Попробуем взглянуть на происшедшее с некоторой дистанции и более широко, может быть, чуть в смещенной перспективе. “Шарли эбдо”, как говорят, представлял все составляющие левого политико-идеологического спектра и в некотором смысле пребывал в авангарде продвинутого европейского общества. Вот и прикинем, какое состояние этого общества отражает бойня в редакции сатирического еженедельника.

Аналитики — и во Франции — и за ее пределами, начинают свои культурологические комментарии с утверждения: “Шарли эбдо” воплощает собой глубоко укорененную во Франции традицию иронии, сатиры, вольномыслия, идущую от Рабле, через Вольтера и Анатоля Франса, до наших дней. Эта традиция включает в себя плодотворное сомнение, дух критики и анализа, отказ свободного разума подчиняться каким-либо установленным извне авторитетам. В современном своем изводе она опирается на великий принцип свободы слова и самовыражения, закрепленный во французской Конституции, как и в конституциях других стран просвещенного мира.

Все это верно – как и то, что указанная традиция находится в жестоком противоречии с догматами ислама, особенно в его фундаменталистском варианте. Впрочем, ее носители всегда пребывали в оппозиции к установлениям и притязаниям религии, и не только мусульманской – достаточно вспомнить те яростные атаки, которым Вольтер подвергал устои христианства, да и других “авраамических религий”.

Ситуация, однако, не столь проста и однозначна, как кажется. Для последовательных атеистов – к которым я отношу и себя – как правило, не существует святынь. По крайней мере, в теологическом понимании, — то есть вещей, в которые они готовы верить, не рассуждая, которым готовы безоговорочно поклоняться. Но, во-первых, отказ от святынь не равнозначен отсутствию ценностей, идеалов. А во-вторых, если для тебя самого нет сакральных объектов и тем, это еще не значит, что правильно и нравственно оскорблять святыни других людей.

Да, поминаемый сегодня на каждом шагу Вольтер с легкостью раздавал пинки и пощечины христианским клерикам, смеялся над культом Орлеанской девы, яростно нападал на закосневших в предрассудках мусульман и иудеев. Он вел непримиримую борьбу с церковью, ограничивавшей духовную свободу, с произволом абсолютизма. Но вспомним: Пушкин – вот уж свободный ум был – говорил, что сравнивающие его с Вольтером оказывают ему и слишком большую честь, и слишком большое бесчестие.

Да, тотальная ирония, смех без границ и берегов – часть европейской и особенно французской ДНК. Но все же не стоит французским гражданам забывать о том, что примерно каждый десятый из них – выходец из другой цивилизации, а “плавильный котел” во Франции, да и по всей Европе работает из рук вон плохо. Разве минимальное уважение к святыням и чувствам сограждан-мусульман не было бы свидетельством плюрализма, широты взглядов?

Но ведь это значит – заниматься самоцензурой, скажут мне. Это значит – самим ограничивать свободу выражения, нашу фундаментальную ценность. Формально это так, хотя есть немало вещей, на которые в Европе официально наложена цензура, и не без оснований, например, на отрицание Катастрофы. Но главное не в этом. Во всей этой истории огорчает то, что все рассуждения упираются в формальные моменты. Никто не говорит о “контенте”. И здесь я не имею в виду только содержание карикатур “Шарли эбдо” и подобных ему изданий.

Что еще имеет сегодня за душой леволиберальный истеблишмент, кроме шуток и издевок? Это я вот к чему. Сейчас с новым пылом заговорили о войне цивилизаций – западной и мусульманской. И что-то в этом есть. Положим, речь не о войне против ислама, против полутора миллиардов мусульман в мире, но с радикалами, фанатиками, мечтающими об экспансии и мести, действительно придется вести жестокую борьбу. Но победить в ней одним лишь оружием не удастся. Военное превосходство западной цивилизации неоспоримо. Но мы видим, как трудно бороться с террором – всегдашним оружием слабых, считающих себя униженными и оскорбленными, отчаявшихся в других средствах или не имеющих их.

Исход этой борьбы будет решаться в духовном пространстве, в конкуренции идей. Пока же Запад эту борьбу начисто проигрывает – и в Афганистане, Сирии, Ираке, Пакистане, и у себя дома. Социологи в один голос говорят: иммигранты-мусульмане первого поколения, прибывшие в Европу из Азии и Северной Африки, были настроены на интеграцию, они были исполнены уважения к странам, где они поселились. А во втором-третьем поколении — все сильнее чувства отторжения и ненависти. И дел тут не столько в недовольстве материальными условиями жизни. Запад не увлек этих людей своими ценностями и смыслами.

Да он и для себя их, признаться честно, подрастерял. Ведь не считать же таковыми лихорадочную конкуренцию – у кого за прибыли, у кого за рабочие места, бесконечное потребление, высокопарные декларации и мелкие общественно-политические дрязги. Когда-то Франция, а за ней весь цивилизованный мир, начертали на своих знаменах великие слова: свобода, равенство, братство. Много ли равенства и братства наблюдается нынче на просторах Европы и Америки? А свобода все чаще оборачивается пустой риторикой и набором формальных юридических процедур.

Ислам же привлекает к себе все больше людей – и не только “малых сих” в пустыне и джунглях или здоровенных чернокожих баскетболистов и боксеров в США. К исламу обращаются в последнее время литераторы и музыканты, социологи и журналисты, ученые и общественные деятели на всех континентах.

Меня как атеиста и человека левых убеждений это не радует. Но для того чтобы противостоять экспансии ислама, западная цивилизация должна обновить свой арсенал ценностей, наполнить “старые меха” новым – точнее, хорошо забытым старым — содержанием, с упором на справедливость, реальную человеческую солидарность, волю к познанию. Без этого в битве идей она обречена.

Оригинал публикации

Мнение авторов публикаций может не совпадать с мнением редакции сайта