Несколько лет тому назад я слышал из уст одного сотрудника российского МИДа такое рассуждение: “Для нас проамериканский Иран хуже, чем ядерный Иран”. Ничего себе, — подумал я, — если так думают многие на Смоленской площади, плохи дела у российской дипломатии. Невежество и убожество.

Невежество — потому что невозможно представить себе проамериканский Иран, пока там сохраняется власть, установленная исламской революцией (а нет ни малейших признаков того, что под властью задрожала земля). Для поддержания состояния патриотической мобилизации народа внешний враг необходим до зарезу, хотя это вовсе не означает, что с ним надо воевать; наоборот, вполне можно сотрудничать. Верховный вождь исламской революции Хаменеи однажды сказал, что надо знать границы сближения с Америкой, иначе Иран переполнится американскими шпионами. Конечно, не нашествия шпионов опасаются иранские властители, а открытия страны всем мировым ветрам, выхода из изоляции. Ведь еще предшественник Хаменеи, создатель Исламской республики Хомейни сказал: “Нам не опасны западные армии, нам опасны западные университеты”. Поднявшаяся с колен, добившаяся признания своего права обогащать уран страна ощущает, что осуществлена национальная идея, каковой давно стала ядерная программа. Народ ликует после соглашения в Лозанне, и это хорошо для властей, но общая антизападная тональность, воинственная патриотическая атмосфера — все это останется. “Проамериканский Хаменеи” — это почти такой же нонсенс, как “проамериканский Путин”.

Убожество процитированного высказывания — в том, что оно еще раз демонстрирует поразительно узкий политический горизонт людей, в мозгах которых ничего не осталось, кроме ненависти к Америке, причем ненависти во многом надуманной, искусственной и лицемерной. Неважно, что будет с Ираном и вообще со всем Ближним Востоком — главное, чтобы ничего не выиграл Вашингтон.

В комментариях нашей официальной пропаганды соглашение в Лозанне, естественно, приветствуется, но Боже упаси сказать хоть слово о том, что именно сделало его возможным, то есть о западных односторонних санкциях. А ведь если в июне окончательное соглашение будет подписано и дальше все пойдет по плану, окажется, насколько Барак Обама оказался умнее и дальновиднее всех своих оппонентов, начиная от Маккейна и кончая Нетаниягу. Он давно понял, что самое главное — предотвратить большую войну, которая станет неизбежной, если не удастся удержать Израиль от удара по иранским ядерным объектам, что опять-таки неизбежно, если Иран будет продолжать двигаться к 90-процентному атому, из которого можно изготовить бомбу. Понял Обама и другое: единственный способ добиться этой цели — обрушить на Иран жесточайшие, “калечащие” санкции, чтобы иранская экономика пошла ко дну, и тогда в последний момент тегеранские правители вынуждены будут пойти на переговоры и на уступки. Именно так и получилось.

Разумеется, пойти на такие уступки было противно самой природе аятолл, мулл и командиров Корпуса стражей исламской революции (хотя, как я уже писал, не такие уж это серьезные уступки: они отказались от з а м ы с л а создания бомбы, если он у них был, то есть от чего-то еще не существующего, виртуального, а получают реальную вещь — снятие санкций, путь выхода из экономической катастрофы). Душа не лежала идти на любой компромисс с Америкой, которую эти люди не знают, не понимают, боятся и ненавидят. Но иногда приходится. Когда великий аятолла Хомейни понял, что войну с Ираком ему не выиграть, он пошел на мировую, сказав при этом: “Для меня подписать соглашение о прекращении военных действий — все равно, что выпить чашу с ядом”. Подписал и умер.

А как все же скажется соглашение в Лозанне на обстановке в регионе, все глубже погружающемся в кровавый хаос? Сирия, Ирак и Ливия уже не существуют как нормальные государства, сейчас к этому приближается Йемен. Взаимоотношения между суннитами и шиитами стали просто чудовищными. Крупный французский эксперт по арабским проблемам Пьер-Жан Люизар описывает такой случай: к северу от Багдада суннитские джихадисты перехватывают подразделение иракской армии. Солдат заставляют выйти из фургонов, бросить оружие и совершить молитву. Дело в том, что сунниты и шииты по-разному жестикулируют, когда молятся. Обряд омовения тоже не совсем одинаковый. Солдаты-шииты, предчувствуя свою судьбу, пытаются молиться “по-суннитски”, но большинство на чем-то попадается. Их тут же расстреливают.

Известнейший ученый — иранец Трита Парси, президент ирано-американского конгресса, пишет во французской газете “Монд дипломатик”, что теперь Тегеран уже без внешних препятствий может вернуться на ближневосточную сцену, и это “фундаментальным образом изменило бы геополитическую карту региона”. Он цитирует слова Али Шамхани, секретаря иранского национального Совета безопасности: “Иран и США могут вести себя так, чтобы не расходовать свою энергию в борьбе друг против друга”. Такой человек просто так подобные вещи не скажет. Парси продолжает: “Поскольку суннитские джихадисты, Исламское государство и другие факторы радикального исламистского направления представляют самую большую угрозу не только для региональной стабильности, но и для иранских и американских интересов в регионе, общие императивы могут привести к сближению Вашингтона и Тегерана. Это помогло бы им преодолеть взаимное недоверие и подтолкнуло бы их к тому, чтобы выйти за пределы простого перемирия”. Заметим, что и американская и иранская авиация бомбили позиции ИГИЛ под Тикритом, только что освобожденным иракскими войсками (на самом деле главным образом бойцами шиитской милиции) от джихадистов.

Естественно, и Вашингтон и Тегеран возмущенно отрицали какое-либо согласование своих действий; повторю, что пойти на какой-нибудь реальный альянс с Америкой, партнерство для Исламской республики исключено, но взаимодействие в борьбе против общего врага и в предотвращении войны, которая на самом деле не нужна ни той, ни другой державе — почему бы нет? Например, американцы могли бы пойти на то, чтобы признать Башара Асада меньшим из возможных зол в Сирии (на чем настаивают многие вашингтонские политики-демократы) и согласиться оставить ему ту часть территории Сирии, которую он контролирует– примерно 40% территории страны, а также притормозить саудовскую интервенцию в Йемене в обмен на обязательство иранцев прекратить или хотя бы резко сократить поставки оружия антиамериканским и антиизраильским силам в регионе. Пока что это выглядит малореальным, но конкретные политические интересы иногда оказываются важнее идеологических факторов. Особенно когда реальной позитивной идеологии нет, а есть только всеми силами подогреваемая ненависть к “внешнему врагу”.

Источник

Мнение авторов публикаций может не совпадать с мнением редакции сайта