Максим Галкин: Добрый вечер.

Михаил Джагинов: Большое спасибо, что нашли возможность прийти к нам в студию, вы не далее как час с небольшим назад спустились с трапа самолета на землю обетованную. Как прошел полет?

Максим Галкин: Полет прекрасно прошел, и как я мог пройти мимо приглашения в программу под названием "Герой дня"? Мне льстит название!

Михаил Джагинов: Спасибо. Приятно слышать. Скажите, не пробовали ли вы подсчитать, какой раз вы в Израиле, потому что я знаю, что вы здесь бываете не только с концертами. Ну, разведка донесла — еще приезжаете отдохнуть, пообщаться с друзьями…

Максим Галкин: Ну, несчетное количество раз, поэтому… Я не подсчитывал. Ну много, много.

Михаил Джагинов: То есть в какой-то степени вы ассоциируете себя с нашей страной.

Максим Галкин: Ну естественно. В известной степени! (смеется).

Михаил Джагинов: В известной! Все понятно (смеется). Вы привезли новую программу, в которой, как я понял со слов продюсеров, удачно сочетаются старые, полюбившиеся зрителям номера, с новыми вашими придумками, с придумками ваших коллег. Вот скажите, как вы находите этот эквилибриум? Эквилибриум между старым и новым?

Максим Галкин: Я просто в чем-то остаюсь таким, как был, а в чем-то меняюсь. И каждая программа, она просто отражает меня в данную минуту, в данное время, в этой стране… Поэтому все программы друг на друга не похожи. Ну, к тому же, мастерство растет, куда же деваться!

Михаил Джагинов: Действительно. А скажите, во время концерта вы идете по верстке, грубо говоря, или импровизируете?

Максим Галкин: Нет. Нет. Я каждый раз предпочитаю знать вообще в принципе, что я хочу сказать, вот в целом в концерте, но порядок, с чего начать, как продолжить и чем закончить, я предпочитаю выбирать импровизационно, это всегда замечательная возможность развлекать не только зрителей, но и себя.

Михаил Джагинов: То есть надо вот установить, какой-то вот контакт с залом, почувствовать его, и…

Максим Галкин: Конечно. Я контакт с залом устанавливаю даже когда просто вот люди садятся, то с каким шумом они садятся. Или с отсутствием шума. Уже могу что-то сказать о том, как пройдет концерт.

Михаил Джагинов: Часто включаются мобильные телефоны…

Максим Галкин: Нет, ну мобильные телефоны, это… Слава богу, я не в трагическом жанре работаю, поэтому если прервется какой-то рассказ звонком мобильного, это, конечно, неприятно, но это лучше, чем если бы я читал Гамлета, понимаете? Поэтому ничего страшного, нет, я просто имею в виду — как люди между собой разговаривают, между собой общаются, вот этот вот шум, вот этот говор зала, это очень важно. И как раз в этом отношении в Израиле очень живая публика. Они всегда что-то говорят, обсуждают, это хорошо. Потому что гораздо сложнее выступать перед той аудиторией, которая очень тихо, вовремя села, и ждет.

Михаил Джагинов: Вы даже знаете, чего они ждут. Вы часто идете навстречу пожеланиям публики, вот в какой-то конкретный момент на концерте вы чувствуете, что люди хотят услышать какой-то конкретный номер?

Максим Галкин: Безусловно. Нет, я всегда иду от ситуации, от времени, за те там пятнадцать лет, что я езжу с концертами, я сталкивался с самыми разными временами. Когда люди хотели политику, когда люди уставали от политики. Когда хотели злобу дня, когда не хотели. Когда хотели бытовой юмор. Это все по-разному, и для этого надо идти в ногу со временем, и, конечно же, постоянно сверяться с тем барометром, которым является зритель.

Михаил Джагинов: Вот давайте как раз об этом шуме времени и поговорим. Ваше первое публичное выступление, если не ошибаюсь, состоялась в тысяча девятьсот девяносто четвертом году, далеком, вы отмечаете двадцатилетие творческой деятельности…

Максим Галкин: Уже фактически отметил, получается, я в Театре эстраде впервые выступил двадцать лет назад, в июне. Девяносто четвертый, да.

Михаил Джагинов: До этого была сцена студенческого театра МГУ.

Максим Галкин: Да. Но я почти сразу оттуда…

Михаил Джагинов: Которая кое-где ценится не меньше, чем сцена Театра эстрады, особенно сегодня. Скажите пожалуйста, вот менялась за эти двадцать лет направленность вашего юмора, и как менялся зритель?

Максим Галкин: Ну, если говорить об этом серьезно, обсуждать этот вопрос… Конечно, вопрос большой, Миш, вы задали…

Михаил Джагинов: Основные моменты.

Максим Галкин: Ну, с одной стороны, меняется плотность юмора. То есть не только я, но и другие юмористы, которые в чем-то преуспели, приучают зрителя получать больше шуток за одну минуту, условно говоря. То есть убыстряется темп, зрителям уже мало того, что ты предлагал им двадцать лет назад, то есть зритель фактически в своих потребностях растет, с тем, что ему может дать артист. Если человек развивается, то с ним развивается и зритель.

Михаил Джагинов: А как уровень, качество юмора меняется? У меня такое ощущение, что оно идет вообще-то вниз. Из того, что можно видеть на федеральных каналах российского телевидения.

Максим Галкин: Да нет. Я не вижу каких-то принципиальных различий. Понимаете? Просто раньше фильтровался больше товар, на выходе. Соответственно, конечно…

Михаил Джагинов: Даже в девяностые годы? Тогда не фильтровалось ничего…

Максим Галкин: Меньше, меньше было программ. Меньше было спроса. А соответственно, меньше было предложений. Сейчас столько спрашивают, что бывает даже, артист не успевает попробовать номер, с ним уже выходят на телевидение. Поэтому естественно, качество падает. Но если так подборочку сделать, то можно получить не менее качественный юмор, чем он был. Это не меняется.

Михаил Джагинов: Скажите, а как вам удается приспосабливаться к меняющимся условиям современной России. Ну вот, часто ли вам приходится приспосабливаться к обстоятельствам, к людям, идти на какие-то компромиссы…

Максим Галкин: Нет, я не приспосабливаюсь, понимаете, есть жанр. Есть юмор. Есть концерты. Со цены нам пока… пока!.. не запрещают ничего говорить. Другое дело, что каналы не показывают все, что ты сказал. Но это их личное дело, я же не буду их воспитывать и объяснять, что можно показывать, что нет. Есть безусловная самоцензура на каналах, ну когда в страхе перед начальником они режут все, чтобы не дай бог не потерять то место, которое занимают. Но это их личное дело, не буду же я их лечить и потом трудоустраивать, если их снимут за шутку про Путина. Поэтому я шучу, как я понимаю. Я сверяюсь только со своими внутренними часами. Внешне мне никто ничего не запрещает делать. А то, что не показывают там мой политический юмор сейчас, ну это их личное дело…

Михаил Джагинов: Действительно перестали показывать, да?

Максим Галкин: Перестали показывать, его нету фактически полностью. Ну и, честно говоря…

Михаил Джагинов: Это тоже перестраховка руководителей каналов?

Максим Галкин: Абсолютно, конечно!

Михаил Джагинов: То есть никакой команды сверху скорее всего не было.

Максим Галкин: Нет, нет. Скорее всего, не было. Я не знаю, но это сложно себе представить. Это происходит же постепенно, понимаете, это происходит как-то так постепенно, что люди… У нас же до сих пор, в этом мы наследники советской жизни, у нас же до сих пор люди читают между строк, ловят знаки: а, что бы это значило? Знаете, мы от западного общества отличаемся тем, что там все буквально воспринимают, а у нас вот и политику воспринимают между строк, законы воспринимают избирательно. То есть западным людям-то понятно — если принят такой закон, значит он для всех и всегда соблюдается, а у нас бывают исключения. Поэтому это непонятно, наверное, людям, которые не родились в нашей стране. При этом я обожаю Россию, я не мыслю себя нигде кроме этой страны, я не знаю, что должно произойти в стране, чтобы я ее покинул. Потому что я считаю, что артист, особенно разговорного жанра, ну при отрыве вот от того, что его питает, он перестает быть артистом разговорного жанра. Это надо переквалифицироваться.

Михаил Джагинов: Ну да, конечно, родной язык…

Максим Галкин: Потому что русский, по-русски все-таки надо шутить там, где все говорят по-русски.

Михаил Джагинов: Кстати, о законах. Вы недавно выступили с критикой одного из законов, принятого взбесившимся принтером — Государственной Думой. Было дело, или клевещут?

Максим Галкин: Нет, это не моя метафора — взбесившийся принтер. Я не помню, кто это сказал.

Михаил Джагинов: Ну неважно, я о…

Максим Галкин: Нет, я в колонке, в газете, где я пишу колонку периодически, когда что-то во мне бурлит, я ну какие-то законы, одиозные, пресловутый закон Димы Яковлева, или закон о гей-пропаганде, который принимался Думой, я на это реагировал. Ну, Дума сейчас работает в таком вот усиленном режиме… Я бы, честно говоря… вот когда, знаете, когда Владимир Вольфович Жириновский говорит, что надо сделать Владимира Владимировича императором, я в чем-то с ним согласен. И более того, я бы добавил, что и Жириновского, и все остальные фракции надо под это дело убрать, потому что императору лишние утверждения не нужны.

Михаил Джагинов: Нет, нужно его назначить придворным шутом, официально.

Максим Галкин: Нет, ну это вы сказали, потому что мне еще возвращаться… Папа у него уже здесь, царствие ему небесное, уже не живет в Израиле, он уже умер, понимаете, поэтому на вас он не наедет, да. А меня там, будет бегать за мной, зачем мне это надо. В общем, он может быть кем угодно, но вполне себе вот в этой модели Дума, конечно же, может быть, уже и не нужна. Можно оставить Совет Федерации, а Дума уже как бы… Но в принципе, я не знаю, почему так быстро разные законы принимаются. Какие-то, безусловно, нужны государству, какие-то просто отвлекают людей. Потому что, конечно, обсуждение этих законов оно гораздо шире, чем обсуждение того, что бы надо было бы обсудить людям. Да и бог с ними, господи, пусть делают, что хотят.

Михаил Джагинов: То есть вы на это махнули рукой, и…

Максим Галкин: Я на это махнул рукой, понимаете, потому что знаете, бывают вещи, над которыми ты не властен, и я не помню…

Михаил Джагинов: И надо научиться отделять первые от вторых, да?

Максим Галкин: Знаете, у нас Россия такая страна, что в принципе не было ни одного тридцатилетия, чтобы вот на протяжении тридцати лет люди в стране, в России в нашей, жили спокойно. У нас все время что-то происходит.

Михаил Джагинов: А почему вы берете тридцатилетия?

Максим Галкин: Ну так получается. Ну если вы вспомните историю, так получается. Ну я хочу вспомнить отрезок тридцати лет хотя бы, на протяжении которых Россию-матушку не трясло. Ну вот такая данность.

Михаил Джагинов: Это на тысячу лет назад.

Максим Галкин: Да, а что там было, мы же не знаем. Принимали христианство, там тоже постоянно какой-то был такой этот процесс. Может быть, чего-то мы в конце концов родим сейчас после всего этого. Сейчас вот еще пару законов — и может быть, куда-то мы выродимся. Может быть… вот!

Михаил Джагинов: И на Марсе будут яблони цвести.

Максим Галкин: Может быть, вы еще приедете к нам, и я буду говорить — что ж вы там отстаете, в Израиле-то? От нашего прогрессивного правительства!

Михаил Джагинов: То есть наоборот, не вы к нам, а мы к вам.

Максим Галкин: Да, может будут приезжать латыши, а я буду обсуждать с ними Сейм их, и приводить в пример Думу.

Михаил Джагинов: Кстати, насчет "родим что-нибудь". Год назад вы стали счастливым отцом очаровательных двойняшек, родили. Легко ли быть папой?

Максим Галкин: Это счастье большое! Тяжело на гастроли ехать, когда ты папа, потому что, конечно, и раньше-то, когда жена, дом, уже не хочется уезжать. Когда еще дети, конечно… Только любимые зрители меня могут, так сказать, оторвать ненадолго, я поэтому стараюсь сейчас вот туры делать небольшие. Так вот приехал в Израиль на пять концертов, в Америке я был на четырех концертах. Сейчас там Ереван у меня, Ташкент, потом российские города там, Петербург, окрестности…

Михаил Джагинов: Получается мировое турне просто.

Максим Галкин: Да нет, я из него не выхожу, из этого состояния, постоянно.

Михаил Джагинов: То есть вы так любите своих зрителей, что приходится поступиться…

Максим Галкин: Конечно. Конечно. Это счастье, что здесь, в такой благополучной стране, а я считаю Израиль благополучной страной, при всех сложностях, которые тут есть, есть столько зрителей русскоязычных, которые готовы прийти на концерт. Для меня это большая радость.

Михаил Джагинов: У нас была тут недавно очередная война…

Максим Галкин: Можете мне не рассказывать…

Михаил Джагинов: У вас не бывает трех десятилетий, а у нас тут не бывает года спокойно. И я слышал, что вы в каком-то интервью поделились своими ощущениями о том, что вы действительно очень переживали в течение этих полутора месяцев. У вас дома есть бомбоубежище?

Максим Галкин: Ой, Алла уже меня попрекала, что я не выкопал.

Михаил Джагинов: Купите у нас "Железный купол". Один. Вы сразу спасете наше министерство обороны.

Максим Галкин: Я не потяну. Я знаю, сколько стоит эта одна ракета, которая вылетает, в системе "Железный купол", понимаете…

Михаил Джагинов: Где-то сто тысяч долларов.

Максим Галкин: Да, знаете… Меня не на много ракет хватит. Но тема, конечно, невеселая, к сожалению.

Михаил Джагинов: Но человечество выживает, смеясь…

Максим Галкин: И Алла меня попрекала, что я не выкопал бомбоубежище. И вообще это было, понимаете, эти вот месяцы, это совпало, и я впервые в своей жизни вставал с новостями в интернете, понимаете, ложился с этим планшетом, смотрел. И кстати, вот израильские порталы, одни из тех, которые там более-менее какую-то объективную картину дают как ваших конфликтов, так и наших, более ближних конфликтов, поэтому я внимательно следил за этим всем. И я не могу сказать, что мне это нравится, все время, понимаете, все время вставать с газетой до того, как ты бутерброд в рот засунул, это неприятное состояние очень…

Михаил Джагинов: Мажу маслом бутерброд…

Максим Галкин: Да, и вот это состояние нервное, я думаю, сейчас россияне вполне, украинцы тем более, ощутили то, что ощущают израильтяне во время интифады, или когда во что-то происходит в стране, вот эта вот постоянная тревога, что завтра может быть война, это страшное ощущение, поэтому я желаю всем мира и постараюсь уж как-то поднять настроение зрителям в концертах, если оно еще у кого плохое.

Михаил Джагинов: Не сомневаюсь, что вам это удастся, и это ваша природа и замечательный, конечно, дар. Очень надеюсь, что не наступаю на больную мозоль, но в отсутствие достоверной информации очень хотелось бы получить ее из первых уст. Вы планируете вернуться к работе над диссертацией, которую вы в свое время так благополучно начали, я так осторожно подступаюсь к этой теме…

Максим Галкин: Миш, вы знаете, вы не поверите, но вот кто меня все время убалтывает на эту диссертацию, это Алла, причем когда я ее спрашиваю: "Алл, ну зачем мне диссертация сейчас?", "Вот нужна. Может, профессором будешь". Я говорю: "Алл, ну вот ты представляешь, я такую жену как ты как профессор не потяну, честно". Я уже не говорю про дом. Вы вообще в курсе, сколько у нас профессора зарабатывают? "Ну ничего, — она говорит, — будешь с лекциями ездить". Но я же ответственный человек, это ж надо все вот бросить, и… А как же зрители?

Михаил Джагинов: И чинить велосипед.

Максим Галкин: Какой-то естественный перерыв, может быть, появится. Такой, значит, когда мне можно будет…

Михаил Джагинов: Но где-то на периферии сознания оно по-прежнему тлеет, да, что надо завершить начатое, как-то…

Максим Галкин: Едва тлеет. Но вот, Михаил, вы раздуваете.

Михаил Джагинов: Да. Извините. Максим, последнее. Хотелось бы закончить на высокой ноте. Может быть, какой-то экспромт, пародию, чтобы поднять нам настроение, людям, пережившим недавно войну.

Максим Галкин: Ой. Как-то вот вы увязываете это… я считаю, что самое лучшее — это прийти на концерт. Потому что все равно, вы знаете, у меня такое есть… Когда больше одного человека — это уже публика. Вы тут один. Надо было вам еще кого-то посадить, я бы тогда вот тут вскочил бы, что-то изобразил.

Михаил Джагинов: Вы знаете, вот за этим черным экраном, там много народу.

Максим Галкин: Я знаю, через экран я мог бы пообщаться со зрителями и сидя в Москве, я поэтому приехал сюда, чтобы пообщаться с замечательным израильским зрителем вот в залах.

Михаил Джагинов: А вы знаете, что у нас можно пародировать Путина вот на канале, и у нас не вырежут.

Максим Галкин: Слушайте, я вам так скажу. Владимира Владимировича я изображаю, вот как он пришел к власти, так я его изображаю.

Михаил Джагинов: Да, с двухтысячного года.

Максим Галкин: Поэтому, ну скажем так, ничего в этом оригинального нет. Я и ему его показывал, он смеялся.

Михаил Джагинов: Ну у вас хорошо получается. Многие хотят, но получается не у всех.

Максим Галкин: Ну что, я даже не знаю, что вам сказать. Может быть, из последних анекдотов. Вы бы хоть меня предупредили, что будете что-то спрашивать.

Михаил Джагинов: Ну это же экспромт, Максим.

Максим Галкин: Экспромт, экспромт. Хороший экспромт — это подготовленный.

Михаил Джагинов: Ну хорошо, не буду вас мучить. Зрителям больше достанется на концертах.

Максим Галкин: Да. Но я хочу сказать, что я когда в первый раз приехал в Израиль, я подумал, что лучше рассказывать анекдоты. Про политиков, про нашего президента. И я хочу сказать, вот говорят — юмор устаревает. Вот есть вещи, которые с каждым годом становятся все актуальней. Я когда-то первым рассказал анекдот про Владимира Владимировича, со сцены. И он, вы знаете, я его сейчас вдруг вспомнил, я его не рассказывал долгие годы. Сейчас вдруг вспомнил, а народ смеется, как будто я его сейчас придумал.

Михаил Джагинов: Ну давайте оценим степень его…

Максим Галкин: Ну старый анекдот, вы его знаете. Просто в связи с последними политическими событиями, санкциями, перепугавшимся Обамой… Меркель, которая, значит, тоже как-то так… там тоже жмется… по углам. Помните, когда Владимир Владимирович ночью встал с кровати, пошел на кухню. Ну, чего-то проснулся, вот, пошел на кухню перекусить. Открывает так резко холодильник, а там на полке холодец дрожит. Он говорит: "Не бзди, я за сметаной". Понимаете, вроде бы еще не за ними мы пришли, но вроде бы все уже немножко вот так, как тот холодец.

Михаил Джагинов: Напряглись.

Максим Галкин: Да. Так что вот…

Михаил Джагинов: Максим Галкин в Израиле! Двадцатое октября, это завтра, Беэр-Шева, Двадцать первое, вторник, Ашкелон, двадцать четвертое, пятница, Хайфа, двадцать пятое, суббота, Ришон ле-Цион, двадцать шестое, воскресенье, на посошок, в Тель-Авиве.

Максим Галкин: Во! А? Как звучит!

Михаил Джагинов: Максим Галкин, большое спасибо, огромное удовольствие с вами общаться, и я вам желаю всего доброго, чтобы ваши дети выросли в свободной, мирной и благополучной стране.

Максим Галкин: Всегда готов!