Дед закончил войну в Праге. И поэтому когда бабушка Шейндл, его жена, вернулась в 1944 году из эвакуации в Одессу с двумя детьми и стариками-родителями, она была совсем беззащитна. А квартира была занята, и никто ее освобождать не собирался. Они мыкались по углам, пока с фронта не вернулся бабушкин брат и, натурально размахивая наганом, не заставил пустить семью в собственную квартиру.

А потом вернулся дед, летом 45 года. Молчаливый суровый человек в офицерских сапогах. Потерявший на фронте двоих братьев. В гардеробе его была еще шинель. Он в этой шинели проходил несколько лет, пока не купил пальто.

Но всё! Война закончилась, он опять с семьей. Сыновья всю жизнь потом — а он прожил еще всего 20 лет — подчинялись ему беспрекословно. Хватало одного взгляда. В бабушкиных бумагах я нашел его письмо сыновьям. Завещание. Всё принадлежит вашей матери — только если она решит что-то отдать вам, возьмете. А еще удивительный документ — условное разводное письмо, гет на случай, что он не вернется с войны. Чтобы она могла выйти замуж, если он пропадет без вести.

Перед Новым 1946 годом он раздобыл бутылку шампанского. Но не суждено им было поднять бокалы с этим шипящим символом мирного времени. Дед, которому на фронте часто говорили, что он совсем не похож на еврея, и в этот раз не был распознан. Какой-то пьяный хмырь в трамвае орал про жидов, вернувшихся с Ташкентского фронта. Дед не спорил, а только разбил вожделенную бутылку на голове оратора. Кажется, даже был суд, и деда оправдали.

Источник