мире, а сама Америка считается соперником, пытающимся помешать возрождению России. Эта позиция объясняется также опасениями новых “цветных революций” и смен правительств на постсоветском пространстве, которые в российском представлении инспирированы Америкой и могут угрожать стабильности собственного политического режима.

Тон российских заявлений сделался более жестким: от оборонительной позиции и попыток нейтрализовать влияние Запада на страны бывшего СССР Россия постепенно перешла к более активным действиям, направленным на создание альтернативной системы безопасности. В этом контексте саммиты стран — членов БРИКС призваны продемонстрировать конец американской однополярной модели мира. В Америке считают, что одна из целей украинской войны для Москвы — испытание на прочность гарантий безопасности, предоставляемых Вашингтоном его европейским союзникам, особенно тем, которые присоединились к альянсу в 2004 году.

Отношения между Вашингтоном и Москвой до сих пор в общих чертах определяются наследием холодной войны. Несмотря на усилия четырех американских президентов (Джордж Буш-старший, Билл Клинтон, Джордж Буш-младший и Барак Обама), так и не возникла степень зрелости и доверия, достаточная, чтобы выйти за рамки схемы containment/engagement, которая продолжает задавать тон в американской дипломатии. Контакты двух держав осуществляются в шести направлениях. Главное из них — ядерное вооружение, которое создает эксклюзивный российско-американский фундамент и позволяет Москве сохранять статус супердержавы во взаимоотношениях с Китаем, Европой и восходящими государствами. В данный момент активнее всего обсуждается американская система противоракетной обороны и ее последствия для европейской системы безопасности: в Москве считают, что цель проекта — не столько защита от иранских ракет, как утверждает американская сторона, сколько подрыв ядерной безопасности России.

Вот другие пять направлений, по которым две страны взаимодействуют с 1991 г., хотя и с переменным успехом:

• борьба с распространением оружия массового поражения;
• сохранение баланса сил на постсоветском пространстве;
• европейская безопасность и трансформация НАТО;
• военные интервенции Соединенных Штатов — при этом Москва считает, что вина за дестабилизацию на Ближнем Востоке лежит в основном на США;
• права человека.

Нужно отметить наличие сильных антироссийских настроений в Соединенных Штатах и столь же сильных антиамериканских настроений в России, которые легко использовать в случае обострения ситуации: у многих в головах все еще живы стереотипы холодной войны.

Потенциал расширения российско-американских отношений мал по причине отсутствия у них экономической основы и неравного экономического положения. Кризис рубля служит Кремлю напоминанием о преобладании доллара в международных финансовых расчетах. За первое полугодие 2014 г. американская доля во внешней торговле России составила 3,8%, тогда как российская доля в американском товарообороте — менее 1%. Без сомнения, антироссийские санкции гораздо сильнее затронули европейский бизнес, нежели американский, поскольку первый несравнимо больше ориентирован на Россию. Для Вашингтона санкции имеют большое символическое значение; в конце мая 2014 г. в Америке согласована основа для их постепенного ужесточения.

Энергетическая политика обеих стран служит фоном для их общих взаимоотношений. Россия не предвидела революцию в добыче “неконвенционального” газа в США, в результате которой Америка за несколько лет превратилась из импортера в экспортера сырья. Зато в Москве популярна версия о сговоре Соединенных Штатов и Саудовской Аравии с целью обвалить цены на нефть, что якобы уже имело место в 1980-е гг., хотя в октябре 2014 г. на официальном уровне было признано, что российская сторона не располагает доказательствами, способными ее подтвердить. Как и во времена холодной войны, от мировой цены на нефть зависит состояние российско-американских отношений.

Отношения России с Европой

Доля Европейского союза в российском товарообороте составляет 50%; Россия — третий по объему торговли партнер ЕС. Важнейшим аспектом отношений России и Европы остаются энергоресурсы, поскольку Россия по-прежнему главный поставщик газа, нефти и угля в Евросоюз. Стоит напомнить, что энергетическое сотрудничество было заложено в начале 1980-х гг. на фоне кризиса, связанного с размещением “евроракет”. Европейские столицы — не только Париж, Бонн и Рим, но и Лондон — сделали тогда выбор в пользу поставок энергоресурсов из СССР и тем самым, к большому неудовольствию Америки, укрепили отношения с Москвой. Сегодня в этой области имеются следующие проблемы: низкий спрос на энергоресурсы в Европе, ограничение объема европейских инвестиций в Россию из-за принятых санкций, неадаптированность газпромовской модели к европейскому законодательству и политическая инструментализация понятия “энергетическая безопасность” в России и Евросоюзе.

Однако энергобезопасность Европы главным образом определяется ситуацией на Ближнем Востоке. Благодаря энергетическому фактору, отношения России с арабским миром кардинально отличаются от тех, что связывают с ним европейские страны, особенно Францию и Великобританию. Проще говоря, Россия — единственный постоянный член Совета безопасности ООН, не зависящий от Ближнего Востока в плане поставок энергоресурсов. Если отношения Запада с арабскими государствами после 1945 г. обычно строятся по общей схеме — продажа оружия и толерантность по отношению к политическим режимам в регионе в обмен на поставки энергоресурсов, — Россия как наследница СССР пользуется здесь особым влиянием. Несмотря на постоянное соперничество с Османской империей Россия в отличие от Франции и Великобритании не участвовала в разделе ближневосточного региона после ее распада. Появление ИГИЛ напрямую затрагивает Россию, поскольку в рядах исламистов сражается много выходцев из этой страны. Четвертого декабря 2014 г., когда Путин обращался с речью к Федеральному собранию, центр чеченской столицы стал полем боя, унесшего жизни более двадцати человек. Нападавшие объявили себя членами Кавказского эмирата, возглавляемого Али Абу Мухаммадом. Этот лидер, по-видимому, решил воспользоваться наступлением ИГИЛ, представители которого еще в сентябре грозились развязать войну в Чечне и на всем Кавказе, чтобы освободить его от власти Москвы. Остается узнать, не станет ли это предвестником третьей чеченской войны, способной привести Россию к новому витку насилия на собственной территории. Отметим, что и в 2000-е гг. Россия не раз становилась объектом атак экстремистов: она остается излюбленной мишенью исламского террора.

В целом России удалось выстроить собственную, отличную от западной и весьма активную арабскую политику, связывающую Москву с Ближним Востоком тысячью нитей. Вспомним, что Владимир Путин первым из глав немусульманских стран был приглашен на саммит Организации Исламской конференции в 2003 г., а в 2005 г. Кремль осудил публикацию карикатур на пророка Мухаммеда в датской газете. Несмотря на сложность отношений с Эр-Риядом, Москва стремится к их улучшению, понимая, что это один из факторов стабилизации на Северном Кавказе. Только Россия смогла одновременно признать ХАМАС и при этом не встретить осуждения Израиля, который предпочел воздержаться во время голосования на Генассамблее ООН по резолюции, осуждающей аннексию Крыма. Израиль не стал вводить санкции против России и продолжил военное сотрудничество, предусматривающее поставку беспилотников, которые обеспечили России успех во время украинской кампании. В последние годы Владимиру Путину удалось укрепить связи с турецким президентом Реджепом Эрдоганом и египетским президентом Абдул-Фаттахом Ас-Сиси; при этом Путин продолжает играть ключевую роль в переговорах с Ираном и активно поддерживать Башара Асада. В общем, приходится констатировать гибкость и эффективность политики Москвы на Ближнем Востоке, несмотря на ограниченность средств. Вдобавок к этому Москва претендует — и это особенно болезненно для Европы — на роль защитницы христиан на Востоке, которые подвергаются преследованиям в Ираке и Сирии.

Российско-китайские отношения

Решительное отличие периода холодной войны от нынешнего времени — зеркальная перемена мест России и Китая в те годы и сейчас. В 1991 г. страны стояли примерно на одной ступени по экономическим показателям. Сегодня экономика Китая в пять раз превышает размер российской экономики. Мировой порядок в среднесрочной перспективе зависит от характера российско-китайских отношений и равновесия между Китаем, Россией и Соединенными Штатами. Часть стратегических аналитиков уже несколько лет предрекает образование “оси” Россия–Китай, которая бросит вызов американской гегемонии. Другие, наоборот, отмечают, насколько отношения России и Китая зависят от политической конъюнктуры, рассматривая сближение как временный и недолговечный союз. С 2008 г. Россия позиционирует себя как “евро-тихоокеанская держава”, которая должна развернуться на Восток, представляющий собой гораздо более перспективный регион, чем Европа, в плане экономического развития. Действительно, в 2012 г. Китай стал главным торговым партнером России; его доля в российском товарообороте составляет 11% (в то время как доля Японии и Южной Кореи — соответственно 3,9% и 3,4%). Тем не менее, демонстративный поворот в сторону Азии — прежде всего пропагандистский шаг, с помощью которого Москва надеется стать независимым полюсом многополярного мира, объединяющим государства постсоветского пространства. Когда в конце марта 2014 г. на заседании Генеральной ассамблеи ООН проходило голосование по резолюции, осуждающей присоединение Крыма к России, среди воздержавшихся (58 стран из 193) был и Китай.

Общий экономический, политический и демографический потенциал России и Китая, ресурсы и потребности двух стран дают им возможность влиять на мировой энергетический рынок. С 2013 г. Китай остается крупнейшим в мире потребителем энергии, и его спрос продолжает расти, что заставляет Пекин диверсифицировать энергоисточники, увеличивая, в частности, импорт газа. Российско-китайское газовое соглашение, заключенное в мае 2014 г., вызвало немало споров о его рентабельности. Для Путина соглашение стало дипломатическим ходом, призванным показать, что традиционному для России западному направлению внешней политики есть альтернатива на востоке. Однако не вызывает сомнения, что двум державам действительно предстоит в ближайшее десятилетие укрепить сотрудничество в области энергетики, учитывая увеличение потребностей Китая в энергоресурсах и желание России открыть новые центры газодобычи в Восточной Сибири.

По размеру военных расходов Китай и Россия занимают соответственно второе и третье место в мире; первое остается за Америкой, которая намного опережает ближайших конкурентов. Затраты на вооружение в обеих державах в последние 10–15 лет неуклонно растут, тогда как европейские страны, напротив, сокращают военные расходы из-за экономического кризиса. В области цифровых технологий Россия и Китай активно разрабатывают средства защиты информации и получения доступа к данным противника; они отвергают “многостороннюю” модель интернета, критикуют двойственность позиции Америки и оспаривают ее первенство в нынешней системе управления интернетом. В сфере идеологии обе державы выступают за “государствоцентризм” и суверенитет в противовес политическому либерализму западного образца, проповедники которого отличаются, по мнению Москвы и Пекина, явным лицемерием. Некоторые считают, что на смену “Вашингтонскому консенсусу” должен прийти “Пекинский консенсус”, обеспечивающий процветание в рамках государственного капитализма без внедрения либерально-демократической модели.

Не следует забывать, что Россию и Китай роднит схожий исторический опыт: коммунистическое прошлое и унижение, которое обеим странам пришлось испытать от западных держав. Этим объясняется настойчивость, с какой Москва пытается превратить БРИКС в средство противодействия влиянию Запада и в инструмент перераспределения баланса сил в мире в свою пользу. Дипломатию направляет идеология, но последняя может завести ее в тупик: если Россия и дальше будет двигаться в ту же сторону, лет через 10 она рискует оказаться младшим партнером Китая. С точки зрения российского исторического опыта, подобное развитие событий означало бы полный разрыв с традицией.

Кризис на Украине представляет собой одно из проявлений общего процесса структурной трансформации. Взаимоотношения России с Западом должны восприниматься не только как пережиток холодной войны, но и как свидетельство более глубокого раскола. Идеология, которая играет в нынешнем конфликте центральную роль, обнажает линии разлома: предложение Россией альтернативной Западу модели и отношение к арабскому миру. Для президента Путина важнее всего история российского величия. Уверенный в неизбежности скорого упадка Запада, Путин решил сделаться символом антизападных настроений всего мира, это заставило его отдалиться от Европы и изобрести особую геополитическую концепцию.

Второй аспект — отношение к арабскому миру. Оно у России совсем не то, что у Запада с арабскими государствами. Сочетая догматизм на западном и прагматизм на восточном направлении, Россия сохраняет исторические связи и контакты со всеми силами, присутствующими в регионе. Кроме того, ей удалось превратить защиту восточных христиан в инструмент внешней политики, подчеркивая свое отличие от западноевропейских держав.

Украинский конфликт побуждает переосмыслить место России в европейской и международной системе безопасности. В целом амбиции западных лидеров не простираются далее сохранения привычного для них миропорядка, подорванного вследствие их собственных ошибок или внешних вызовов; Россия же стремится переустроить мировое пространство. Таковы новые условия диалога, который нужно начинать, чтобы остановить углубляющийся раскол.


Источник

Мнение авторов публикаций может не совпадать с мнением редакции сайта

Автор: Тома Гомар

директор Французского института международных отношений (IFRI)
comments powered by HyperComments