Так случилось, что я не была знакома не только со знаменитым дедом, но и с отцом. Тем не менее побыла в сибирской ссылке, и только в возрасте шестнадцати лет узнала о смертельно опасном родстве. (Желающие узнать больше могут ознакомиться с составленной мной книгой "Мой дед Лев Троцкий и его семья. Личный взгляд. Воспоминания, материалы, документы". — М., 2013).

Более сорока лет я прожила в СССР, двадцать пять — в Штатах, теперь вот живу в Израиле, куда приехала вслед за сыном. Жизнь в Израиле даётся гораздо труднее, чем в Америке. А если ты к тому же не солидарна с иудаизмом, сионизмом и национализмом, то вообще хоть в петлю лезь.

А ещё и антисемитизм. Меня в Израиле посылали обратно в "мою Русию" много чаще, чем в СССР отсылали в "мой Израиль". А однажды, когда я кормила уличных кошек в скверике (там стоял тогда очередной палаточный городок очередных протестующих), молодая обитательница городка выразила сожаление, что Гитлер оставил меня в живых. Это лучше или хуже отрицания Катастрофы?

Была история, когда на маленькой иерусалимской улице (тоже при кормлении кошек) меня изводили мальчишки. Дело дошло до того, что за одним из них я погналась и почти догнала (это при моём-то возрасте и весе!). Тут вдруг я увидела, что окружена его роднёй (кажется, йеменские евреи). С перепугу я громко закричала, а они стояли и смотрели. Потом кто-то из мужчин махнул рукой и увёл их всех. Больше мальчишки ко мне не приставали.

Генри Киссинджер, как и мой дед в своё время, с большим сомнением высказывается о перспективах Израиля. Пришлось мне недавно прочесть статью израильского историка Александра Якобсона, который полагает, что палестино-израильские переговоры о "двух государствах для двух народов" прошли уже точку невозврата. По-моему, такая оценка для Государства Израиль ничего доброго не предвещает.

Тель-авивская газета "Новости недели" недавно в одном из своих приложений поместила интервью с неким известным в стране адвокатом, который в перспективах страны не сомневается. Далее этот адвокат даёт свои соображения по поводу Льва Троцкого и его семьи, которые я не смогла оставить без комментариев. Приведя цитату из Троцкого "Я предпочитаю умереть в Мексике как интернационалист, чем жить в еврейском гетто", адвокат продолжает: "Лучшая месть Троцкому — это его правнук Давид Аксельрод, религиозный еврей-поселенец. Другой его правнук пару лет назад иммигрировал в Израиль из России".

Да, Давид Аксельрод — мой единственный сын, из-за которого и я "потянулась" в эту страну. Что касается "другого правнука", то такового, по-моему, в природе не существует. Зато есть четыре правнучки — Вероника, Нора и близнецы Патришия и Наталья — это дочери Севы, внука Льва Давидовича по линии первого брака. Они живут на американском континенте (в Мексике) и опровергают сионистский тезис адвоката о "мести". Возможно, ещё кто-то из потомков деда остался в России, но сведений о них нет. Среди них — сын Льва Седова, старшего брата моего отца, которого тоже звали Лев, а в семье называли Люликом. После 1935 года (тогда ему было лет 6–7) следы его теряются. Если Лев ещё жив (что более чем сомнительно), то он — самый близкий мне родственник (не считая сына и внуков).

У меня на полке стоит русское издание книги Артура Херцберга "Евреи, сущность и характер народа". (Автор умер в 2006 г.) Есть в книге глава "Лев Троцкий — Бронштейн навсегда" (с. 213–215). Там много о том, что Троцкий ушёл из еврейства, и много ненависти к ушедшему. И там невежественные рассуждения о моём отце и его еврействе. Херцберг почему-то думает, что фамилия моего отца должна быть Бронштейн. Это не так.

Лев Троцкий не был формально женат на Наталье Седовой, моей бабушке. Сергей, мой отец, в первой анкете арестованного (1935 г.) в графе "национальность" написал "русско-еврейская", а во второй анкете (1937 г.) написал "русский" (таковым он считается и по еврейским законам). Кстати, в первой анкете об отце он написал "журналист-литератор", а во второй — "сын Троцкого, врага народа". (Cм. книгу: Сергей Седов "Милая моя Ресничка!.. Письма из ссылки" /М, 2006/. Чудом сохранившиеся письма Сергея к Ресничке /моей матери/ и документы о Сергее, найденные Мемориалом, позволили издать книгу о нём).

Я смотрела недавно телевизионную передачу с участием представителей Кнесета и Сохнута. Все они выражали надежду на то, что им удастся завлечь в Израиль молодёжь, а за ней и родители потянутся. Да, это проделал Сохнут с моим сыном, когда сыну было 18, — так и я здесь оказалась. Считаю деятельность Сохнута преступной.

Я прилетела в Израиль в конце сентября 2004 года, через несколько дней начался Суккот. На мой взгляд, это очень хороший праздник: и транспорт работает, и на работу ходить не надо. Весь Суккот мы с сыном пробегали в поисках квартиры для меня.

Тогда сын с семьёй жил в Бейтар-Илите. Сам по себе это очаровательный городок, населённый ультраортодоксами (на местном языке — харедим). Сын к этой части населения не принадлежит, тем не менее его семья очень ортодоксальна, и я хотела как можно скорее слинять оттуда.

Квартиры искали по газетным объявлениям. Пересмотрели много квартир, и я остановилась на последней — не потому, что она мне понравилась, а потому, что Суккот кончился.

Переехав, я выяснила несколько деталей, которых не заметила сразу: квартира освещается солнцем только 20 минут в день, а зимой она очень холодна. Но зато она в центре Иерусалима… С началом зимних дождей на меня стало надвигаться что-то вроде депрессии. Такого со мной не случалось даже в самые тяжёлые времена, каковые в моей жизни были.

С разрешения квартирной хозяйки я решила завести кошку. Из иерусалимского приюта для животных выбрала себе котёнка. Я и сама стала волонтёром этого приюта, и до сих пор остаюсь им. Через два года я подняла с асфальта рядом с урной крохотное мяукающее создание и принесла его домой. Квартирную хозяйку ни о чём не спрашивала. С тех пор живу с двумя кошками.

В той квартире я прожила девять лет. За это время произошло много разных событий, но все какие-то грустные. Потеряла много друзей: кто уехал к детям в Канаду, кто обратно домой в Россию, кто-то ушёл навсегда.

Хозяйские дети выросли, и мне пришлось освобождать квартиру. Мне к тому времени исполнилось 77 лет, условия выбора квартир и сами квартиры сильно изменились, а уж цены выросли чуть ли не вдвое. То, что сдавалось, никак и квартирами назвать нельзя: стена могла проходить между окнами или комната была треугольная. Дело осложнялось тем, что не все соглашались заполучить квартирантку с двумя кошками, а я расставаться с ними не собиралась.

Показывали мне и квартиры, сдаваемые очень небогатым туристам. Одна была в Мамилле в каком-то административном здании. Там совсем не было кухни, имелась только электроплитка и мойка для стаканов. Видела похожую квартиру недалеко от площади Давидка. Она очень маленькая, выгороженная из большой. Туда можно было вселяться только с чемоданчиком вещей — всё остальное я должна была бы оставить. Третья квартира оказалась более подходящей — пришлось выбросить только половину вещей, а оставшееся разместить как можно компактнее.

Хозяин не возражал против кошек, и они стали частью договора. Квартирка размещена в верхней части магазина и тоже имеет кучу недостатков. Зимой она продуваема с двух сторон, в душевой нет никакого обогревa.

Боюсь приближения зимы, ведь средняя температура в квартире зимой — 15 градусов. Бачок для подогрева воды находится внутри квартиры, а раковина — в уборной и наезжает на унитаз. Раковина, заменяющая кухню, по форме подобна изображённой на картине Ботичелли "Рождение Венеры" — попробуйте вымыть кастрюльку в такой раковине! Общая площадь квартиры вместе с душем — около 20 кв.м. Зато она в самом центре, на площади Давидка.

А теперь о договоре. Можете ознакомиться с его переводом в приложении. Полагаю, он никак не соответствует законам правового государства, — целиком стоит на стороне владельца и никак не защищает права съёмщика. То, что в договоре много неточностей, не так страшно. Страшно, что под любым благовидным предлогом меня могут с лёгкостью выдворить из квартиры.

Я обязана за свой счёт чинить всё, что сломается. Как я могу доказать, что было до меня и что сделали мои кошки? Кроме того, я должна каждый год добавлять в оплату квартиры к изначальной сумме в 3000 шекелей 10 процентов. Так что если я, не дай Бог, проживу ещё 10 лет, оплата удвоится, и это высосет все мои сбережения, сделанные в Америке.

Теперь о холодильнике. Он вровень со столом, и мне пришлось поставить его на постамент, так как я не могу разогнуться после того, как согнулась. К тому же холодильник перемораживает продукты. Такой же холодильник был у меня и в Америке 35 лет назад. Но там был и квартирный инспектор, которого можно было вызвать и пожаловаться, после чего обычно всё вставало на свои места. Такой договор, как мой нынешний, там был совершенно невозможен.

Я ещё сидела в Америке (значит, это было больше 10 лет назад), когда узнала, что в Израиле бурно обсуждается законодательство о долгосрочном съёме квартир. Оно обсуждается до сих пор, только цены съёма растут, а проблема стоит на месте.

Вот опять ведутся разговоры о повышении налогов. После 10 лет пребывания в Израиле я должна платить налоги на деньги, заработанные в Америке. От израильской системы Национального страхования я ничего не получаю, так как моя небольшая американская пенсия (я проработала в США 25 лет) превышает сумму, которую даёт упомянутая система со всеми её добавками.

У меня мало общего со взглядами моего деда Льва, но его неприязненное отношение к сионизму и убеждение, что еврейское государство на Ближнем Востоке не имеет перспектив, я разделяю.

Приложение: договор о незащищенной аренде квартиры, стр. 1, стр. 2, стр. 3, стр. 4.

Источник публикации: журнал-газета "Мастерская"