Спустя пару часов убедился в том, что у нас, в Хайфе, инструкции службы тыла выполняют буквально, скоро и качественно.

А вышло так. Поздно вечером позвонила соседка двумя этажами выше. Попросила спуститься с ней вниз, в бомбоубежище для нашего подъезда, посмотреть что там, и как. И можно ли там находиться, если что. Одной спускаться страшно, а мужа призвали на сборы резервистов.

Спустились. Увидели: бомбоубежище открыто, захады, дарагой! Соседка тут же звонит домоуправу. Он поясняет: ничего страшного, видимо, строительный подрядчик, что делал на днях ремонт здания и красил бомбоубежище, забыл закрыть дверь.

Теперь поясню: подрядчик был из израильских арабов. И все рабочие — оттуда же. Ничего не хочу этим сказать, просто поясняю. И напоминаю, что по правилам бомбоубежище должно быть закрыто. Наглухо. На ключ. И сверху на щеколдочку. И веничком подпереть.

И еще поясняю. Любой желающий, если бы хотел, мог зайти в убежище. В любое время дня и суток. И слона туда привести, если бы захотелось.

Хотя если строго по букве закона — сказали открыть, вот и открыли. Первый, кто скажет о невыполнении инструкций службы тыла, пусть бросит (тьфу-тьфу) камень.

Но ладно. Захожу в убежище. Пахнуло. Ассоциативная память тут же выдала, как хороший поисковик, воспоминания восьмилетней давности: июль, жара, вторая ливанская. Моя семья месяц просидела в этом убежище.

Зашел. Вижу: убежище плотно и качественно превращено в склад. Старая мебель. Все, что не нужно в хозяйстве, но жаль выбрасывать — все тут. Стулья, столы, диваны, матрасы. Хотя сразу после второй ливанской, помнится, было строго-настрого указано: все лишнее из убежищ убрать.

Соседка звонит управдому. Так, мол, и так. Нет того. Нет этого. Он отвечает: не волнуйся, через недельку мы рассмотрим этот вопрос.

Ну что же, давайте подождем. Неделька–то, по нашим, израильским меркам — не срок. Не месяц, чай. Как говорил Жванецкий: мне подождать? Я подожду. Лишь бы дети хорошо учились. И лишь бы не было войны…