Сегодня ночью проснулся с криком. "Что-то плохое приснилось?" – спросила проснувшаяся от  крика жена. "Да, приснилось, извини, что разбудил. Спи, спи..." Жена повернулась на другой бок и вроде бы заснула. А я заснуть уже не мог. Снова и снова вспоминал тот кошмар, который я уже давно не вспоминал. Это случилось в детстве, и потом я еще несколько лет заикался. Даже сейчас, когда волнуюсь, заикание иногда, как память из прошлого, возвращается ко мне... Сейчас, когда пишу эту заметку, закрываю глаза, и воспоминание всплывает, прорывается из подсознания, наполняет меня чем-то страшным, черным, заставляющим цепенеть от ужаса. Причем что удивительно, то что тогда произошло, помню отчетливо, до малейших деталей, как будто случилось это вчера, а не в далекие послевоенные годы, когда наша семья (мама, бабушка, сестра и я – отец работал на военном заводе на Урале) только что вернулась в Москву из эвакуации…

Зима. Небольшой грязновато-неухоженный двор в центре Москвы. Холодно. Очень холодно. Ледяной ветер налетает резко, порывами, чуть не сшибая с ног пятилетнего мальчика в стареньком пальто, шапке-ушанке, завязанной под горло, и валенках, к которым привязаны коньки. Стемнело. На улице ни души. Но мальчик упорно продолжает кататься на крошечном обледеневшем пятачке возле дома. Неумело разгоняется и проезжает метра два-три. Он замерз. У него разбиты коленки от многочисленных падений. Ему хочется домой. Но он не идет. Он боится. Мальчик боится лестницы.

В трехэтажном старом доме, где живет мальчик, страшная лестница. Железная, с холодными черными ступенями, круто, по спирали поднимающимися вверх. На лестнице почти никогда не бывает света. Так что подниматься и спускаться приходится наощупь, в полной темноте. Домоуправ, однорукий татарин по прозвищу "плохая мальчик", примерно раз в месяц ввинчивает лампочку. Но через два-три дня она исчезает.

Мама говорит, что лампочку вывинчивает сосед дядя Вася. Высокий, худой, с густыми спутанными волосами, падающими на лоб. Мама называет его "пьянь и антисемит". Что такое пьянь, мальчик знает. Это когда ходят и качаются. Слово "антисемит" ему непонятно. Мама на его вопрос отмахнулась: "Вырастешь – узнаешь", а сестра, которая училась в первом классе, внесла некоторую ясность: "Антисемиты – это которые нас не любят". Почему не любят, она тоже не знала…

Особенно страшное место под лестницей. Оттуда доносятся шорохи, непонятные звуки, иногда повизгивание. Сестра на днях сказала мальчику, загадочно щуря глаза и почему-то шепотом: "Ты знаешь, кто живет под лестницей? Крыса. Я ее видела. Большущая, черная, злая. И зубы вот такие", – сестра показала. Потом подумала и немного уменьшила расстояние между растопыренными руками. Теперь мальчик один боится идти домой. Он ждет кого-нибудь, с кем можно было бы пойти вместе.

Мальчик дождался. Через двор идет дядя Вася. Мальчик побаивается соседа. Особенно теперь, когда узнал, что сосед их семью не любит. Но лестницы мальчик боится еще больше, поэтому он неуклюже топает на расползающихся коньках вслед за дядей Васей. Сосед прилично навеселе. "А, это ты? – говорит он оборачиваясь, хриплым, прокуренным голосом. Ну, идем, идем". В голосе его мальчику слышится что-то недоброе, но отступать поздно. И вот когда они проходят самое страшное место под лестницей, дядя Вася неожиданно приседает, берет мальчика за кончики шарфа и подтягивает к себе. "Что? Попался, жиденок! Попался!" – Дядя Вася сжимает шарф туже и туже. Мальчику страшно. Ему трудно дышать. Изо рта соседа неприятно пахнет. От ужаса он не может признести ни звука. Сверху по железным ступеням слышатся шаги. Кто-то спускается. Сосед отпускает мальчика: "Ладно, живи пока, жиденок". Больно щелкает его по лбу и уходит. Мальчик еще долго не может шевельнуться. Ужас парализовал его.

"Сыночек, что с тобой? Почему ты здесь стоишь? – мама приседает на корточки, прижимает мальчика к себе. – Тебя кто-нибудь обидел? Это тебя дядя Вася напугал?" Мальчик по-прежнему не может произнести ни слова. Его словно парализовало. Тисками сжало грудь, трудно дышать. Наконец, он начинает плакать, судорожно, истерично всхлипывая, крепко прижимаясь к маме.

Прошли годы. Многие годы. Но детское воспоминание, повторяю, не покинуло меня и вернулось сегодня ночью. Мама (ее давно нет) рассказывала, что после того случая я долго заикался, стал нервным, кричал по ночам. Я всего этого не помню. Но иногда, неожиданно, в связи с чем-то или без, воспоминание опускается и окутывает черным облаком. Так, как сегодня ночью.

Прошли годы, и, слава Богу, сегодня евреи не те. Сегодня они могут за жида дать в морду. Вспоминаю замечательного актера Зиновия Гердта. Он прошел войну, был ранен в ногу и сильно хромал. После войны жил в Москве, и однажды, когда стоял за хлебом в продовольственном магазине, высокого роста амбал полез вне очереди, и Зиновий сделал ему замечание. В очереди в основном были женщины, и они испуганно помалкивали. Амбал отмахнулся: "Заткнись, жид пархатый!" И Гердт, маленького роста, щуплый и припадающий на одну ногу, подошел и врезал амбалу в морду. И такая уверенность, такая твердость и внутренняя сила была в этом маленьком человеке, что амбал отступил и встал в очередь.

Так же сразу, не вступая в разговоры, бил в морду за жида брат жены, назовем его Игорь, который последние годы жил в Израиле и недавно умер от "короны". Игорь по работе в бывшем Союзе постоянно ездил в командировки по стране, время от времени сталкивался с антисемитами и постоянно попадал из-за этого в милицию, потому что в молодости занимался боксом, и удар у него был нокаутирующий.

Лично я с антисемитизмом сталкивался в детстве, а став взрослым, если не ошибаюсь, только один раз, в Москве, причем в своеобразной, интеллигентно завуалированной форме. Я тогда окончил институт и собирался поступать в аспирантуру НИИ общей психологии. Причем в заочную. Задания мне давал ученый секретарь института. Как-то я, решив ускорить процесс поступления, предложил секретарю сдать досрочно кандидатские экзамены по английскому языку. Ему моя инициатива пришлась не по душе: "Не торопитесь, Лев. Всему свое время, – и добавил слова, которые меня задели. – Я думаю, впрочем, вы не виноваты. Виновата ваша неблагоприятная генетическая информация".

Возможно, я был не прав, но в то время для меня эти слова прозвучали примерно так же, как "жидовская морда". Я стал багровым и спросил у секретаря: "А что Вы скажете о генетической информации человека, портрет которого висит у Вас за спиной?" Там висел портрет Карла Маркса. Секретарь, в свою очередь, тоже покраснел и промолчал, но я понял, что на моем поступлении в аспирантуру можно поставить крест. Больше я в этот НИИ не пришел.

Во времена Холокоста нацисты уничтожили 6 миллионов евреев. Но теперь евреи не те, и   больше не будет второго Холокоста. О том, что теперь за жида можно получить в морду, говорят 168 дней (на момент написания заметки) войны Израиля с ХАМАС. 7 октября 2023 года нелюди-юдофобы, образно выражаясь, сказали израильтянам "жид" и зверски убили за один день 1200 евреев, и теперь за жида получают в морду. Убито 12.000 боевиков и ранено на порядок больше. Верно заметил немецкий писатель Макс Нордау (1849- 932 гг.): "Евреи добиваются превосходства, потому что им отказано в равенстве".

За жида теперь можно элементарно получить в морду.

Источник: "МАСТЕРСКАЯ"