Химера совести
На самом деле отказников очень мало, это — “штучный товар”. Разве что резонанс в обществе они вызывают большой. Вот сейчас, 43 резервиста специального подразделения разведки написали письмо с отказом выполнять свои армейские обязанности, так как считают аморальным прослушку мирных палестинцев с целью их последующей вербовки путем шантажа. Да уж, впрямь, высокоморальными такие методы разведки и не назовешь, но, увы, такова реальность спецслужб во всем мире.
Что любопытно, израильский истеблишмент — как левый, так и правый, сплоченными рядами выступил против явления “отказничества” в армии. Да и общественной поддержки отказники не снискали. Так, в свое время — лет десять назад — даже Йоси Сарид (сам Йоси Сарид!) – символ несгибаемой левизны, помнится, осудил “левых” отказников. А спустя некоторое время Звулун Орлев, министр от правой партии религиозных сионистов однозначно осудил отказника “справа”, отказавшегося выселять из своих домов поселенцев. “Приказ командира – закон для подчиненного” – армейская реальность не оставляет места для совести.
Прошу прощения что в очередной раз подтверждаю “закон Годвина”, гласящий, что в любой дискуссии обязательно возникает ассоциативная связь с нацистской Германией. Но что делать, если эпоха нацизма служит для нас неким камертоном памяти! На самом деле, максима Гитлера: “Я освобождаю моих солдат от химеры, имя которой – совесть” взята на вооружение во всех армиях, хотя никто из военачальников никогда не сформулирует это с тем цинизмом, с которым это сделал фюрер.
И все-таки — не задавать себе вопросов мы не можем. Что мы, не евреи, что ли? Впрочем, вопросами личной ответственности за выполнение приказов, расходящихся с голосом твоей совести, задаются не только евреи. И у этой проблемы есть разные аспекты – не только моральные, но и юридические.
Нюрнбергский трибунал возложил на каждого солдата ответственность за исполнение заведомо преступного приказа. Но не аморального. С преступным все ясно, хотя порой грань между приказом преступным и просто аморальным чрезвычайно тонка.
И все-таки… На волне перестройки всплыла фамилия генерала, если не ошибаюсь, Колесникова, который отказался выполнить приказ о расстреле демонстрации в Новочеркасске в 1962 году. Заплатил он за это “по полной”. Движение отказников в Америке в свое время привело к окончанию вьетнамской войны. Уже на моей памяти был отказ заместителя начальника генштаба Российской армии генерала Эдуарда Воробьева возглавить вторую чеченскую кампанию, так как он считал аморальным войну против своих соотечественников. Генерал был немедленно уволен. Не знаю, верить или не верить, но сам читал, что даже в нацистском вермахте были отказники, которые отказывались участвовать в массовых расстрелах. И, что самое удивительное, их за это даже не наказывали. Хотя случаи такого отказа были единичными.
Так что, у наших отказников по моральным соображениям есть “предтечи” в самых разных странах.
С юридической стороной вопроса все ясно: отказался, нарушил закон, будь готов нести наказание. Мораль, увы, не всегда совпадает с законом. Недаром банальная газетная рубрика в советских газетах так и называлась: “Закон и мораль”.
Я уважаю совестливых людей больше, чем слепых исполнителей приказов. И уважаю… закон. Понимаю, что идейный разброд и шатания ослабляют армию. Недаром, в свое время тогдашний начальник “израильского ГлавПУРа” (ныне — депутат Кнессета) – генерал Элиэзер Штерн разослал документ, в котором говорится, что “отказ от выполнения приказа стоит на грани призыва к гражданскому неповиновению” и “укрепляет боевой дух врагов”. При этом он приравнял отказников “слева” к отказникам “справа” (хотя “враги”, чей дух укрепляется, вроде, разные).
Мораль и война, увы, сочетаются плохо. Но это вовсе не значит, что надо позабыть о совести, об убеждениях.
Я уважаю тех, кто готов отвечать за свои моральные убеждения, даже если я не согласен с их позицией. И в этом я парадоксальным образом смыкаюсь с человеком, который по всем параметрам является моим идеологическим противником и с которым, казалось бы, никаких идейных соприкосновений быть не может. А именно — с Моше Фейглиным. Он заявил на днях, что, лишая человека право на отказ, мы тем самым как бы делаем правомочными аргументы Эйхмана, который настаивал на том, что был лишь прилежным исполнителем приказов.
Человек должен иметь право отказаться от выполнения долга перед страной если этот долг вступает в противоречие с его долгом перед своей совестью. Но при этом он должен понести наказание за нарушение закона. И должен быть морально готов понести такое наказание. Это и есть мерило истинности убеждений. На днях я смотрел фильм “Главный бой Мухаммеда Али”. Великий чемпион по боксу отказался служить в американской армии по религиозным соображениям. Он был лишен титула чемпиона мира, лишен боксерской лицензии, то есть, фактически, возможности заниматься профессией. Ему грозила тюрьма, но он не отказался от своих убеждений.
Нынешним отказникам-разведчикам, насколько я понимаю, тюрьма не грозит. Они вообще практически ничем не рискуют. И это резко снижает моральный градус их решения.
Я и здесь согласен с Моше Фейглиным: за отказ — как “левый”, так и “правый” — должно полагаться достаточно суровое наказание. Так, чтобы перед человеком, который взвешивает такой шаг, стояла серьезная дилемм. Это одновременно выбило бы главный козырь из рук противников “отказничества” — сакраментальную фразу: “А если все начнут? Мы не можем допустить анархию в армии!”
Не беспокойтесь. Все не начнут! И анархии не будет. Миллионы советских граждан на кухнях возмущались вторжением советских войск в Чехословакию в 1968 году. Но только семеро вышли на площадь с протестом. И заплатили за это полную цену.
Признаюсь, я сам — далеко не герой. И в своей жизни столько раз говорил и поступал против своей совести и убеждений, что, может быть, именно поэтому испытываю особый пиетет перед теми, кто готов на жертвы ради своих убеждений.
Мои симпатии на стороне отказников. Только я их буду уважать еще больше, если они окажутся в тюрьме.
Мнение авторов публикаций может не совпадать с мнением редакции сайта
