Митингоучастник я неопытный. Собственно, в гуще массовых событий до сего дня оказывалась только один раз в жизни. В юности. 19 августа 1991 года. Больше желание не появлялось. Да и желанием это не назовешь. Скорее, потребность. Невозможность не идти, сконцентрированная в одном коротком слове: “Достало!”

Отправляясь на Москворецкий мост, я собиралась написать классический репортаж: что видела, что слышала... Никаких эмоций. Никаких домыслов. Кому, по большому счету, интересны мои умозаключения? Но... Ничего особенного я не услышала. И не увидела. Если не считать того количества людей, которых, оказывается, тоже все достало... И они вышли из теплых московских квартир под моросящий мартовский дождь с плакатами “Борись!”

* * *
...Главное, о чем сейчас говорят и пишут многие уважаемые люди — нереальный градус агрессии и ненависти в российском обществе. И где, по логике вещей, этот градус должен был зашкаливать? Конечно, в толпе.

Не буду врать, опасалась этого не на шутку, принимая решение идти на марш. Не люблю толпу. Боюсь ее. Но не пойти не могла. Перед глазами стояли кадры недавней парижской хроники: море людей с плакатами “Я Шарли”. И, как дико бы это не звучало, вспоминалось ощущение зависти к “тому” обществу: вот как реагируют на беспредел свободные люди! Люди, понимающие значение словосочетания “чувство собственного достоинства”!

А в России... Не общество... Население... Все стерпим... Все проглотим... Наиболее “продвинутые” — выльют яд в лентах соцсетей. Остальные найдут оправдание своей инфантильности на первой, второй и четвертой кнопках федеральных ТВ-каналов... Одни — с бокалом купленного в дьюти-фри французского вина. Другие — с граненым стаканом (или из чего нынче пьет пролетариат?) водяры...

Нет, когда-то, в далекие 90-е, люди выходили на многотысячные митинги в надежде сделать свою жизнь лучше. Правда, не знали, как выглядит это “лучше”. Но энтузиазм вызывал сам шанс изменить свое существование, прорвать серую, болотно-застойную рутину. Ту, что сегодня — по заверению социологов — с ностальгической тоской вспоминает 84%. Или — 86%. В общем, почти 90% жителей многомиллионной мрачной страны...

И вот в Москве, как несколько недель назад в Париже, совершено страшное, чудовищное преступление. Наглое. Циничное.

На первый взгляд их сравнивать нельзя. Там — скандальные, не безупречные относительно этических норм журналисты. А тут — честный, смелый политик. Оппозиционер. Человек, умевший не только хорошо говорить, но и хорошо делать свое дело. Если кто-то сомневается — спросите о нем нижегородцев. Им есть, что вспомнить о временах его губернаторства. И вспомнить — что удивительно для России — добрым словом... Человек, не боящийся предъявлять власти все, что думает о ней. А думал и, главное, знал он о ней много такого, что непонятно, как его не убили раньше. Тихо, аккуратно, без свидетелей, замаскировав под “бытовуху”...

И именно то, что маскировать не стали, а наоборот, совершили убийство максимально “шумно”, роднит его с бойней в Париже.

По большому счету — это теракт. По целям и методам их достижения. Чего хотят добиться любые террористы? Страха. Страха и растерянности. Такой реакции ждали от парижан исламисты. На то же рассчитывали и кукловоды, пославшие к московскому Кремлю своих вооруженных “шестерок”.

Но, как это нередко бывает, результат, похоже, оказался обратным. Еще вчера совершенно инфантильное российское общество, вдруг выдохнуло одним словом: “Достало!” — и вышло на марш.

Как всегда, официальная статистика на порядок расходится с подсчетами наблюдателей. "РашаТВ" сообщает о десятке — ну, хорошо, шестнадцати тысячах москвичей, собравшихся в этот день на набережной Москва-реки. Организаторы марша говорят о пятидесяти, семидесяти и даже ста тысячах участников акции. Не очень понимаю, как технически проводятся эти подсчеты. Хотя не сомневаюсь, что необходимый алгоритм существует. Но мне, честно говоря, не так важна цифра. Настолько сильно впечатление от увиденного собственными глазами.

* * *

...Машину оставили у предыдущей станции метро. Недалеко от места окончания маршрута. Цветы решено было купить там же. Открывая дверь цветочного салона, выпустили двух мужчин с белыми розами в руках. По четыре у каждого. Продавщица понимающе спросила: “Вам белые или красные? Две или четыре?” “Красные. Четыре. И не заворачивайте...” За спиной организовалась стайка молодых людей. Студенты. Спросили, есть ли гвоздики и расстроились, что нету. На розы денег явно не хватало. Решили взять хризантемы. По две на каждого...

... На Третьяковке с трудом втиснулись в вагон. На Китай-городе — месте начала шествия — с еще большим трудом из него вышли. И встали. Надолго. Потом стояли на Славянской площади. Толпа двигалась рывками. Где-то там, далеко, пропускали людей небольшими порциями. Никто не возмущался. Всем все понятно — соображения безопасности... Рамки, металлоискатели... Наконец вышли на свет божий и... оказались в еще большей гуще народа.

Флаги. Конечно, огромное количество триколоров. Логично. Протест против власти, а не против страны... Довольно много желто-голубых украинских стягов. Много непонятных — бордово-черных, зелено-черных, желто-черных... Черный цвет психологически напрягал. Внутренне постоянно ждала каких-то провокаций от ”соседей справа”. Но и они, как ни странно, были корректны. Нет, какие-то речовки, естественно, выкрикивались. Как же без них! И про войну. И про Путина. Но без явных оскорблений и провокаций. Что позволяло силовикам держать нейтралитет.

Уже придя домой, узнала из репортажей, что проводились задержания. Своими глазами ничего подобного не видела. Полицейские были абсолютно корректны, сдержанны и даже — разговорчивы. Помогали потерявшимся “марширантам” найти друг друга.

* * *

И вот мы на мосту. Так как — в силу своей неопытности и неумения работать локтями в толпе — мы оказались в самом конце процессии, выступления на митинге не застали. Они закончились. Но, может, это и к лучшему. Что нового мы могли услышать? Да ничего такого, что не чувствовал бы каждый решивший пойти на марш памяти. Лучше пройти мимо страшного места молча.

Кстати, мы настолько задумались, что подошли к краю моста... с цветами в руках. Просто забыли их положить на парапет. Но не беда. Ведь впереди — на Ордынке — дом, где жил Борис Немцов. Куда он шел той страшной ночью.

Но не дошел.

А мы дошли. Дошли, поднятые из теплых постелей жуткой вестью о его гибели. Поднятые ощущением, что “Все! Достало! Больше мы не можем молчать...”

Да, чуть не забыла... Ни агрессии, ни ненависти, ни злобы не исходило от людей, пришедших почтить память уважаемого ими человека.

Наверное, потому что это была не толпа. Это были люди. Много людей...