В поисках ответа на вопрос о том, как государство Израиль оказалось в нынешнем положении,  как формировалась, становилась и укоренялась западная модель развития общества, которая и является корнем всех проблем (смотри предыдущую статью), я стал скрупулезно изучать новую историю Израиля.

Зная, что отцы-основатели государства были идеалистами, я решил восстановить картину скатывания в сегодняшнее состояние, начав с изучения национальных воззрений Жаботинского и Бен-Гуриона. Именно они и были лидерами двух соперничающих идеологий.

Начав с исторических очерков, документальных фильмов и публичных выступлений различных историков, я довольно быстро понял, что они продвигают свою повестку, свою интерпретацию истории, описывая ее сквозь призму своих политических взглядов в нужном для себя русле.

С этого момента я переключился на самостоятельную работу с источниками. Стал читать протоколы, статьи, публичные выступления, смотреть личные интервью с Бен-Гурионом и отснятый материал с Жаботинским. Сам. Без посредников. Я открыл для себе terra incognita.

Советую не верить мне на слово, а открыть для самих себя масштаб этих личностей. Забегая вперед скажу что понял: наша проблема не в недееспособности идеологии Бен-Гуриона или Жаботинского, а в искаженной интерпретации и, как следствие, в неправильной реализации их концепций и планов.

Цели сионизма

К своему удивлению я обнаружил, что у Жаботинского и Бен-Гуриона гораздо больше точек соприкосновения нежели разногласий. И Жаботинский, и Бен-Гурион были лидерами со сформированным взглядом на цели сионизма. Оба видели в создании будущего государства только первый этап долгосрочного плана. Вторым этапом должна была стать алия ("кибуц галуйот") евреев всего мира, а последним этапом – создание "образцового государства".

Из речи Жаботинского в Вене ("Великий сионизм", 1935):
___________________________________________________
"Создание еврейского государства не является конечной целью: еврейское государство – это только первый шаг в процессе осуществления высшего сионизма. После первого шага наступит очередь второго – возвращение нации в Сион, исход из рассеяния, решение еврейского вопроса. Истинная, конечная цель проявится только на третьем этапе. То, во имя чего, в сущности, существуют великие нации – создание национальной культуры, которая будет излучать свой свет на весь мир, ибо сказано: "Тора выйдет из Сиона".
____________________________________________________

Каждый из них видел это образцовое государство по-своему, но их этапы реализации сионизма тождественны.

Оба были уверены, что у евреев полное историческое и моральное право на строительство еврейского государства на Святой Земле. Это аксиома, абсолютная истина, не подлежащая опровержению. И тот, и другой верили в историческое и моральное право будущего государства на территорию, значительно превышающую сегодняшние границы Израиля. Так Бен-Гурион описал в статье "Наши границы и земли" (1917-1920) правильные, по его мнению,  границы еврейского государства:

"… северной границей Земли Израиля должна быть река Касимия" (Литани, нынешняя территория Ливана. На юге "граница Земли Израиля проходит гораздо дальше, по Египетскому ручью, то есть вади эль-Ариш".

Бен-Гурион был убежден, что восточный берег реки Иордан (Трансиордания) принадлежит будущему еврейскому государству:

"Мнение, которое иногда слышится даже среди сионистов, о том, что восточный берег реки Иордан — это не Земля Израиля, — основано на полном незнании истории этой земли и ее природы".

Оба считали, что будущее еврейское государство принадлежит евреям и арабам, проживающим в его физических границах, а также всем евреям диаспоры. Лидеры четко понимали, что арабы ни под каким предлогом, ни за какие уступки не согласятся с существованием еврейского государства.

Утопические настроения части сионистского руководства насчет того, что когда  арабы поймут, какие выгоды им достанутся вследствие создания еврейского государства, то с радостью согласятся  на мирное сосуществование, Бен-Гурион и Жаботинский называли наивными и чрезвычайно опасными. Поэтому до примирения арабов с фактом существования еврейского государства будет необходимо строить государство-крепость. Жаботинский, очерк "О железной стене", 1924 год:

"Покуда есть у арабов хоть искра надежды избавиться от нас, они этой надежды не продадут ни за какие сладкие слова и ни за какие питательные бутерброды. Именно потому, что они не сброд, а народ, хотя бы и отсталый, но живой. Живой народ идет на уступки в таких огромных, фатальных вопросах только тогда, когда никакой надежды не осталось, когда в железной стене не видно больше ни одной лазейки. Только тогда крайние группы, лозунг которых "ни за что", теряют свое обаяние, и влияние переходит к группам умеренным. Только тогда придут эти умеренные к нам с предложением взаимных уступок; только тогда станут они с нами честно торговаться по практическим вопросам. … Но единственный путь к такому соглашению есть железная стена, т. е. укрепление в Палестине власти, недоступной никаким арабским влияниям, т. е. именно то, против чего арабы борются. Иными словами, для нас единственный путь к соглашению в будущем есть абсолютный отказ от всяких попыток к соглашению в настоящем".

Бен-Гурион занимал более гибкую позицию, изображал готового к миру политика, но не тешил себя иллюзиями насчет истинных намерений арабов. Парадокс, но Жаботинский, ассоциирующийся с правым лагерем, признавал палестинцев народом. В то время как Бен-Гурион всячески отрицал это и видел в них только арабов, живущих в Палестине.

После становления государства, то есть внутреннего согласия арабов принять еврейское государство, Жаботинский, как и Бен-Гурион, были за полное равноправие между арабами и евреями и за участие арабов в политической жизни.

Расхождения

Жаботинский и Бен-Гурион расходились во взгляде на будущую экономическую и социальную архитектуру государства. Если Жаботинский был сторонником капиталистического подхода в экономике, то Бен-Гурион уверен в правильности социал-демократической системы. С течением времени их позиции видоизменились и сблизились. Так, Жаботинский на одном наряду с капиталистической моделью в экономике был уверен в необходимости предоставить социальную "подушку безопасности" слабым слоям населения.

"Мапай" под руководством Бен-Гуриона, в свою очередь, со временем отошел от  коммунистического романтизма в духе СССР в пользу социал-демократии и регулируемой рыночной экономики.

Жаботинский видел в будущем государстве гегемонию индивида как основополагающей ячейки общество, Бен-Гурион - коллектива.

Нередко отношения между ними накалялись и выходили за рамки политической полемики. Вспомним бен-гурионовское ругательство – Владимир Гитлер. Их полемика завершилась в 1940 году со смертью Жаботинского.

Да, каждый из них по-своему видел идеальное государство будущего и дорожную карту, ведущую к нему, но оба верили, что создание государства – только первый этап реализации сионизма. В конечном итоге многое из того, о чем мечтал Жаботинский, реализовал Бен-Гурион.

Неизвестный Бен-Гурион

И Бен-Гурион, и Жаботинский были выдающимися, историческими личностями. Жаботинский искрился разносторонними талантами и харизмой. Горький отзывался о нем как о явлении в литературе.

Если Жаботинский был непримиримым идеалистом, то Бен-Гурион – гибким, постоянно корректирующим свою стратегию политиком. По пути к конечной цели, которая оставалась неизменной, он, как настоящий виртуоз, нередко менял инструменты и подход, исходя из геополитической конъюнктуры текущего момента. Он был оппортунистом в хорошем смысле слова. Как хороший игрок, он держал карты у груди,  и было непросто предсказать его следующий ход.

Так сложилась легенда о миролюбивом дедушке, который согласился на решение ООН о разделе подмандатной Палестины на два государства для двух народов. Только вот сделал это дедушка не из веры в моральное право палестинцев на эту землю за счет евреев, а исходя из правильного анализа геополитической ситуации, понимания, что речь идет об историческом моменте, об игре с нулевой суммой. Либо сейчас, либо никогда. Он отлично понимал, что арабы не согласятся на раздел Палестины ни под каким предлогом, поэтому согласился на решение ООН, зная, что заработает легитимацию в глазах мирового сообщества.

В этом было его величие как государственного деятеля, лидера нации. Ведя гибкую политику, он получал гораздо большие дивиденды. Для него вопрос о легитимности права евреев на всю Землю Израиля не стоял. Так, после победы в Шестидневной  войне, будучи уже вне правительства, он радовался как ребенок и ни в коем случае, даже под предлогом мира, не считал, что будет правильным вернуть арабам Голанские высоты и Иерусалим.

Именно поэтому партия "Мапай" под его руководством не спешила с определением границ Израиля и не хотела принимать основополагающие решения, такие как конституция. Почему? Потому что государство Израиль, ни в 1948 году, ни в 1967 не было законченным проектом, а лишь временным плацдармом для приема будущих волн алии и выжидания возможностей для расширения границ. До тех границ, которые Бен-Гурион считал исторически справедливыми для народа Израиля.

Ввиду того, что Израиль принадлежит евреям всего мира, а не той небольшой группе, которая населяла страну тогда, решения в юридической плоскости предстояло принять будущим поколениям. Лидера такого масштаба я открыл для себя.

И последний штрих к величию этого человека. Когда была необходимость, Бен-Гурион решительно стоял на своем. За несколько дней до провозглашения независимости он оказался в меньшинстве в политическом руководстве.

Американцы устроили жесткий прессинг ему и его окружению, чтобы отложить объявление независимости и  ограничиться созданием автономии. Руководствуясь своими интересами, они убеждали его, что это будет концом сионистского проекта,  многовековой еврейской мечты.

Он выстоял, не побоялся пойти против американцев, их здоровой логики и опасений. В изнуряющем марафоне он вымотал и в итоге переубедил политическое руководство проголосовать за создание государства. В пятницу 14 мая 1948 года, в 4 часа пополудни все было завершено.

Спуск по наклонной

Со временем влияние Бен-Гуриона и Жаботинского стало нивелироваться новыми лидерами. Шаг за шагом второй и третий этапы сионистского проекта отодвигались на задний план. Главное заменили второстепенным. Концентрация на внутренних проблемах Израиля стала мейнстримом в долгосрочной повестке дня.

Сионистский проект постепенно ограничился улучшением благосостояния и безопасности жителей Израиля. Мол, будет здесь хорошо и безопасно, так и диаспора подтянется.  Исключением можно назвать правительство Шамира, который сделал немало для того, чтобы приостановить возможность еврейской диаспоры СССР эмигрировать в США вместо Израиля.

Шаг за шагом израильское общество отходило от сионистского  нарратива к западному. Капля за каплей западные ценности занимали все новые "территории" во всех аспектах жизни: в образовании, в экономике, культуре, в праве – и в итоге прочно осели в сердцах части  израильтян и израильской элиты.

Мы начали мерить хорошее и плохое по западным стандартам, стали космополитами, гражданами мира, индивидуалистами, политкорректными борцами за права слабых, сторонниками позитивной дискриминации. Оценивая жизнь сквозь призму этих ценностей, все больше израильтян начали задаваться вопросом о легитимности сионистского проекта как противоречащего этим ценностям.

Появилось желание изменить статус государства с еврейского на государство всех граждан. Появилось чувство вины за оккупацию – мол, все проблемы от победы в войне 1967 года. Так, теряя внутреннюю уверенность в свой правоте, Израиль скатился к Осло, впустил троянского коня Арафата.

Одновременно с этим проходил процесс утери связи с религиозными традициями и историей народа Израиля. Жаботинский и Бен-Гурион были светскими евреями, но они четко осознавали важность культивации связи с духовными традициями, наследием и еврейскими ценностями.

Нет необходимости быть религиозным евреем. Но понимание, что именно эти традиции и спасли еврейский народ от ассимиляции, жизненно необходимо. Современная элита Израиля, вместо того, чтобы облачить эти традиции в новые аттрактивные для молодого поколения формы, отмежевалась от них, видя в религии анахронизм. А это шаг к разрыву исторической цепочки.

На фоне утраты ориентиров, начертанных отцами сионизма, часть израильского общества перестала понимать правомерность продолжения сионистского проекта согласно его первоначальному плану.

Вопреки концепции  Бен-Гуриона, согласно которой "государство Израиль будет оцениваться не по его богатству, не по его армии и не по его технологиям, а по его моральному облику и человеческим ценностям" ("Об образе общества и государства", 1950), государство-образец стало ассоциироваться с хайтеком, экономической мощью и количеством Нобелевских премий.

Точка выбора

Ошибочно интерпретируя наследие Бен-Гуриона и Жаботинского, заменив главное второстепенным, мы вернули Израиль в состояние экзистенциальной угрозы. В то время как окружающие нас варвары, ведомые исламским фундаментализмом, ждут, когда мы саморазрушим себя, продолжая углубляться в утопию левого прогрессивизма и псевдогуманизма, мы продолжаем вести себя так, будто граничим с Лихтенштейном и Монако.

Мы должны решить, с каким мировоззрением желаем себя отождествлять. С агонизирующей пожирающей себя изнутри западной утопией, в идеологическом базисе которой лежит отрицание права евреев на свое национальное государство, или с возрождением сионистского проекта.

Для меня этот вопрос не стоит. Возвращение в повестку дня исхода евреев диаспоры и строительство образцового государства должно стать нашим ориентиром, нашей путеводной звездой. Завершу словами Бен-Гуриона из статьи "Об образе общества и государства" за 1950 год:

"Государство Израиль не похоже на другие страны мира и ему не разрешено довольствоваться удовлетворением текущих потребностей. Эта страна не создана благодаря лишь ее нынешним жителям и только для них. Она не только самоцель, но и средство исторического средоточия всей еврейской нации, и ее законодательство должно служить этому предназначению государства не в меньшей степени, чем существованию государства. Это предназначение можно определить в двух коротких стихах из Танаха: а. Сбор изгнанников ("кибуц галуйот"); б. "Возлюби ближнего как самого себя".