Я не специалист по авиакатастрофам и не буду вдаваться в техническое описание происшествия со злосчастным рейсом MH17. Насколько я могу судить о совокупности известных к настоящему времени фактов, их недостаточно для того, чтобы в судебном процессе указать конкретного виновника, а также лиц, создавших условия для совершения виновным лицом (лицами) правонарушения, скорее всего описываемого термином "причинение смерти двум и более лицам по неосторожности". Сказанное мной отнюдь не означает, что таковые факты не будут установлены ведущей расследование международной комиссией. Я как раз уверен в обратном. Истина (в юридическом понимании) будет установлена, виновники названы, ответственная сторона понесет ту или иную уголовную и гражданско-правовую ответственность.

Но это будет годы и годы спустя. Судебные разбирательства по таким делам вообще занимают много времени, а в данном случае органы, ведущие расследование, практически наверняка не смогут получить доступ к орудию преступления — ракетному комплексу, который выпустил ракету. Опять же, я скорее склонен думать, что со временем принадлежность этого комплекса будет однозначно установлена, и даже будут добыты какие-то материальные остатки. Но если это и произойдет, то произойдет не скоро.

Однако надо понимать, что в практике международных отношений установление "ответственной стороны" происходит задолго до судебного решения и на основе критериев гораздо более субъективных, чем это имеет место в суде. Политика — это "искусство сегодняшнего дня", и политические решения не могут откладываться до завершения формальных судебных процедур. Политики опираются в принятии решений не на "объективную истину", устанавливаемую судом, а на "бритву Оккама" — на диктуемое здравым смыслом умозаключение из известных на данный момент фактов.

На кого указывает совокупность фактов, известных о гибели рейса МН17, понятно всем, в том числе и тем, кто на словах яростно отметает самую тень подобных подозрений. Останавливаться на этом я не вижу смысла. Мне важно другое — то, что российские официальные структуры и должностные лица, а также представители организации, известной как ДНР/ЛНР, вне зависимости от имеющихся в настоящее время (довольно скудных) материальных улик, демонстрируют целый комплекс поведенческих особенностей, известных в криминалистике как "улики поведения".

Тут важно подчеркнуть — улики поведения не являются основанием для вынесения обвинительного судебного решения. И сам суд по делу о катастрофе состоится в лучшем случае через несколько лет. Однако улики поведения в уголовной практике играют существенную роль в определении конкретных направлений поиска объективных, материальных улик. В политической же практике в отсутствие исчерпывающей картины событий именно они являются одним из основных факторов, влияющих на принятие тех или иных решений — введение санкций, конфигурацию альянсов и т.д.

О чем конкретно я веду речь? Постараюсь чуть-чуть абстрагироваться от фактуры катастрофы МН17 и проиллюстрирую свои слова умозрительными примерами. Я думаю, что мои примеры вполне прозрачно будут прочитаны всеми, кто следит за событиями вокруг малайзийского "Боинга". Поскольку речь идет лишь об "уликах поведения", они совершенно не обязательно указывают на "настоящего виновного", они лишь влияют на того, в отношении кого будут сосредоточены основные подозрения, чьи действия будут подвергнуты особо пристальному анализу, во владении кого будут изыскиваться материальные улики и кто в конечном счете будет объявлен "ответственной стороной" в рамках политических процедур, предшествующих окончательному выяснению истины в рамках судебного разбирательства.

Представьте себе, что супругу вашего соседа или друга обнаружили убитой из охотничьего ружья. Представьте также, что с ними обоими вас связывали некие деловые или имущественные отношения — типа, вы были коллегами по работе, деловыми партнерами и т.д. Какие особенности вашего поведения вызовут пристальное внимание следователей и с высокой вероятностью сделают вас подозреваемым в соучастии, а то и в организации преступления? Например, в вашем аккаунте в социальной сети появится датируемая следующим днем после предполагаемой даты убийства запись: "Ну все, прикончили сучку!". Безусловно, такая запись может быть сознательно создана настоящим преступником с целью вызвать подозрения в ваш адрес.

Нормальной, не вызывающей ИЗЛИШНИХ подозрений реакцией невиновного человека является указание следователю на факт появления в вашем журнале записи, не созданной вами и явно "подставляющей" вас. Совершенно противоположное впечатление создается, если следователь сам обнаруживает такую запись в кэше вашего провайдера после того, как вы удалили ее. Еще более неприятные подозрения возникнут, если вы к тому же удалили множество размещенных в разное время фотографий вас или вашего соседа/друга, позирующих с охотничьим ружьем, предположительно послужившим орудием убийства.

Можно сколько угодно объяснять, что вы просто раньше не обращали внимания на эти фотографии, размещавшиеся в вашем журнале без вашего ведома, и, только узнав о трагическом событии, прозрели и удалили неприятные и лживые намеки. Никто вам не поверит. Факт злонамеренного вторжения в ваш журнал/сайт/аккаунт элементарно устанавливается специалистами, что полностью снимает подозрения в ваш адрес. Однако после удаления вами такого рода свидетельств на практике детальная проверка проводится лишь в процессуально необходимых случаях. До такой проверки следствие останется в убеждении, что это именно вы сами разместили подобные записи и фотографии в своем журнале и удалили их с целью сокрытия улик.

Точно такой же негативный эффект вызывает излишняя агрессивность в отрицании самой возможности заподозрить вашего соседа/друга в убийстве его жены, а вас — в соучастии. Нормальный человек, столкнувшись с подобными подозрениями, естественно, чувствует крайнюю тревогу, но старается придерживаться линии поведения "рационального человека": "Тут какое-то недоразумение, гражданин следователь. Сообщите мне, если это процессуально допустимо, какие обстоятельства заставляют Вас так думать, и я уверен, что я смогу дать исчерпывающее объяснение, которое снимет подозрение." Любая агрессивность в отрицании самой возможности подозрений только их усиливает. "Да ты кто такой, начальник, чтобы про меня / про Мишку такое говорить? Знаю я вас, ментов — сам, небось, все "улики" состряпал, чтобы мою/Мишкину квартиру присвоить!" — так НИКОГДА не следует говорить.

Это абсолютно не значит, что сотрудник МВД не может подделать улики с целью присвоения квартиры. Просто ТАК вы лишь серьезно усугубите свое положение вне зависимости от того, имеете ли вы дело с продажным или честным ментом.

Еще одна классическая "улика поведения" — попытка дать происшествию многочисленные не связанные друг с другом истолкования, объединяемые лишь стремлением избежать наиболее очевидного истолкования уже известных фактов. Например: "Да почему Вы решили, что её убили? Может, она умерла от естественных причин неделю назад, а муж пытался её привести в чувство и с отчаяния всадил ей, мертвой, заряд дроби в грудь — ну, чтобы, там, шок вызвать. Или, еще скорее, что это её, суку, любовник убил. Он Мишкин дробовик украл. Мля! То есть у Мишки дробовика не было, а тот любовник купил дробовик, сделал в фотошопе фотки Мишки и меня якобы "на охоте", разместил их на моей страничке, а потом убил её, а нас подставил. И вообще у неё последние годы была депрессия. Может, она сама того..." Такой поток сумбурных версий, даже если вы приводите в их подтверждение какие-то аргументы, сам по себе выглядит обличением вашего неестественного состояния и стремления вместо разъяснения подозрительной череды событий просто отвести внимание следствия к каким-то маловероятным нагромождениям случайностей от самого очевидного объяснения случившегося.

Я мог бы привести еще множество подобных примеров незначительных в принципе странностей в поведении гипотетического подозреваемого в убийстве/соучастии, а также вполне реальных российских чиновников и вожаков ДНР/ЛНР. Каждая из них сама по себе малозначима — в суде в качестве улики такую странность не предъявишь. Однако их совокупность образует очень характерную картину, которая почти всегда позволяет опытному следователю определить то направление, в котором нужно "копать". Более того, совокупность таких странностей зачастую оказывается решающим аргументом, влияющим, например, на решение жюри присяжных о виновности/невиновности подозреваемого, — в том случае, разумеется, если материальные улики в деле имеются, но носят косвенный характер, однако отсутствует и алиби.

Возвращаясь к катастрофе рейса МН17, замечу, что вероятность скорого предъявления юридического обвинения в ней кому бы то ни было крайне мала. Однако для принятия политических решений зарубежными партнерами России тех косвенных улик и свидетельств, которые уже известны, более чем достаточно. И бросающиеся в глаза особенности того, как, какими словами, какими аргументами пользуются российские государственные деятели и чиновники для того, чтобы отстоять свою позицию, я уверен, играют очень существенную роль в формировании оценочного суждения западных политиков о степени ответственности России в катастрофе.

Понятно, что если исход расследования России уже не интересен и она готова к следующему уровню эскалации — все эти соображения роли никакой не играют. Однако права моя страна или нет, — она располагает лишь совершенно не достаточным экономическим и военным потенциалом для противостояния коалиции стран, превосходящих её в 20 раз по объемам ВВП. В запасе у российского руководства осталось, грубо говоря, всего три следующих хода в лестнице эскалации: локальный вооруженный конфликт, масштабная война и война с применением ядерного оружия. Ни один из этих шагов не сулит и тени надежды на победу.

Оригинал публикации

Мнение авторов публикаций может не совпадать с мнением редакции сайта