x
channel 9
Автор: Сапир Слуцкер-Амран Фото: 9 Канал

Не зовите мою семью фашистами!

На демонстрации против войны в Газе мы стоим по разные стороны. У полиции это стало постоянным ритуалом: выставлять забор перед левыми -с одной стороны, и перед правыми — с другой. "Левые идут сюда, правые переходят на другую сторону дороги, — говорит офицер полиции в мегафон. — Никто не остается в центре, стоять посередине запрещено".

С другой стороны

Я стою на одной стороне, с плакатом в руках. Напротив меня — пожилая женщина, рядом ее муж. Женщина кричит, что мы вышли на демонстрацию в поддержку ХАМАСа и против ЦАХАЛа. "Что вы делаете? — ругается она. — Наши солдаты гибнут, а вы стреляете им в спину!?".

Эта женщина, живущая возле Газы, открыла буфет для солдат. В начале войны она с мужем оставалась дома. Но потом, когда в соседнем поселке нашли туннель, она перебралась в Тель-Авив. Они пришли сюда специально, чтобы выразить свой протест против демонстрации протеста левых –"эти снобы из Северного Тель-Авива первыми побегут отсюда, со своими иностранными паспортами, когда арабы ворвутся в нашу страну!". Она приехала сюда в юности, из Триполи, и другой страны у нее нет.

Люди "с моей стороны" кричат на нее. Они не видят, что ей больно, что ей страшно. Они могут скандировать хором, что они — не за ХАМАС, однако ее не переубедить — она считает, что "эти" сидят у себя в центре Тель-Авива, и "им" наплевать, что на ее дом летят ракеты.

Я не могу кричать пожилой женщине "фашистка". Не могу назвать "нацистом" ребенка, старше всего на пару лет моего брата. Просто не могу, и не понимаю, зачем это нужно. Поэтому я покидаю "свою сторону" и иду к "ним", чтобы поговорить. Я подхожу к этой пожилой женщине и говорю ей, что она напоминает мне мою бабушку. Я говорю ей, что понимаю, как ей тяжело, и что протестую не против нее. И что у меня тоже болит сердце за каждого павшего солдата — и за каждого ребенка, погибающего в Газе.

Пока мы разговариваем, вокруг нас начинают собираться люди. Они тоже пытаются выразить свою боль, кто-то повышает голос — и офицер полиции просит меня вернуться к "своим", потому что я — "с другой стороны". Я говорю ему, что просто разговариваю с людьми. Те, кто стоят рядом, поддерживают: "Все нормально, она не левачка". Офицер, постояв, и поняв, что дальше говорить не имеет смысла, уходит.
В конце долгой беседе я говорю этой женщине, чтобы она берегла себя, и что надеюсь, что все успокоится, и она сможет спокойно вернуться в свой дом. И самое главное, чтобы она поняла — я не против нее. Она улыбается, и неловко обнимает меня.

Здесь нет ничего необычного, я думаю, что там мы все и должны вести себя. Однако я чувствую, что часть из нас утратила способность сопереживать. Меня поражают люди, которые говорят, что они понимают, почему ХАМАС так ведет себя, и тут же добавляют, что они не могут понять молодых людей из забытых богом кварталов и стариков с юга страны, которые стоят на "другой" стороне. С одной стороны, они против расизма в отношении арабов, а с другой они кричат правым демонстрантам — выходцам из восточных общин — "Обезьяны, убирайтесь в зоопарк!" и "Успокойтесь, варвары!". Таких "крикунов" — меньшинство, но это меньшинство заметное.

Разговариваем сами с собой

Во вторник была еще одна демонстрация, "Мастера искусств против войны". Это была самая странная акция протеста из всех, виденных мною. Прохожая решила зайти за перегородку, поставленную полицией на площади Рабина. "Вы правая или левая — спрашивает офицер. -Не знаю, я просто хотела послушать.— Послушайте, если вы — не левая, то вам сюда нельзя. Вам нужно выбрать. Если вы — за левых, проходите, если за правых — ваша демонстрация на другой стороне дороги. По-другому никак не получится". Через пару секунд подходит еще одна женщина. Сцена, с небольшими изменениями, повторяется. Подошедшая подробно излагает полицейскому свои политические взгляды, и ту же спрашивает: "Так я, по-вашему, левая или правая?".

На контрдемонстрации правых — около 20 человек. Вначале пришли двое — с флагами Израиля, и еще один, со знаменем бригады "Голани". К ним подтянулись пожилая женщина, парень, живущий на юге страны, с плакатом "Солдаты ЦАХАЛа, мы гордимся вами" и несколько девочек с магнитофоном, из которого льется "Ми шемаамин ле мефахед".

Эйтан — отец солдата, который сейчас в Газе. Он не разговаривал с сыном уже пять дней. Эйтан, ведя собаку на поводке, взбирается на трибуну, откуда зачитывают имена евреев и палестинцев, погибших в ходе операции "Несокрушимая скала". Он хватает микрофон и кричит: "Пока я схожу с ума, потому что от сына нет вестей, вы тут проводите демонстрации!". Организаторы акции кричат ему в ответ: "Заткнись, убирайся отсюда!", пытаются столкнуть его со сцены. Полицейские выводят его, но через несколько минут мужчина возвращается. Возмущенный, он стоит возле заграждения. Эйтан говорит мне, что специально взял собаку своих детей, чтобы не сорваться в драку. Пять дней он не находит себе места из-за тревоги за сына, не может спать, не может работать. Эйтан услышал об этой демонстрации. Он надел армейскую майку сына, сверху — рубашку с длинным рукавом, чтобы его пропустили в "загон" для левых. Эйтану кричали "Ты — Кахане!". Он утверждает, что не придерживается правых взглядов. Он просто не понимает, для чего эта демонстрация? Почему нужно выйти на площадь именно сейчас? Мне кажется, его взгляды — легитимны так же, как и мои.

Эйтан говорит, что уже успокоился, но уверен, что ему не дадут слова. "Они хотят говорить сами с собой, в своем кругу". Я, наивная дурочка, думая, что ему с радостью позволят высказаться, подхожу с организаторам. Вот, мол, наконец-то есть возможность для диалога, мы ведь хотим вести разговор со всем народом, а не только с небольшой кучкой людей, которых и убеждать не надо.

Я ошиблась. После того, как Натан Зах, в самом начале, полчаса переливал из пустого в порожнее, он вышел на сцену еще раз — уже после того, как сообщили, что демонстрация закончилась. Я умоляла организаторов поторопить, чтобы успеть дать слово Эйтану. Забавно, но факт: люди, которые насмехаются над правыми за их слепую веру в правящий класс, ответили мне, что негоже сгонять со сцены лауреата премии Израиля.

Я ответила, что этот лауреат — на самом деле расист, который к тому же позволяет себе сексуальные домогательства. Впрочем, ладно, пусть устраивают шествия от зеленых лужаек Северного Тель-Авива, чтобы завтра о них написали в "Гаарец". Пусть пара десятков людей вновь ощутит себя просвещенными и справедливыми.
Что будет с нами, когда все закончится?

На акции в субботу возле тель-авивского "Ган ха-ир" демонстранты распылили перечный газ. В результате задыхались мы все — и левые, и правые. Двое детей, только что скандировавших "Смерть левакам", сидели на обочине и пытались откашляться. Я подошла к ним, чтобы удостовериться, что с ними все нормально. За минуту до ухода одна девушка крикнула в мою сторону: "Эй, а ведь это Сапир, дочь Михаэля! Классно, что пришла! Мы специально прибыли сюда из Оранит, чтобы поучаствовать в демонстрации. Ты же пришла на демонстрацию, верно?". Я ответила ей, что верно, я пришла специально, чтобы поучаствовать. "Подожди, на какую демонстрацию ты пришла? На нашу? Или ты левая???". Моя собеседница в момент побледнела. Приятная улыбка куда-то подевалась. Она начинает убегать от меня, как будто я болею чем-то страшным и вот-вот заражу ее. В эту минуту в моем телефоне, в семейной группе "Вотсап", без остановки идут фотографии в поддержку операции в Газе. Думаю, часть моих друзей без колебаний назвали бы моих родственников "фашистами".

Однако люди, с которыми я должна сейчас сидеть на субботней трапезе, имеют право на свое мнение — точно так же, как имею это право и я. И такое же право есть и у зеленщика на рынке, у преподавателя в моем колледже, у моих сокурсников. Но большинство народа Израиля, как мне кажется, думает иначе. Я могу стыдиться некоторых слов, которые говорят люди, я могу уехать в другую страну, но, в конце концов, это те, с кем я живу, и которых я не могу ненавидеть. И я не хочу их ненавидеть. Я не хочу отчаиваться от общения с ними, точно так же, как я не хочу, чтобы они отчаивались от общения со мной.

Не спешите покидать страну

Сейчас, как говорится, пессимизм тут правит бал. Я понимаю тех, кто устал и больше не может терпеть, но я умоляю их не спешить делать выводы. Отдохните, найдите в своем сердце ростки оптимизма — и возвращайтесь.

Я была на всех демонстрациях против войны. В мою сторону летело немало проклятий, и я продолжу получать бранные слова и дальше. Но мне намного обиднее, когда люди просто не хотят разговаривать со мной, не хотят выслушать меня. Чтобы продолжать идти своим путем, нам нужно меняться. Если нужно поступиться громкими лозунгами, чтобы начать нормально разговаривать, значит, это нужно сделать. Я готова терпеть унижения, только, чтобы новое поколение не считало врагами меня и моих друзей.

Сейчас трудно вести диалог. Никто не хочет слушать. Однако, похоже, большинство из нас не хочет быть услышанным. Вместо того, чтобы произносить громкие речи, осыпать аудиторию статистическими выкладками, нужно научиться смотреть в глаза человеку и понимать его боль. Трудно нам всем, ведь всем надоело жить по-прежнему.

Я не теряю надежды, потому что вижу неравнодушных людей, которые могут выйти на улицы, чтобы выразить протест. Сегодня они протестуют против нас, завтра они выйдут на демонстрацию вместе с нами — против властей. Этот день не так близко, как нам бы хотелось, однако и не так далек, как кажется нам сегодня.


Оригинал публикации


Мнение авторов публикаций может не совпадать с мнением редакции сайта

Автор: Сапир Слуцкер-Амран

comments powered by HyperComments