Свобода слова является великим достижением нашей цивилизации, — может быть, самым великим из всех. Она заключается в том, что каждый волен говорить что ему вздумается, и каждый волен не слушать говорящего.

Именно в таких рамках протекала оживлённая дискуссия между сторонниками правых и левых взглядов накануне досрочных выборов в Кнессет 20-го созыва. И, строго говоря, решительно никакого значения при этом не играл тот факт, что истинные "правые" и "левые" под влиянием обстоятельств давно у нас перевелись, их место на политической сцене заняли правоцентристы и противостоящие им левоцентристы. А остатки настоящих, не фальшивых "правых" и "левых" центробежной силой истории смело на периферию, где они и обретаются в роли радикалов.

Разница между ними трогательна, как всякая идеологическая утопия с красивыми историческими корнями. Левые поют публике сказочку о всеобщей справедливости и обещают поровну "всем-всем-всем" по ломтику хлеба и ломтику счастья. Правые дудят в свою дуду: неколебимость еврейских принципов, неделимость исторической Родины. Но мир устроен несправедливо, и не в человеческих силах менять его устройство, и нет ничего неделимого под солнцем — просто не существует в природе: всё делится, видоизменяется и приобретает новые очертания. Возможно, в этой живой "делимости" заключена продолжаемость нашего мира.

Утопия хороша в литературе, а в попытках применить её на практике она ведёт к большой крови. Борьба мифических правых с не менее мифическими левыми в еврейском мире, прежде всего в Израиле, подталкивает к опасному расшатыванию национального ствола. Главная задача национальных лидеров состоит в сохранении нашей государственности и укреплении её военной составляющей. Никакая идеология, никакие разглагольствования о справедливости или зажигательные примеры из древних времён не должны этому препятствовать. Ни у кого из нас нет будущего, потому что мы не можем в него заглянуть, а наше прошлое — золотая сказка. Итак, мы располагаем лишь нашим настоящим, которым по мере сил манипулируем и управляем. Задача не из лёгких: вместе со всем миром мы идём по скользкому льду.

В годы борьбы с "Красным фараоном" мы, московские отказники, знали об Израиле лишь то, что он — наша отчизна. Об израильской политической жизни мы не ведали ровным счётом ничего, и это, пожалуй, было к лучшему: такое неведение позволяло нам держаться всем вместе, сообща. Я был уверен, что принадлежность к различным партиям никак не мешает всем до единого израильтянам ощущать себя — так же, как и нам в советском отказе — членами Единой Партии Еврейского Народа, назначением и целью которой является безопасность и процветание Государства Израиль. Я несколько идеализировал положение дел в Израиле, и я не жалею об этом: всё приходит в назначенное время, включая и знание. Израиль не представлялся мне ни этаким современным Чикаго, ни тихим пасторальным уголком, по холмам которого евреи, по примеру наших библейских предков, гоняют своих баранов и козлов. Я был готов с благодарностью принять то, что увижу в моей отчизне. Поэтому меня ничуть не разочаровала ни жара, ни утопающий в ней одноэтажный Израиль, ни ветхая дорога в Иерусалим, проходившая через Рамле. Я чувствовал себя частью моего народа и был совершенно счастлив.

Этому предшествовали некоторые события, случившиеся со мной в отказе. Позволю себе упомянуть два из них: телефонный звонок рава Кахане и интереснейший с ним разговор (думал, что ночью меня и арестуют, и посадят — но пронесло…), и вступление в израильскую партию "Херут" — предшественницу "Ликуда", о котором тогда никто и не помышлял, за исключением, возможно, одного лишь Менахема Бегина, не исключавшего возможность политического союза с Независимыми либералами. Бегин был человеком отважных, непредсказуемых, но тщательно взвешенных решений: после прихода к власти в 1977 году он предложил пост министра иностранных дел в правительстве своему политическому противнику, "леваку" Моше Даяну, и тот принял это предложение.

Политическое противостояние правых и левых имеет глубокие корни в еврейском мире вообще и в Еврейском государстве в частности. И когда это противостояние делит еврейский народ, как ножом, на две почти равные части, на душе становится тревожно: так не должно быть! Свобода слова даёт нам право говорить и не слушать, но не приведи Господь, чтобы слова превратились в пули или камни. Вооружённое нападение правого активиста на левого под окнами правительственной канцелярии в значительной степени повлияло на дальнейшую судьбу Менахема Бегина: он увидел в политическом убийстве еврея евреем зародыш гражданской войны. К счастью, опасность тогда была преувеличена…

Восстановление еврейской государственности два тысячелетия спустя после её утраты лишило священную клятву "Пусть отсохнет моя правая рука, если забуду тебя, Иерусалим!" логического наполнения и преобразило её в звучную фигуру речи. Действительно, нынче каждый еврей, не рискуя здоровьем, может подняться в Иерусалим. Заклинание, объединявшее нас во все века изгнанья, потеряло свою силу. И достойной замены ему покамест не придумано.

Мы знаем, что нас разъединяет, но мы не знаем, что нас объединяет в эпоху с диким названием "постсионизм". Это моя точка зрения, вызвавшая сердитую реакцию некоторых читателей. Но за ней стоит опыт моей жизни: голодная эвакуация в 41-м, арест и гибель отца, ссылка в 53-м, с 57-го года попытки добраться до Израиля всеми способами, отказ в официальном выезде, репатриация, две войны и десятки книг в разных странах мира.

Мы живём в свободном обществе, и я вправе говорить.

Источник

Мнение авторов публикаций может не совпадать с мнением редакции сайта