Пессимисты указывают на такую опасность, как поворот вспять потоков частного капитала из-за сокращения закупок долгосрочных активов ФРС США (Федеральная резервная система), а также трудности в проведении так называемых структурных реформ второго и третьего поколений и ограничения, связанные с необходимостью "подтягивать" темпы роста в непроизводственной сфере.

Оптимисты доказывают, что потенциал для быстрого роста все еще огромный — благодаря улучшению макроэкономических основ и ожидаемому распространению лучших технологий в развивающемся мире.

Так кто же прав?

Недавние события еще раз указывают на важность хорошего управления и чутких политических систем — тема, не раз обсуждавшаяся в исследованиях, посвященных долгосрочному экономическому росту.

Страны, которые долгое время казались успешными, такие, как Турция или Таиланд, внезапно столкнулись с препятствиями, относящимися к области управления и способности добиваться политического компромисса внутри страны. Возникающие при этом "разброд и шатания", без сомнения, представляют более весомую угрозу, чем действия ФРС.

Именно природой управления определяется, будут ли люди использовать свои таланты и энергию на инновации, производство и создание рабочих мест или на выколачивание прибыли и лоббирование политической протекции. И в этом отношении контраст между Египтом и Тунисом может оказаться предметным уроком на тему того, от чего зависит успех или неудача.

В Египте старый режим Хосни Мубарака, оказавшись неспособным к демократизации, рухнул перед лицом массового протеста. Выборы с низкой явкой принесли большинство голосов "Братьям-мусульманам", которые пришли к власти в одиночестве и продолжали игнорировать принципы хорошего управления, чем оттолкнули от себя всех, кроме наиболее ярых сторонников.

Отношением "Братьев" к управлению объясняется и хаос, который они устроили в экономике. Вместо попыток создать беспристрастные и компетентные регулирующие инстанции, они отдали все должности своим политическим приверженцам. К сожалению, произошедшее в июле военное вмешательство привело к власти очередной режим, неспособный выстроить стабильные институты, которые могли бы содействовать политическому урегулированию и привести к всеобщему росту.

Тунис — пример противоположного сценария: настоящий конституционный компромисс, поддержанный подавляющим большинством (что показывает соотношение голосов в Национальной конституционной ассамблее — 200 против 16). Если этот компромисс сохранится, то установится стабильность, рынок будет действовать, в Тунис пойдут инвестиции и туризм вновь начнет процветать.

Основное различие между двумя этими случаями — взгляд на систему управления, благодаря которому такой компромисс становится возможен. Такой взгляд предполагает гарантию, что система не будет работать по принципу "победитель получит все", а также общее согласие в вопросе о том, что регулирующие институты должны быть по возможности беспристрастными и работать в них должны компетентные профессионалы.

Длительный успех Китая иногда приводится как пример, опровергающий важность хорошего управления для результативности экономики. Китайский пример определенно ставит под вопрос жесткую взаимосвязь между многопартийной демократией и экономическим ростом.

Демократия — это, конечно, нечто самоценное, и она может быть желательна независимо от ее влияния на экономический рост. Но, в контексте эффективности экономики важно подчеркнуть, что есть огромная разница между диктаторскими режимами, где всю власть монополизирует один человек — наподобие Мубарака или президента Сирии Башара Асада — и Китаем, где существует конкуренция и соревнование внутри большой коммунистической партии. А в период после Мао страной правила именно партия, действующая как довольно широкий и меритократический институт, а не как вождь-автократ.

Отсутствие относительно независимых регулирующих учреждений и компетентного государственного администрирования — или, хуже того, диктатура одного человека — неизбежно ведет к затратности и неэффективности экономики, а в итоге — к политическим волнениям. Это верно даже в таких случаях, как Венесуэла, где большие нефтяные доходы некоторое время были ширмой для внутренней слабости. В сложной глобализованной экономике двадцать первого века для стабильно высоких результатов в экономике требуется "защитная броня" из хорошо функционирующих институтов, точка зрения которых не обязательно совпадает с мнением единственного лидера.

Например, для успешной экономики требуется относительно независимый центральный банк и компетентный надзор за банками без вовлечения в сиюминутные политические дрязги. Для нее также нужны регулирующие органы в таких секторах, как телекоммуникации и энергия, которые могут проводить политику в соответствии с общими целями, установленными политическим процессом, но при этом их должностные лица должны быть беспристрастны и осуществлять свои полномочия так, чтобы в конкуренции могли участвовать все желающие.

Когда решения по кредитованию, распределение государственных фондов, строительные подряды и ценовая политика отражают только сиюминутные и чисто политические цели, хорошая работа экономики становится невозможной — даже в странах с большими природными ресурсами. В странах, где таких ресурсов мало или вовсе нет, — и где инновации, эффективная конкуренция и акцент на производстве, а не на прибыли еще более важны, — отсутствие хорошего управления приведет к провалу еще скорее.

Все это подразумевает, что анализ определяющих факторов экономического успеха — тема не только для экономистов. Почему некоторые общества приходят к компромиссу, необходимому для сохранения независимого суда и современной регулирующей системы — и то, и другое необходимо для эффективной современной экономики, — в то время как другие до бесконечности повторяют узколобый подход к управлению по принципу "победитель получит все", ослабляющий государственную политику и подрывающий уверенность частного сектора?

Этот контраст наиболее резко выражен в развивающихся странах, но подобные различия существуют и в странах с развитой экономикой. Возможно, способность Германии добиваться социополитического компромисса — продемонстрированная вновь при формировании коалиции правых и левых после выборов 2013 года — явилась более фундаментальным фактором ее последних экономических успехов, чем нюансы финансовой и структурной политики, которая проводилась в стране для достижения этих результатов.

Оригинал публикации