Но все некогда было. Ему — некогда было. Сергей Бавли живет так быстро и стремительно, что угнаться за ним столь же непросто, как сесть "на колесо" Усейну Болту. А выцыганить пару часов на интервью — дело почти столь же безнадежное, как шансы сборной Израиля по футболу попасть в финальную часть чемпионата мира. Но мне Фортуна улыбнулась, и я принялся черпать из этого рога изобилия полной ложкой.

— Мы говорим "история Израиля", подразумеваем Шимона Переса. Мы говорим "история русскоязычной журналистики Израиля", подразумеваем Сергея Бавли. Бюст на родине героя еще не установили, в натуральную величину?

— Во-первых, вы преувеличиваете мою роль в русскоязычных израильских СМИ. Я ведь начал работать в Израиле практически на стыке веков, в 1998 году. А журналистику эту делали Макс Лурье, Анна Исакова, Лазарь Данович, Леонид Луцкий, Сергей Подражанский, многие другие, чтоб ненароком никого не обидеть. Патриарх — Михаэль Гильбоа. Особняком — Эдуард Кузнецов. Мы с Володей Бейдером появились позже. Хоть скромно и отмечу — свою роль, надеюсь, сыграли не фальшивя. Володя продолжает на заданном уровне. Многие, очень многие уехали. В Россию, на Украину, в Белоруссию, в Латвию. Это — отдельная тема.

— А если без шуток, вы работали в самый пик, сок, смак, цимес, расцвет русской журналистики в Израиле, когда тиражи зашкаливали за сто тысяч? Расскажи сегодня такое — не поверят, сочтут за датчанина. За Андерсона. Ганса-Христиана. Ну и как это, быть властителем дум, инженером человеческих душ в отдельном взятом Израиле?

— Таков был "Миговский" тираж на пике популярности издания. Популярность проявлялась по-разному. Старики шли в редакцию, как в редакцию старой коммунистической "Правды", с просьбой разрулить какую-то ситуацию, казавшуюся им несправедливой. Я им так и объяснял: "Мы — не газета "Правда", у нас нет административного ресурса печатного органа ЦК КПСС". Не понимали и обижались.

Но вспоминаю и всегда буду помнить, как на выходные мы ездили на редакционном мини-автобусе по городам и весям Израиля, где за уикенд проводили по две встречи с читателями в местных клубах, ночью отдыхая в кибуце, предусмотрительно зарезервированном для нас заранее. Попадание в такую бригаду почиталось за особую честь, отбирали наиболее популярных журналистов. Мы, как горячие гастролеры, собирали полные залы! Нас часами не отпускали и... приносили пироги собственного изготовления. Хорошо пекут еврейские пожилые дамы, я это, впрочем, и раньше знал, но тут — особенно приятно. А ночью в кибуце звучала гитара Макса Лурье. Право слово, ради всего этого стоило постараться.

— Самая любимая журналистская байка Сергея Бавли времен Израиля?

— В Израиле смешная история произошла во времена еще журнала "Мигньюс". Мы сдавали его по средам. То было в прошлом веке. То есть приезжал поздно вечером посыльный на мотоцикле и забирал дискету. Доделывать последние штрихи оставался узкий круг во главе с Максом.

Из тех ребят никого уже в "Миге" нет, никого, надеюсь, не подведу, покаявшись, что журнал мы тепло провожали в последний путь в типографию. Хорошо еще, что это был еженедельник. Смуглолицего посыльного мы уже прекрасно знали. Он приехал, когда на столе было уже накрыто, в одноразовые стаканы до краев налито.

Макс с графиком и литредактором что-то доделывали. Я звал их из смежной комнаты к столу. Любезно предложил посыльному. Тот неожиданно согласился. Я взял стакан и потянулся за пивом. Неожиданно паренек гордо сказал: "Если я уж буду пить с моими русскими друзьями, то, естественно, водку".

Я несколько испугался даже и плеснул ему чуть-чуть "Голда". Тот заметил, схватил полный стакан нашего графика и бодро выпил до дна. Слегка порозовев, гордо сказал мне: "Вот видишь, ничего страшного". С этими словами парень рухнул на пол.

Возникла паника. Друзья-коллеги наехали на меня: "Ты же медик, сделай что-нибудь". Что я мог сделать, располагая из всех медикаментов разве что еще водкой? Ведь принцип "подобное подобным" тут явно не подходил. Нам грозил срыв номера и последующие объяснения с боссом. К счастью, после пары пощечин и порции холодной воды парень оклемался.

А в России со мной приключилась такая забавная история. Ежегодно проводится Всероссийский Форум "Россия — спортивная держава". А в рамках Форума — журналистский конкурс на лучшие работы в нескольких номинациях. Представительство высочайшее, вплоть до того, что Дмитрий Анатольевич Медведев, будучи президентом, посещал.

Министры, депутаты, главы регионов, президент ОКР, телевидение, естественно. Я в Москве на Форуме победил. Посмотрев в очередной раз фотографии награждения, где я стою вместе с Лужковым, тогда еще мэром, мой отец спросил: "А за всех, кто на снимке, примутся?" Но это к слову.

Через год — новый Форум, в Сочи. В шикарном гранд-отеле "Поляна". Я приглашен. Очевидно, как лауреат предыдущего конкурса. Со мной наш финансовый директор, очаровательная женщина, беспокоившаяся, чтоб я достойно представлял наш издательский дом, в смысле — пиджак отпарить и т.д.

Она мне постоянно повторяла, чтоб я вовремя переоделся. А я ей объяснял, что два года подряд один журналист, да еще и не московский, питерский, победить не может. Награждение почему-то утром, так удобно телевизионщикам. А накануне вечером я встретился с друзьями-коллегами из Москвы. Тепло встретились, с купанием в открытом бассейне, хоть был и крытый, пусть и Сочи, но в горах, ночью до нуля.

Утром встал как-то и пошел кофе пить. Кофе там великолепный. Я в пижамных штанах, сабо такие с дырочками на босу ногу, из обувного магазина на улице Алленби, великолепная вещь! И тут прибегает наша Оля с криками: "Тебя награждают". Я в чем был захожу в зал, поднимаюсь на сцену, трехкратная олимпийская чемпионка, директор департамента по общественным связям ОКР Маша Киселева, в изумлении глядя на меня, на ухо шепчет, дескать, здоров ли я психически (это в вольном переводе), а камеры работают, фотокоры щелкают... Перезаписали потом, но фотографии те по "Фейсбуку" гуляют.

— Про Шимона Переса. Вы в СДЗД — духовный авторитет. Типа, Шимон Перес такой. Как вам с молодыми-то работается? Вы их или они вас "строят"?

— Это — дело обоюдное. Наверное, у меня это уже старческое, но возиться с одаренной молодежью обожаю, а она в наших краях водится. СДЗД за эти годы помолодел в разы. И я уже на Олимпиаде и других крупных международных турнирах выгляжу дедушкой в бригаде нашего издания.

Стараюсь не отставать ни в чем. Скупаю все новинки: гаджеты, планшеты, айфоны, чтоб не сказали, дескать, старикан-то в прошлом веке застопорился. Мне 59, а на работу доводилось брать 18-летних. Но иногда отступаю под напором возраста. Вот пару дней назад проводили презентацию нашего альманаха "Формула Сочи" (перед гонками). Проводили в картинг-клубе. Приехали наши молодые ребята, гонялись на картах. А телевизионщики предложили и мне сесть. Увы, отказался.

— Краем уха слышал, что к вам в Питере, в редакцию, народ идет, как к гестаповцу Рольфу из "17 мгновений весны", за таблетками. И что вы их там лечите чем-то израильским. Нет?

— Израильским, израильским. "Дексамолом". Заходит ко мне редактор отдела футбола. Красный, мокрый и говорит, что сегодня еще доработает, а уж завтра — шансов нет, тридцать восемь, грипп. Ну, я и дал ему "дексамол", предупредив, что побочное действие препарата, изготовленного в Израиле — непреодолимый позыв на сионизм. А на следующий день он выходит и смотрится огурцом. Это произвело впечатление. Когда через месяц ко мне зашел кто-то из ребят и спросил, нет ли у меня препарата для производства сионистов, я не сразу понял, о чем речь. Теперь уж привык.

— Про то, как Бавли говорил на иврите в Израиле, до сих пор легенды ходят. Иврит катан, матос этмоль, ани теудат зеут. Тем не менее в вашем творческом багаже интервью со знаменитым баскетбольным тренером Цвикой Шерфом, и, подозреваю, не только с ним. На каком языке общались? Судя по интервью — находили общий язык?

— С Цви общались на иврите. Начиналось все с Юли Тамир — на тот момент министра спорта, культуры и чего-то еще. Она презентовала команду олимпийцев Сиднея, а в ней — ни одного человека, не говорившего по-русски. И журналистов позвали из русскоязычных СМИ. Посидели, чайку с пирожными попили-поели, поговорили. Расходимся, ко мне подходит пресс-атташе Юли Леша Лоренцсон и гордо сообщает, что для меня одного договорился с министром об эксклюзиве. "Ты, — говорит утвердительным тоном, — на иврите-то можешь?" "А то", — отвечаю. А я в стране без году неделя. "Только, — говорю, — Леха, должен я хоть одну сигаретку выкурить".

Получил добро. Быстро составил в уме три вопроса, решив, что главное — их не забыть. А ответы министра ребята в редакции переведут. Захожу, спрашиваю. Юли отвечает долго, очень долго. В паузе я вставляю второй вопрос. Ее ответ я даже не слушал, я в уме вопросы свои повторял. А у нее на лице заметно удивление. Но отвечает снова долго. Я — третий вопрос. Тут уже просто изумление в глаза бросается.

Ответив, Юли спрашивает, давно ли я в стране. Наврал, что меньше полугода, чувствовал, что нуждаюсь в индульгенции. Она потеплела, сказала, что иврит у меня просто блестящий. В редакции ребята долго хохотали. На мой второй и третий вопросы Юли подробнейшим образом ответила еще после первого. А потом уж и с Биби на обеде общался, и с Пини Гершоном, да со многими. Просто не робел, не стеснялся, честно предупреждая, что работаю в русских СМИ, такая вот картина.

— Вы в Питере входите в "израильский клуб"? Это правда, что там, за рубежами нашего бескрайнего Израиля, все израильское видится в некоей романтической дымке?

— Нет. Никакого такого клуба, даже виртуального, в Питере нет. Здесь вообще не принято касаться национальности и всего, что с ней связано. Особенно в кругах интеллигенции. Романтики тоже нет. Легенды слагают об израильской медицине.

— Тут у нас о ситуации в России говорят примерно так, как моя теща говорила о ситуации в Израиле, пока не приехала сюда в гости в первый раз. Мол, в Израиле там чуть ли не каждый день взрывы рвутся, а в России народ чуть ли не последний огурец без соли доедает под гнетом санкций? Это я вот к чему: слухи о чуть ли не массовой иммиграции интеллигенции, это как, слухи?

— Слухи, конечно. Во-первых, санкции пока, во всяком случае, ощутимы только по телевизору. О них говорят. А на прилавках — все в прежних объемах и во всей ширине ассортимента. Пока вообще никто не понимает, что это за санкции на практике.

— Сергей Яковлевич, а ведь во всем вы и виноваты. Как вы нас покинули, так и прекратили играть в Израиле Кубок Первого канала по футболу. Возвращать турнир в наши палестины не желают?

— Видимо, если и желают, то не очень сильно. Не тот тренд. В этом году ведь играли четыре ведущих клуба России и Украины в Израиле — резонанса не было. Да и вообще — все поняли, что турниры в межсезонье — как-то не получается. Подготовка к сезону и выяснение отношений на серьезном уровне — не сочетается это. Иное дело, что в Израиле отменные условия для зимних сборов. Это в России понимают и учитывают.

— Еще один вопрос, который у нас тут лихо и страстно дебатируется. Чемпионат мира по футболу заберут у России?

— Нет, конечно. Это исключено. ФИФА — это совсем не ЕС. К чему им политика? Как Россия проводит крупнейшие спортивные форумы, мир убедился в Сочи. О чем еще мечтать? Ведь чемпионат мира по футболу — это не только сборные 32 стран и множество матчей. Это десятки миллионов болельщиков-туристов и трансляции на все континенты. Это организовать надо! А Россия — это гарантия.

— Спорт и политика — разве они могут сосуществовать друг без друга?

— "Спорт — это политика, составная ее часть", — сказала мне как-то бесконечно мною любимая олимпийская чемпионка, парламентарий и потрясающая женщина Света Журова, которая постоянно помогает мне в работе, низкий ей поклон. Но все хорошо в меру. Спорт нередко берет верх. К счастью.

— Вы ведь были в Сочи, на Олимпиаде, правда? Было здорово?

— В Сочи я впервые (в смысле — по работе впервые) прилетел в десятом году. Уже был готов шикарный международный аэропорт. В начале двенадцатого года мы (с группой коллег) впали в отчаяние (а я летал туда регулярно), поняв, что ничего к Олимпиаде не будет готово.

Отчаяние было недолгим. В середине тринадцатого года, когда министр Виталий Леонтьевич Мутко, по-моему, живущий преимущественно в самолете, особенно в предолимпийский период, еще говорил о том, как много нужно сделать, стало совершенно очевидно: оргкомитет значительно опережает график.

"Любую Олимпиаду отличает запах свежей краски", — повторял мне многоопытнейший спортивный комментатор, мой друг Геннадий Орлов. В Сочи этого запаха не было! Там все было сделано с размахом и с запасом! Олимпийский парк — концепция двадцать первого века, эта модель — надолго. Как и медиадеревня для журналистов.

Первые дней пять среди западных корреспондентов, представителей МОК некоторых стран пытались отыскать какие-то блохи. Американская спортсменка фотографировалась на улице в бочке с водой, что, видимо, должно было означать отсутствие ванной. От обиды мэр олимпийской деревни Света Журова чуть не расплакалась. Я ее утешал, советуя не обращать внимания, все же знают, что санузлы — великолепные. Дней через 5 уже все высказывали восхищение, а к Свете с этим заспешили монархические особы.

— Я ничем иным кроме мистической игры случая не могу объяснить сумасшедший рывок олимпийской сборной России, на финише в Сочи буквально всех затаптывающей и по всем видам спорта. Вы как это объясните?

— В какой-то мере просто волею календаря. Но вообще, рывок россиян носил сенсационный немного оттенок. Мечтали-то о третьем месте после провала в Ванкувере. А здесь еще и справедливость восторжествовала. Наших лыжников норвежцы завалили дважды. Судьи молчали. Биатлонист двадцатого века Александр Иванович Тихонов сказал мне тогда: "Пока по морде бить не научатся в ответ, так и будет продолжаться". Обошлись без мордобоя, Саша Легков выиграл марафон. Наш литературный редактор и знаменитый журналист Кирилл Легков потом рассказывал: "На следующий день при заказе такси впервые 10 раз фамилию не переспрашивали".

— Я смотрю чемпионаты мира по футболу с семьдесят четвертого года? А вы с какого?

— С Англии, с шестьдесят шестого.

— Как по мне, так хуже мундиаля, чем две тысячи четырнадцать, для сборных СССР и России, еще не было. Нынешняя сборная — худшая всех времен и народов?

— Не знаю, слабейшая ли нынешняя сборная, иные и просто на мундиаль не пробивались. Но думаю, да, очень неудачная команда. И выбора игроков нет. Беда просто. В клубах все на легионерах, а сборной-то каково?

— О своей врачебной деятельности еще помните? Когда последний раз в роли врача выступали?

— Для меня это очень серьезно. 4 поколения питерских врачей Бавли в позвоночнике — это сказывается на отношении к лекарскому делу. Так что я, однозначно, давно не врач. Но давление коллегам на работе измеряю, кое-какие советы по мелочам даю. А главное — пристраиваю их к друзьм-медикам.

— У вас с Владимиром Путиным — одна общая учительница. Байка или правда? Есть еще замечательные страницы в вашей биографии, роднящие вас с великими мира сего? Общие, скажем, внучатые племянники Кирова?

— У нас с Владимиром Владимировичем много общих учителей, потому что мы с ним — выпускники 281 ленинградской специализированной школы (химической). Где не пересекались. Школа-то — двухлетка. В ней — 10 девятых классов и 10 десятых. И все. Набор по конкурсу аттестатов лучших ребят города и области. А президент как раз на 2 года меня и старше, вот мы и не пересеклись. Классная руководительница Путина Мина Моисеевна Юдицкая, с которой я дважды делал интервью, проживающая в Тель-Авиве, мне-то как раз не преподавала. Она — "немка", а я английский учил.

С традициями школа. Коллектив учеников в ней в те годы, равно как и педагогический коллектив, — лучшее, что было в жизни. Мы и сегодня все держимся друг друга. Где б ни жили. Думаю, что умение Путина мгновенно, четко и точно отвечать на любой вопрос журналистов из разных государств — из нашей школы корнями.

— К слову, вы же с Владимиром Владимировичем почти коллеги. Вы ведь тоже боролись в молодости? Каковы были успехи?

— Увы, меньше, чем у президента. Мы и там могли пересечься, но тоже не склеилось. Он на дзюдо переключился, я же остался в самбо, где чего-то выигрывал по юношам и молодежи. Но учеба в медицинском очень уж мешала.

— Самое запоминающееся интервью в журналистской карьере?

— Надеюсь, впереди. Но выделю интервью с Александром Анатольевичем Ширвиндтом — ярчайшая личность. С Федором Бондарчуком в Израиле мы даже поругались в концовке, он резко очень отреагировал на мои слова о предопределенности его карьеры родительскими связями. И вроде поссорились. Много лет спустя захожу в Питере в безумно дорогущий итальянский ресторан, куда рядовые граждане ни ногой.

И я, естественно, не просто так, а по приглашению. Один из руководителей "Зенита" позвал нескольких человек обсудить сценарий готовившегося 60-летия легенды советского футбола и близкого моего друга Володи Казаченка. За соседним столиком Лучано Спаллетти спагетти откушивает. И тут входит Федор Бондарчук. Только бы, думаю, без скандала, ну не место совсем, не та публика. А он заулыбался, подошел, первым руку протянул.

— За министра финансов нашего, Лапида, не притапливаете? Вроде вы еще его батюшке помогали совершить парламентскую революцию…

— Тони я знал и ему симпатизировал. Как и Игалю Ясинову по сей день. Часть симпатий переношу на Яира. Но знаю, что некоторые мои друзья к нему относятся по-другому. Это мне не мешает, Израиль — страна демократическая, а уж наша старая и продолжающая стареть компания — тем более. Но немного настораживает. Я к их мнению отношусь с уважением и к тому же понимаю, что им на месте-то виднее. Разберемся!

— Сергей Бавли, и это общеизвестный факт, как и положено доброму питерцу, помешан на "Зените", где отработал врачом пару сезонов. Помешан настолько, что пошел дальше Шульца из "Летучей мыши" и назвал любимую собаку именем любимого клуба. Но мало кто знает, что Сергей Бавли давно и страстно любит еще один вид спорта, весьма экстравагантный для Израиля. Коньки на льду…

— Да, верно. Конькобежный спорт — это страсть, увы, практически никем не разделенная. Времена бешеной популярности коньков, к сожалению, миновали. Хотя... Быть может, сейчас они вновь набирают. Увы, России не хватает побед в этом виде программы, новых героев и героинь.

Вспомним, как выигрывала свою Олимпиаду питерская красавица Света Журова, промчалась по овалу, словно станцевала, а затем кокетливо переспросила: "Неужто я первая?". А затем уже по-хозяйски проехала круг почета, завернувшись в российский флаг. И затмила Роднину с ее слезой.

Но когда это было? И нет у нас пока новых Журовых, Куликовых, Скобликовых. Со Светой я 12 дней — всю конькобежную программу Игр — отработал в телецентре "Адлер-Арены" на родной наш Питер, как она мечтала, что Оля Фаткулина повторит ее успех, наследницей называла и преемницей. Увы. И Лидия Павловна на Олимпиаде страстно переживала за землячку свою из Челябинска, бедовую девчонку Фаткулина из Училища Олимпийского Резерва имени Скобликовой. Не помогло. Россия к Сочи построила лишь второй свой крытый каток. Мало.

[i]— Знаю, что еще не родился тот более или менее известный в Израиле русскоязычный журналист, кто бы, попав в Питер, миновал ваши объятия. Это они к вам как к гиду тянутся, или как к другу?/i]

— Да нет, просто дружба — понятие не географическое. И если она есть, то она уж есть. А уж тем более в эпоху "Фейсбука" и "Скайпа".

— Новости по Израилю откуда черпаете, из интернета или из социальных сетей?

— Отовсюду. И от друзей, в том числе. Руку на пульсе держу.

— В Питере знаю — просят. А в Израиле, просили автографы? Известность на "русской" улице, она в Израиле хоть в чем-то помогла?

— В Израиле просили, хоть и реже. Популярности добавили оба телеканала, "Девятка" и RTVi, а вот помощи от нее никакой в Израиле. Вообще, в Израиле, на мой взгляд, ничего по блату не получится. В России с этим "получше".