Вчера утром позвонила непривычно взбудораженная подруга, тишайшая библиотекарша:
— Ты идешь?!
Я уныло призналась, что нет.
— Пойду обязательно! Что взять с собой, на случай, если заберут?
— Э-ээ... Черт, ну... воду возьми. Зарядку для телефона. Шоколадку. Светка, и книжку, книжку!
Она отмахнулась.
— Нафиг. Книжек мне без того хватает. В тюрьме надо наблюдать нравы. А что-нибудь... м-м... юридически важное?
— Конституцию, — буркнула я.
— Если что, к маме зайди. Я ей не сказала, куда иду. И не говори, что я в тюрьме! Ей вредно волноваться.
— Да какой тюрьме, окстись! Это КПЗ, тебя и держать-то там долго не станут. Тоже мне княжна Тараканова.
— Тюрьме! — упорствовала Светка, явно не желавшая расставаться с упоительными картинами героического будущего. — Короче, ничего ей не говори. А таблетки ее от давления в шкафчике на кухне, а если там нет, то у кровати под лампой. Она их постоянно теряет. И что-то еще... А! Как ты думаешь, может мне оставить очки дома?
— Да ты ж не видишь без них ни пса.
— А вдруг меня кто-нибудь стукнет? И разобьет?
— Иди в задницу. А еще лучше останься дома. И как, скажи на милость, я ей должна объяснять твое ночное отсутствие, если вдруг?
В трубке задумчиво засопело. Действительно, как? Убедить старенькую, но проницательную Марину Васильевну, что дочь вызвали на совещание в Министерство культуры? Засиделась в ночном клубе?
— Ну скажи... — неуверенно начала Светка, — скажи... может же у меня быть свидание.
— Гм.
— Это что за хамские намеки?!
— Нет, просто если сказать Марине про ночное свидание, она разволнуется гораздо сильнее, чем если узнает, что ты поперлась на митинг.
В общем, мы еще немного посовещались, и Светка отбыла к Исаакию принуждать ополоумевшую родину к пацифизму.
На площади было очень людно, шумно и нервно. Подруженция моя, дерзко сверкая очками, фланировала перед псами режима. Никто, впрочем, ее не тронул. Омоновцы — так даже, похоже, не заметили. Но когда она трусила в очередной раз мимо кучки взопревших стражников, то увидела, что на крайнего наскакивает разгневанная старушка, трясет пальцем и яростно клеймит имперские замашки Кремля.
— Мама?!!
— Светочка?!!
— Ваша?! — сварливо спросил умученный стражник.
— Мама, ты же собиралась к терапевту!
— Светочка, я не хотела тебе говорить про митинг, чтобы ты не волновалась, — смущенно пролепетала Марина Васильевна.

Оригинал публикации