В мае вышла в свет Альтернативная Антология Прозы, задуманная еще в 2007 году, "Но тогда, - говорит издатель и составитель Владимир Тарасов, - это не удалось".

Антология – по Брокгаузу и Ефрону – в переводе с древне-греческого: (досл. «собрание цветов, цветник», перен. «антология») — служит обыкновенно заглавием сборников избранных статей, стихотворений, изречений или афоризмов.

Я не случайно решила проверить значение этого слова, потому что сборник произведений Альтернативной Антологии Прозы, пожалуй, лучше всего отвечает именно такому - своему изначальному определению.

Произведения, судить о которых придется читателям, безусловно, в разной мере строгости, - очень трудно объединить, так же, как и личности самих авторов. Двое из них – Исраэль Малер и Моисей Винокур уже больше не напишут ничего. Малер ушел из жизни в 1997 году, Моисей Винокур – спустя 10 лет, в 2007. Творчество этих, казалось бы, современников настолько отличается друг от друга, насколько можно отличить людей разной расы по внешнему виду. Рассказы Малера – философские ("Притча Ариэля Шонберга"), пронизанные, с одной стороны, страшной реальностью зэковского быта, а с другой – верой, надеждой и любовью, хотя их сюжеты можно объединить под одним заголовком: "Безысходность". Недаром, цикл рассказов (или, правильнее - новелл) называется "Веры, Надежды, Любви". В нем как будто каждое слово выверено, нет ничего лишнего, афористично, кратко и точно: ""От сумы до тюрьмы. Все там будем. Век живи – век учись. Сегодня жив, завтра жил. Умри ты первым. Вот умру я". Будто подписал себе приговор автор.

И будто подхватил эстафету второй автор Антологии – Моисей Винокур, умерший вслед за Изей Малером через 10 лет. Проза этого автора не просто с оттенком эпатажа, она – сплошной эпатаж. Смешение трех языков, удивительные метафоры, эпитеты, гиперболы, - короче все выразительные средства русского языка с применением выражений на идише, иврите, арабском (в русском написании) – придают его роману "Дальние пастбища" невероятную цветистость, а разухабистая свобода употребления нецензурщины вызывает даже какое-то восхищение: такая свобода обращения с ругательствами на всех языках, что можно составлять отдельный словарь.

Уже познакомившись с этими двумя первыми авторами Антологии, я поняла, что сборник совершенно точно отвечает своему названию – афористичность и цветистость прозы предъявлены.

- Итак, - единого замысла нет? – задаю я вопрос Владимиру Тарасову.
- Единого замысла нет, кроме того, что все – израильтяне.

- Поэтому второе название антологии "Русский Израиль на рубеже веков"?
- Да, кроме того, здесь представлено творчество авторов от начала 90-х годов до 2010 года. Я отказался от известных имен. Я решил, что не буду козырять именами известных авторов, покинувших Израиль, такими как Юрий Милославский, Анри Волохонский, Леонид Гиршович…

Владимир рассказывает о невероятно сложном периоде подготовки к изданию Антологии, впрочем, об этом он очень ясно изложил в предисловии "От составителя": "Предложил одному издательству, другому – отказались. Ну, не хотите – обойдусь без вас". Кроме этих проблем, были, конечно, и другие: "Только примечаний к сленгу Винокура – больше 80-и, - признается он. - Над этим пришлось работать около двух месяцев. В его сленге элементы всех языков – иврит, русский, идиш, элементы тюркского, румынского, арабского".

Надо сказать, что издание Антологии Альтернативной Прозы выглядит так, как должна выглядеть любая, очень качественно сделанная работа, когда не видно узелков на оборотной стороне вышивки. Так и эта книга, изданная в твердой обложке, 400 страниц строгого формата, на отличной бумаге, на обложке - фрагмент инсталляции Владимира Тарасова "Организованное пространство", - замечательное издание и очень качественно сделанная работа.

Вслед за этими первыми двумя авторами в Антологии идет повесть Владимира Тарасова "Фрагменты посвящения". Проза поэта еще раз доказала, что Владимир Тарасов все-таки поэт: "Приходилось ли вам, находясь на Масаде, встречать восход солнца – будучи не у подножья горы, а наверху?.. Под тобой выползает из тьмы первозданной дикости пейзаж, огненный шар встает над древнейшим кряжем гор, внизу пылают мертвые воды, а за спиной – рассыпанные позвонки выщербленной столетиями истории!"

Или еще один чудесный отрывок из его "Фрагментов": "Алхимия жизни. Стабилизация сознания воздействием цвета… Белое солнце – сплетение ветра… Пускай о пустыне как-нибудь в другой раз, здесь я решусь на небольшое отступление в пользу выплеска красочных форм и цветных потоков оживающих пятен, в пользу дышащих ручьев этих красок, мне не забыть водоворот времени, ни с чем несравнимую его палитру…"

- И все же, - возвращаюсь я к разговору с Володей Тарасовым, - можно ли хотя бы определить жанры этих, таких разных авторов Антологии?
Тарасов легко соглашается: "Жанры можно назвать. Так, Исраэль Малер - это качественная поэтизация лагерных уголовных нравов с немножко искусственной тональностью, присущей русской литературе. Винокур – исповедь влюбленного с крушением всех очарований и автобиографичная, и с трагическим финалом. Тарасов (говорит сам о себе – прим. М. К.). - на всех уровнях - посвящение в жизнь, в творчество, в том числе, во все перипетии этой жизни, ни тени будничности – это проза поэта. Владимир Лубоцкий – лирическая работа художника, не писателя. Единственная его работа – "Дерево похожее на вишню" - очень поэтичное произведение, насыщенное эротикой. Ярослава Фаворская – у нее присутствие в двух параллельных мирах ассоциируется с фактом эмиграции, а с другой стороны, не имеет к этому отношения, потому что ее проза – фантасмагория будущего. (В Антологии опубликованы отрывки из повести Я. Фаворской "Возвращение" – прим. М. К.) Виктор Панэ (главы из романа "Нарукавники для журавлей") – не дает точного представления об авторе и разжигает интерес к нему. Люся Генсировская – в Антологии опубликованы два ее рассказа с элементами фантастики: "Чап" и "Куколка". Яков Пятигорский – у этого автора буйная фантазия, милая, невероятно смешная с колоссальной работой воображения, он может придумать все, что угодно".

Дав такую развернутую характеристику авторам Антологии, Тарасов озадачивает меня такой фразой: "Некоторых авторов, например, Фаворскую и в каком-то отношении Пятигорского объединяют определенные принципы психоделического перекраивания действительности".

Я не буду останавливаться на этом термине, авторство здесь принадлежит полностью Владимиру Тарасову, могу только сказать: те, кто откроет Антологию Тарасова и прочтут совершенно необычные по жанру, разные по стилю и вообще – абсолютно не похожие и ни с чем не сравнимые произведения перечисленных авторов, - я думаю, - смогут оценить и, возможно, понять этот термин "психоделическое перекраивание действительности".

Но напоследок: еще один вопрос к составителю: "Но почему же все-таки "альтернативная"?
Тарасов отвечает четко по пунктам: "Первое: она альтернативна любой антологии, которая могла бы здесь выйти; второе: она альтернативна той антологии, 2007-го года, которая задумывалась вначале и третье: я не иду на поводу у вкусов читателей. Собственно, третий пункт (отсутствие ангажированности) совпадает с первым".

Альтернативная Антология Прозы не характеризует "русскую" улицу Израиля, однако, как сказано – все авторы здесь израильтяне, добавлю – все произведения в Антологии – яркие и талантливые. Израильские авторы, пишущие на русском языке, станут, будем надеяться, в недалеком будущем невероятно интересным открытием для (дай Бог!) многочисленных читателей, умеющих ценить и понимать настоящую литературу.