Уже четыре с лишним месяца я пытаюсь написать о новых репатриантах из России. За это время я успела родить сына, а рубль успел рухнуть и несколько восстановиться (что, впрочем, вряд ли ослабит в ближайшее время поток эмиграции из России). Но что-то в теме новой иммиграции (или "алии") заставляет меня тянуть со статьей.

Я сама эмигрант и иммигрант до мозга костей, и мне очень трудно писать об иммигрантах новой волны. Тема слишком близка мне. Чувства неполноценности и соперничества, желание поделиться с ними опытом и рассказать им все, о чем они не осмеливаются спрашивать в отношении Израиля, предостеречь об опасностях — все это не дает мне покоя.

Согласно данным Федеральной службы государственной статистики России, за первые 8 месяцев 2014 г., еще до падения рубля и цен на нефть, из страны уехало около 200 тыс. человек — больше, чем за любой другой год с начала правления Путина в 2000-м. Немалая часть отъезжающих — "специалисты с высоким образовательным уровнем", иными словами, речь идет об "утечке мозгов".

Те, в чьих жилах течет еврейская кровь, видят в Израиле естественный объект эмиграции. В первую очередь благодаря легкости получения гражданства — точно так же, как это было в 90-е (по сведениям Сохнута, в России осталось примерно 240 тыс. обладателей права на репатриацию).

Петля затягивается

Несмотря на неизбежную ущербность всякого "коллективного портрета", я все же попытаюсь набросать некоторые характерные черты новой волны (или потока) алии: это люди гуманитарных профессий, бизнесмены и художники — те, кого в сегодняшней России называют "креативным классом", что, в свою очередь, нередко служит синонимом слову "оппозиционеры".

Им надоело то, что происходит в России: волна патриотизма, стремительно низвергающегося в пучину национализма, ксенофобия и национальная паранойя, систематическое удушение СМИ, преследование ЛГБТ, ложь и насилие со стороны властей, и, разумеется, традиционное пренебрежение ценностью человека и его жизни — одна из вечных российских болезней. Они почувствовали, что петля фашистского тоталитаризма затягивается вокруг их шеи, — и решили убежать, пока не поздно.

Но, в отличие от прежних эмигрантов из России, они не садятся в самолет с парой чемоданов и несколькими любимыми книжками в руках. Они уже не живут в двуполярном мире, где "назад не вернешься". У них есть опыт жизни в большом мире, есть деньги, есть "социальный капитал" — они прекрасно это сознают и не намерены жертвовать уровнем жизни, к которому они привыкли, самооценкой и наработанными связями.

Еврейская бабушка как средство передвижения

"В 20 лет не мог себе представить, что полюблю яркое солнце и жару; буду вскидывать руку в браслетах и вопить "слиха!", привлекая внимание торговцев и водителей автобусов, которые норовят проехать мою остановку; не иметь за душой ничего, кроме уверенности, что все будет хорошо; полюблю гвалт и краски базара; поймаю себя на том, что перехожу лениво дорогу под крик муэдзина, одновременно хлебая афух и говоря кому-то в телефон "Ялла, бай!"; никуда не буду спешить и никуда не буду опаздывать. Что полюблю жизнь и детей, в конце концов. От былой бледности и меланхоличности ничего не осталось".

Так писал недавно в Интернете блогер-тысячник Алмат Малатов, приехавший в Израиль более года назад, по его словам, "верхом на еврейской бабушке", и проживающий в Яффо. Тэг "Израиль" в его ЖЖ полнится постами такого рода — проникнутыми восхищением нашей маленькой страной. Восхищением, в котором, возможно, присутствует оттенок насмешки — но и очень много симпатии.

И если какой-нибудь адепт мультикультурализма и пост-колониализма захочет вдруг обвинить его в ориентализме, у 39-летнего Малатова готов ответ: его детство прошло в Молдавии, залитой солнцем и полной колоритного балканского очарования, в его жилах течет кровь киргизов-кочевников. Короче, он чувствует себя здесь как дома. Он — плоть от плоти этой земли. Он любит восточную музыку и подчеркивает, что ходит на "мизрахи" — вечеринки, как он их называет.

"У меня не бывает планов, у меня есть только стратегии поведения при тех или иных исходных. Я учу иврит, работаю, а дальше посмотрим. Может быть, буду через 10 лет в Израиле, может быть, буду в это время где-то еще. Но чувство дома у меня связано именно с Израилем, и сюда я именно что возвращаюсь", — говорит Малатов.

Работа в дистанционном режиме

"Мы, алия десятых, не такие. Мы избалованы и привередливы. У большинства из нас в России хорошая работа, красивые квартиры, няни, домработницы, путешествия, устроенная жизнь и в целом все хорошо. У многих остается жилье в Москве и Питере, которое можно сдавать. Как минимум половина планирует работать дистанционно — хоть с Россией, хоть со всем остальным миром".

"С тех времен осталось это ощущение невероятной трудности эмиграции. Остались рассказы старожилов о страшной безработице, о том, что невозможно мечтать о хорошей жизни и работе. Если вам повезет, то первый год вы будете выносить судна в доме престарелых, и только потом вам, возможно, разрешат перевернуть бабушку. Многие тогда, в 1990-х, бежали сюда от голода и войны, ради детей. Израиль казался волшебной сказкой с молочными реками и кисельными берегами".

Фаркаш представляет новое поколение иммигрантов, которое действует взвешено, на основании неплохого знакомства с жизнью за границей. Они хорошо это осознают, а иногда и гордятся своим опытом постсоветской жизни: опытом, доказавшим многим из них, что они способны зарабатывать деньги, вкладывать или тратить их для собственного удовольствия.

В большинстве случаев они не отказываются от квартир, которыми владели (сдают их или оставляют на случай приездов на родину), а также сохраняют свои профессиональные и деловые связи. Немалая часть людей, выбравших местом своего проживания Израиль, курсируют между местом, в котором они не хотят больше жить, и местом, где их способности в данный момент не востребованы. Личностная интеграция — отдельно, а бизнес — отдельно.

"Мой круг общения, который в последние пару лет снялся с места, не слишком завязан на место жительства", говорит Малатов. "Работаем мы в основном дистанционно, легко меняем жизнь, быстро принимаем решения, приезжаем в новую страну как минимум с английским и большим количеством социальных связей — благодаря тому же Интернету. В целом у нас меньше страхов, связанных с отъездом в другую страну, и он не воспринимается как нечто фатальное — связи не рвутся, включая рабочие. Поскольку приехали, уже имея работу, достаточно независимы. Быстро встраиваемся в местные проекты, создаем какие-то свои, не замыкаемся на русскоязычную общину"

"Это не нечто из ряда вон и не катастрофа — сменить страну. Держишь в голове вещи вроде "эти полгода такой-то в Лондоне, а тот-то скоро опять на год-полтора приедет в Израиль", а договариваясь с тем-то наконец-то выпить кофе, следует уточнить, в какой стране вы его будете пить".

Чувство дома

Олег Борисов (52 года) в последние месяцы живет в Хайфе. Он уехал из Екатеринбурга и продал свои процветающие фирмы в сфере Интернета и информационной безопасности. Борисов гордится одним из последних проектов, который разработала принадлежащая ему фирма, — единой "умной карточкой" для всех транспортных средств в его родном полуторамиллионном городе. Это первый проект такого рода в России. Несмотря на это, в 2012 году он понял, что в России ему "совсем плохо и некомфортно" и что он "хочет в Израиль".

"Купил билет и полетел. Когда я вышел в Бен-Гурионе, я понял, что я дома. Вот это внутреннее ощущение, что я дома, меня больше не отпускало", — говорит он. Борисов в тот раз пробыл в Израиле два месяца, изъездил страну вдоль и поперек, заинтересовался иудаизмом и решил перебраться в Израиль насовсем. Он в курсе здешних минусов: "грязь вокруг, дороговизна, бюрократия", но при всем при этом он продал свой бизнес в Екатеринбурге и с марта 2014-го живет в Израиле.

Сейчас он живет в праздности, делами почти не занимается и даже бросил ульпан, в котором учил иврит. У него, однако, есть средства, позволяющие ему, по его словам, "вести нормальное, довольно комфортное существование, может быть, не до конца своих дней, но, во всяком случае, довольно долго".

Малатов и Борисов совсем не похожи — в плане возраста, профессиональных занятий, образа жизни и взгляда на мир. Однако в том, что касается отношения к Израилю и к своему месту в нем, у них много общего. Оба определяют себя как умеренно правые в палестинском вопросе. Оба хотят дистанцироваться от "русского гетто" и не собираются укореняться в нем экономически или социально. При этом на данный момент похоже, что они сильно связаны с русскоязычной общиной Израиля — и с Россией — с профессиональной и общественной точек зрения.

Я была снобом

В отличие от них, Катя Рабей (25 лет), приехавшая в Израиль с матерью два года назад, почти полностью отказалась — по крайней мере, на данный момент — от своих "русских" связей и привязанностей. По приезде сюда она решила бросить свою специальность, приобретенную на итальянской кафедре филологического факультета РГГУ, и осуществить давнюю мечту: работать руками.

Московская пай-девочка, которая всю жизнь училась в "правильных" столичных школах, поступила на ювелирное отделение колледжа Шенкар и нашла там новых подруг. "Они совсем не такие, как мои московские друзья", — говорит Рабей. "Мы с ними учились на филфаке, или на истфаке, или на лингвистике. У нас был общий культурный бэкграунд. А у этих — не то что нет культурного бэкграунда, он есть, и он другой. Он никак не связан с литературой и с чтением, отсутствия чего они не стыдятся".

После приезда в Израиль Катя, по ее словам, пережила "социальный переворот". "Я училась в Пироговской школе, основанной Александром Менем. Мы дружили с 57-й, с 67-й (известные московские школы — Л.Р.), с лицеем "Воробьевых горы". Мы были ужасные снобы все, все поступали в РГГУ, в МГУ, на классику и так далее. Мы презирали всех остальных, я тоже была сноб. А тут пришлось от этого отказаться, потому что не с чем сравнивать. У тебя нет группы своих. Ты оказываешься вне этих координат, приспосабливаешься и говоришь: "О’кей, я был неправ во всем".

Маленькая Москва

"Мы везем с собой русскую культуру и ту страну, из которой уехали", — сказала Дина Годер, мама Кати Рабей, в ходе дискуссии "Новые новые люди", проходившей в рамках Иерусалимской книжной ярмарки в январе. Вместе с Годер в дискуссии участвовали еще пятеро представителей трех волн алии — 70-х, 90-х и 2010-х годов, или "гастрольной алии", как ее называли присутствовавшие.

Годер, эмигрировавшая в Израиль два года назад — журналистка, театральный критик и знаток анимации, художественный руководитель "Большого фестиваля мультфильмов" в Москве. "Мы пытаемся заново построить вокруг себя ту страну, которую мы имели там", — говорит она. — "Россию, которую мы потеряли", — добавляет женщина из публики.

"Сейчас отличная для этого возможность, — говорит Годер, и сердце у меня сжимается от ее оптимизма, — потому что огромное количество друзей, которых я встречала у себя дома за столом, снова вместе со мной здесь. У нас те же разговоры, мы про то же думаем. Мы говорим о том, что происходит в России или Украине, потому что у нас есть внутреннее ощущение, что здесь все в порядке, а там происходит страшное".

"По сравнению с тем, как я жила в Москве, мне здесь сильно не хватает объема культуры. Количества событий. Я и все мои друзья что-то делаем для того, чтобы этого было больше. То есть мы хотим в большой степени создать здесь вокруг себя "маленькую Москву". Чтобы можно было продолжать ходить на выставки, ходить в театры, на концерты, то-се, пятое-десятое, наше, любимое. Перестраиваться под местную жизнь пока не получается, языка пока в той мере, которая необходима, чтобы включаться в местную культуру, нет. Поэтому мы принесли с собой страну и мы здесь вокруг себя ее обустраиваем".

Многие из представителей "гастрольной алии" не согласились бы с Годер — кто из-за нежелания "замкнуться в русском гетто", кто из-за намерения полностью отгородиться от России. Однако нет сомнения, что новые иммигранты склонны опираться на "социальный капитал", накопленный на родине, и на общественную инфраструктуру, которую выстроили здесь представители прежних волн алии.

Рабей формулирует это следующим образом: "Раньше все стремились немедленно газету или журнал открыть, когда приезжали, а теперь — культурный центр, маленький бизнес, кафе". Правда, и в 90-е здесь открывалось немало "русских" предприятий — от книжных магазинов и гастрономов до библиотек и культурных центров. Но атмосфера была другая. Тогда все делалось, чтобы выжить. Теперь речь идет уже об "излишествах".

За 25 лет, прошедших после начала большой волны эмиграции советских евреев в Израиль, а также в США и Европу, на новых местах выросло поколение детей и внуков эмигрантов. Возник процветающий рынок с высоким спросом на творческие и образовательные инициативы — как раз в духе специализации выходцев из советской интеллигенции.

Поколение первопроходцев раскрывает объятья

Еще одна участница дискуссии о "новых новых людях" — Ирина Врубель-Голубкина, редактор российско-израильского журнала "Зеркало" и жена художника и поэта Михаила Гробмана. Ирина и Михаил — видные представители интеллигенции, прибывшей в Израиль в 70-е годы, "пионеров" еврейской репатриации из Советского Союза после Второй мировой войны.

Врубель во время дискуссии взволнованно говорила о важности подключения новых людей "нашего круга" к культурному процессу в Израиле. Через несколько месяцев после проведения круглого стола я спросила ее, что, по ее мнению, вызвало в свое время отчуждение между двумя волнами алии: "ватиками" 70-х годов и "олимами" 90-х. Прошла ли алия 70-х за последние 20 лет некий процесс, повлиявший на ее отношение к репатриантам 2010-х?

Врубель-Голубкина отвечает: "Когда люди живут здесь, им кажется, что они понимают больше, чем те, которые приехали. А те, кто приехал, ждут другого. И пока люди найдут людей своего круга, происходит непонимание и столкновение. Сейчас гораздо больше открытости и благожелательности с обеих сторон. Люди, наоборот, ждут нового прибавления, нового языка".

Врубель объясняет изменение подхода тем, что в эпоху Интернета и частых путешествий по миру информационные разрывы между "старожилами" и "новоприбывшими" существенно сократились. Приезжающие сюда и те, кто их встречает, знакомы друг с другом заранее, и ни у кого нет напрасных ожиданий.

Срединная алия

В беседе с представителем алии 90-х, журналистом и театроведом Борисом Ентиным, я пытаюсь понять другую сторону старого конфликта между волнами алии. Ентин говорит, что он, как и многие другие из репатриантов 90-х годов, как раз с большим пиететом относились к предыдущей волне алии. В его глазах это были нонконформисты, которые не побоялись покинуть СССР, "когда это было действительно страшно", хотя они знали, что, скорее всего, никогда не увидят своих родных и друзей.

"Эти были люди, которые по многим параметрам казались умнее нас, лучше нас", — продолжает он. "Они не боялись сложностей, не боялись осуждений на партсобраниях, издевательств на таможне, косых взглядов соседей. Они уезжали — и в итоге оказалось, что они были правы, потому что вся эта страна и система начала рушиться, а мы выстраивались в огромную очередь уже как беженцы. А они, гонимые, на самом деле уезжали с высоко поднятой головой".

Несмотря на то, что отношение к алие 70-х вообще было восторженным, контакты с конкретными ее представителями зачастую были разочаровывающими, признает Ентин. "Многим оказалось свойственно фанфаронство, высокомерие. Некоторые, видимо, сами ощущали себя такими, как я описал раньше".

Наш разговор соскальзывает на другие темы. Мы говорим о репатриантах 70-х и 90-х годов, которые в 90-е и в начале 2000-х предпочли вернуться на постсоветское пространство. Некоторые там преуспели — кто в бизнесе, кто на литературном поприще. Кто-то попал в приближенные к видным олигархам. "То, что евреи в новой России стали ключевыми фигурами, магнатами, как Березовский, Гусинский, Фридман, Черной, сильно изменило картину, — говорит Ентин. — Появились совершенно другие соблазны, другие возможности".

Несмотря на это, Ентин полагает, что взгляд на Израиль как на дикую азиатскую провинцию, в которой ничего не происходит, в противоположность большой европейской стране, где все бурлит, — это вопрос выбора. По его мнению, такой выбор связан с еврейским комплексом, который он называет "искренним антисемитизмом" — стыдом евреев по отношению к "слову "местечковый", которое воспринимается "синоним чего-то затхлого, жуткого, мракобесного". "Израильский" извод этого комплекса — сионистское отрицание "галута", а у тех, кто сохраняет тесную связь с "заграницей", этот комплекс выражается как раз в отрицании всего израильского (во имя, например, великой русской культуры).

Большие надежды

В конце дискуссии Годер говорит: "Есть какие-то области, которые здесь не очень пока развиты. Например, мне кажется, что есть большие анимационные проблемы, и нужно в этом направлении что-то менять". Недавно вместе с двумя молодыми русскоязычными израильтянками — художницами и мультипликаторами Асей Лукиной и Ирой Эльшанской — и продюсером Виктором Левиным она создала проект "Аниматориум", в рамках которого проводятся показы мультфильмов (первоначально — российских аниматоров), а также лекции, мастер-классы и уроки для взрослых и детей. Годер претендует на то, чтобы помочь израильтянам преодолеть "глубокую культурную изоляцию" в которой они, по ее словам, находятся.

Русскоязычный театр здесь, например — это в основном дешевые антрепризы. "Это жутко портит вкус, и люди с высоким уровнем просто вообще в театр не ходят, поскольку считают его тухлым искусством", говорит она.

Еще одна инициатива принадлежит звездам телешоу "Что? Где? Когда?", а ныне — новым репатриантам Елене Орловой и Владимиру Белкину. Они уже успели основать "Академию интеллекта — образовательно-игровой проект", ориентированную на русскоязычных детей и подростков. Проект поддерживается — и в этом есть некий парадокс — Русским культурным центром, действующим при посольстве только что покинутой ими страны.

Итак, планов громадье, ветер — попутный, и все же есть ощущение, что многие из новых репатриантов приехали сюда не для того, чтобы остаться. Израиль — хорошая площадка для наблюдения за происходящим в большом мире и в России. Израильский паспорт позволяет изучать возможности в Европе и за океаном, одновременно сохраняя профессиональные и социальные связи в России, а сотни тысяч русскоязычных израильтян позволяют приезжающим чувствовать себя почти как дома.

Писательница Линор Горалик, которая росла и училась в Израиле, вернулась в Россию, где преуспела и прославилась, а сейчас вновь живет в Израиле. "Что по-настоящему интересно — это не почему люди приезжают сюда, а почему они здесь остаются", — подводит итог Горалик. — "Причин для приезда в Израиль сейчас масса. Вопрос в том, будет ли достаточно причин остаться".

Источник

Мнение авторов публикаций может не совпадать с мнением редакции сайта